Изиду в Киеве любили такой вот — высокой, небесной любовью, и сейчас Саня ощущал себя частью Неба и частью этой любви.

— Смотри, смотри! — стоящий на одной из Подольских улочек пятилетний мальчишка в грязноватой рубахе ткнул пальцем в небо. — Это дракон!.. — сказал он без особого удивленья — в его возрасте не удивляются ничему и всему.

— Сам ты дракон, — сказал старший мальчик лет десяти. — Это аэроплан!

— А кто на нем летит? — спросил младший.

— Знамо кто, — со знанием дела ответил десятилетний житель Подола, — наша ведьма.

Когда пятнадцать минут спустя Саня вернулся в салон самолета, Изида напевала у штурвала:

— Потому, потому, что мы пилоты…

Гимназист впервые услышал, как она поет.

— А у вас голос такой… совсем как у певицы, — удивился он.

— Так я и есть певица, — сказала та. — Я раньше все время пела. Потом танцевала. Чего только не вытворяла, пока летать не пошла…

— И сразу стали первой!

— Делов-то! Не я одна, — дернула плечом пилотесса. — В Киеве всегда летали! Начиная с ведьм. Они и были по сути первыми летчицами. Как те начали, так и пошло… Здесь все были первыми! Может, потому, что даже у мужиков тут ведьмацкая кровь и их не простые мамки рожали. Может, все они были просто потомственные ведьмаки, и желанье летать у них было в крови…

— Вы… верите в ведьм? — Саня выпучил глаза, не веря.

— Да я и сама ведьма, — захохотала Изида. — И если кто тебе скажет, что первый наш самолет изобрел Можайский, плюнь и разотри, — проговорила она в свойственной ей энергичной и экспрессивной манере, — ты тоже можешь сколотить этажерку и сказать, что по твоему разумению она будет летать. Но самолет Можайского не взлетел и не мог, и это доказано… Первый летающий самолет изобрели в Киеве! Князь Кудашев с КПИ! И второй — его Игорек изобрел. И первый оригинальной конструкции, и первый проданный за границу — тоже он. И первый большой — он. И первую «мертвую петлю» Петя Нестеров в Киеве сделал.

— А вторую — вы, — напомнил Саня. — А правда, что вы с ним дружили?

Изида замолчала, глядя в небо перед собой.

— Знаешь, когда его назначили в киевский авиационный отряд и мы познакомились, ему было всего 26 лет.

— А вам?

— Ну, если по-честному, то 27. Представляешь, он мой кумир, а я — на год старше его!

— А когда он стал вашим кумиром?

— Еще когда мне 10 лет было.

— А ему было 9? — Саня никогда не отставал по арифметике.

— Все! Проехали… Знаешь, что самое смешное. Я даже летать раньше него научилась — на полгода. И сразу взяла мировой рекорд. Он смотрел на меня, как на какое-то чудо… Чушь. Запомни, это он мой учитель. Игорь и он. Но Игорь тогда уже в Питер уехал. А Петя… Он меня всему научил. Как он меня по небу гонял! Как муштровал… Он, как и Игорь, все каноны рушил, крушил! Все говорили — ни-зя с выключенным мотором планировать, а он это сделал. И я вслед за ним. Все говорили — нельзя в небе летать кувырком — а он им «мертвую петлю»! И я тоже. Трудно, что ли, если мы вместе тренировались? Я могла быть и первой, — призналась Изида. — Я меньше, чем он, сомневалась. Но это бы уже подлость была. Просто я знала, что это возможно, а он не знал. А то, что я сделала петлю раньше Лидии Зверевой, — так это по-честному, — внезапно скривилась она. Саня уже приметил, что Изида не жалует прочих авиатрисс. — Она на два года раньше меня летать начала. Но побоялась… А ты хоть осознаешь, что наш Петя сделал первый в мире таран?! У наших пилотов в начале войны никакого ж оружия не было. Пилоты друг в друга из пистолетов стреляли. А он бомбы метал. Да так метко, что немцы огромную награду назначили тому, кто Петю собьет. А потом он решил их таранить. Смотри! — выпрямленная ладонь пилотессы взмыла вверх. — У него был масенький такой самолетик — моранчик. А он подошел на нем сзади к большому альбатросу и ударил его сзади, — ладонь совершила пике и ударила воздух. — Альбатрос повалился на левое крыло и упал вниз… И Петя тоже упал. И погиб, — Изида шмыгнула носом. — Но все равно, это он совершил первый таран! Он, а не Гастелло.

Саня хотел было спросить, кто такой Гастелло (он всех наперечет летчиков знал, а про этого ни разу не слышал), но вдруг понял, что это неважно. Изида смотрела прямо перед собой, и лицо ее было подозрительно застывшим — такие всегда бывают у девчонок, когда они собираются плакать.

— Жаль, что Петр Николаевич погиб, — сказал он. — Может, не надо было таранить?..

— Понимаешь, он хотел доказать! Наше командование не видело в нас настоящей боевой силы. Считали, что мы почти циркачи. Даже «Муромца» по-настоящему на войну не пустили. А он мог бы им всем… И вообще, с тех пор только наши — наши русские летчики шли на таран! Какие там камикадзе-японцы… Немцы от нас до сих пор хренееют.

— И вы тоже ходили?

— Я — нет, — тихо сказала Изида. Несколько секунд она задумчиво крутила зеленый мешочек у себя на груди, затем спросила: — Хочешь, я тебе правду скажу, почему я на войну не пошла?

Саня серьезно обдумал ее предложение и кивнул головой.

— Из-за Пети. Это он был настоящий Король авиации. Он, а не я… И он погиб. А я… испугалась.

— Вы врете! — Саня тоже испугался тому, что ляпнул. Но как тут не вскрикнуть? Чего на свете могла бояться Изида, всего неделю тому осуществившая новый смертельный трюк?

— Взрослости, — сказала она. — Теперь они все старше меня. И Игорь. И Графинчик. А мне по-прежнему 25 лет.

— Моя тетя Ангелина тоже говорит, что ей 40. Хотя она на три года старше матери, — утешил ее Саня.

— Это не женское, — отмахнулась Изида. — Графинчик тоже Петин ученик, как и я.

— Евграф Крутень? Герой? Вы с ним знакомы?

— Да. Он — тоже настоящий герой. Хоть он сделал «петлю» на год позже меня. Но знаешь, почему он ее сделал? — и без того круглые глаза Изиды распахнулись, точно на нее снизошло озарение. — Чтоб самолеты врага поражать!.. Сначала морально — феерическим трюком. А пока те фигеют, сбивать их физически. Неважно, что ты делаешь… Важно зачем! Знаешь, почему Илюша упал? Думаешь, потому что он слишком тяжелый и на нем нельзя сделать «петлю»? Нет. Потому что он — не кокет. То, что я на нем сделала, когда поезд там тормозила, на нем тоже сделать нельзя. По всем законам. А он сделал! Потому что знал, мы спасаем людей. Так, малой, — озадачилась летчица, — у тебя ручка, бумажка есть? Быстро записывай то, что я сказала. Маша говорит, я часто говорю умные вещи, а потом сама забываю. Эту забыть нельзя…

— Какую?

— Важно не что, важно — зачем… Но я не виновата! Просто я из другого времени. Там нас учат другому — попсить, понтоваться, звездить. Нас учат быть богатыми, знаменитыми. А быть героями — не учат совсем. Меня просто не научили… Нет, я не оправдываюсь. Просто… Не зря, не зря меня Игорь пинал! И чего я так прикопалась к этой княгине Шаховской? Да и к Зверевой… Не важно, кто первый, важно — зачем! Если бы Игорь только был рядом…

— А кто такая Маша?

По-правде говоря, этот вопрос занимал Саню давно…

Пользуясь методом Ната Пинкертона и Шерлока Холмса (теперь он уже его перечитывал), юный сыщик собрал множество обрывочных сведений и даже записал их на бумажке.

Вышло вот что…

Маша — несказанно красивая рыжая дама. Точно не дура. Жила на Малоподвальной, 13. Разбила сердце господину с улицы Рейторской. Скрывается в монастыре. Дает жару. Не хочет помогать девчонке. Изида ей завидует. Девчонка ее боится. И по всему выходило, что Маша — такая роковая особа, что даже прекраснейшая Катерина Михайловна может померкнуть рядом с ней.

А еще — один лишь вопрос о Маше немедля произвел эффект взорвавшейся бомбы.

— Маша? Точно! Маша… — держа штурвал одною рукой, Изида быстро нащупала в кармане летной кожаной куртки большой слегка тронутый ржавчиной ключ. — Это мне Маша дала! — провозгласила она с таким торжественным видом, будто это был по меньшей мере бриллиант «Орлов».

«Дала ключ, — мысленно дописал Саня. — Очень ценный. От царской сокровищницы?»