– Вполне естественно, что ты не способен понять божьи стремления, – равнодушно заметила Маша. – Все твое естество противоречит Богу.

– Вы ошибаетесь, и ошибаетесь дважды, – возразил он с явным довольством. – Устремления вашего Бога мне понятны, и они не новы. Небо и Земля желают от нас одного, ибо истинная гордыня в смирении… Ваша же вторая ошибка заключается в том, что вы почитаете себя служительницей божьей. Но это не так. Но то ваши отношения с ним. Я желал видеть вас по иной причине.

– Сделать признанье, – сказала она. – Ты знал, что Акнир воспользовалась мной.

– Равно как и мной. – Даже не поднимая головы, Маша знала, что Демон улыбается. Точнее, она так полагала. – Но вы сами принесли мне подброшенную ею тетрадь с формулой Бога. А я умею считать.

– Ты высчитал будущее?

С саркастичной усмешкой ее спутник слегка приподнял шелковый черный цилиндр, приветствуя ее первый заинтересованный взгляд. Он выглядел сущим франтом: бобровая шуба, белый шарф, черная жемчужина на галстуке, рука, помеченная массивным перстнем с голубоватым камнем, сжимала лакированную трость.

Оставив позади площадь, они оказались у ворот в увеселительный сад Шато-де-Флер.

– Я знаю будущее, – расставил Демон точки над «i». – А вы видите его. Но будущее – не письмена на скрижалях. Его можно менять. Я понял, затея со спасеньем Столыпина – первая часть плана. Девчонка хочет вернуть свою мать. Хочет так сильно, что готова забыть про природную месть, простить вам убийство Кылыны. Но, признаться, меня мало волнуют чьи-то детские чувства. Меня волнует мой Отец, Киев. Позвольте предложить вам сменить обстановку. – Демон склонился над ней – в его непроглядных глазах было невозможно что-то прочесть. – Давайте прогуляемся по иному, 1889 году, – интимно прошептал он. – Быть может, там нам будет немного повеселей?

Франт звонко щелкнул пальцами, и сонно-зимний «Шато» озарился огнями, украсился экипажами, тройками, выездами. С Крещатика, Подола, Печерска к воротам сада стекались потоки людей: господа в котелках и цилиндрах, дамы в платьях с турнюрами, в коротких жакетах и шляпках-капот.

Черная трость Демона с серебряным набалдашником в форме человеческой руки уткнулась в афишу.

– Идемте, – Демон подтолкнул свою спутницу. – Вы ж в прошлом историк. Вам будет занятно взглянуть…

Нарядная толпа обняла их как разноцветная шаль, опутала теплом и колышущимся, нетерпеливым предчувствием праздника.

Нарядные аллеи «Шато» слепили огнями. Снег повалил с новой силой, словно желая внести свой окончательный штрих в сверкающий в глубинах сада фантомный пейзаж.

Копия ледяного дворца, увековеченного в романе Лажечникова и воспроизведенного на радость киевлянам на склонах Днепра, освещалась новейшими световыми эффектами. Ворота и сказочные башни охраняли ледяные дельфины и батарея ледяных пушек. Украшавшие дворцовый фасад резные вазы и фантастические статуи из прозрачного льда купались в алмазных фонтанах света.

Не дав ей опомниться, Демон потянул свою спутницу в выкованные изо льда и мороза сказочные ворота и потащил ее по мертвенным белым палатам дворца – они прошли сквозь ледяную гостиную с ледяными креслами и столом, на котором лежали забытые кем-то ледяные игральные карты и тикали ледяные часы; проскользнули заставленный книжными шкафами ледяной кабинет с большим ледяным камином, в чьем чреве пылали живым огнем ледяные дрова.

– Здесь прекрасно, не правда ли?

Где-то далеко-далеко играл оркестр, смеялись люди, стреляли пробки шампанского, в небе над «Шато» взрывались ракеты фейерверков… Но невесть почему они стояли одни посреди холодных, как смерть, ирреальных покоев: в белоснежной спальне, освещенной лишь мерцающим пламенем тонкой ледяной свечи.

– Где же все?.. – не сдержавшись, спросила Маша.

В центре возвышалась громоздкая ледяная кровать, убранная ледяными подушками и одеялом. Между ледяным рукомойником и ледяным туалетом стояли крохотные ледяные туфельки снежной принцессы.

– Так прекрасно… – повторил Машин Демон. – И так похоже на вас! Мне очень известно, зачем вы отправились на площадь к кофейне. Вы хотели понять, способны ли вы в принципе чувствовать боль, утрату, уныние… Способны ли вы еще чувствовать что-то? Когда-то вы действительно любили его. И что же?

Она не ответила.

Ее Демон отлично знал ответ.

– Зима. Вечный холод. Лед. Снег. Белая смерть. Вот ваша душа. Ваша снежная крепость! Больше всего на свете вы боитесь растаять. Вы страшитесь своих истинных чувств. Сегодня они уже предали вас… Страшитесь же их, уважаемая Мария Владимировна. В природе ничто не умирает – лишь перетекает одно в другое. И ваш лед тоже однажды станет водой. Быть может, вашу душу растопят цирковые развлечения? – засмеялся он вдруг. – Что вы скажете насчет 1993 года?

Она не успела уловить движенье пальцев. Но феерическая ледяная греза вдруг растаяла, слилась в один миг в огромную лужу – нет, в целое море. Стремясь удержаться на ногах, лжеотрок невольно прильнула к своему странному спутнику – под ними покачивалось дно парохода.

Пароходик, принявший на борт их и еще пятерых зрителей, плыл по заполненной водой цирковой арене, изображавшей гавань с мостами, декоративными лодками, лебедями и нимфами. С визгом, улюлюканьем, криком публика аплодировала семерым «мореплавателям». Справа гремел миниатюрный Ниагарский водопад, низвергающий свои громокипящие потоки в рукотворное озеро.

– Только в «Шато» грандиозное шоу «Цирк под водой»! – услышала Маша голос циркового объявлялы.

Пароход опять затрясло. На прикрепленном к борту спасательном круге лжеотрок прочла название судна – «Киев».

Лик Демона с резкими татаро-монгольскими чертами пьянил странный азарт. Его непроницаемо-черные глаза пристально всматривались в Машу:

– Мне кажется, или подобные увеселения вам не по нраву? Не желаете ли послушать капеллу мадам Синегурской? В 1895 ее резвые девушки буквально потрясли киевлян…

Внутренне сжавшись в комок, Маша Ковалева опустила глаза.

В уши врезались звуки бравурного марша. Под ними снова была земная твердь, иллюминированная электрическими огнями аллея «Шато». Их обтекала гурьба праздных гуляк, с недоуменьем поглядывающих на богато одетого щеголя, крепко держащего за руку простого вида юношу в овчинном тулупе.

«Шлет вам привет красоток наш букет…» – запел женский хор мадам Синегурской. Девицы танцевали канкан.

Но лжеотрок не слышала их, а Демона мало интересовали измененья вокруг – указательным пальцем он властно поднял ее подбородок, жадно вбирая перемены: страдание, ужесточившее углышки губ, пустоту, выбелившую взгляд.

– 1895-й, – удовлетворенно сказал он. – Так я и думал. Как только я прочел житие святого Отрока, не покидавшего Пустынь… В отличие от ваших подруг вы давным-давно поняли, что остались Киевицей. Как может быть иначе, ведь вы… ВЫ СЛЫШИТЕ ГОРОД!

Отчаянным жестом Маша заткнула уши.

– Ах, как же вам больно… – довольно проговорил он врастяжку.

Из-за всех сил лжеотрок сжала ладонями голову.

«Спаси меня… Спаси! Спаси!!!» – кричал Киев. Ее Отец, ее Город просил о помощи.

– Вы прятались в за-Городном монастыре не от ваших подруг, не от меня, – сказал Демон. – Вы прятались от Него. От Города. Вам невыносимо больно слышать его. Но вы уже здесь… И вы уже приняли решение.

– Это ничего не изменит. Спасение царской семьи ничего не изменит! – пролепетала она.

Демон вновь щелкнул пальцами. Их вновь окружал 1884 год. Они стояли посреди пустынного сонного сада, неподалеку от ракушки-эстрады. И Машины руки опали.

– Вы видите будущее, – мрачно сказал ее Демон. – А я знаю его. Я знаю, это ваше решение действительно ничего не изменит. Ни того, что вы так боитесь изменить. Ни вас саму. Хотите вы того или нет, в 1895, когда Киевица Персефона бросила Киев, Город выбрал вас. И он ждет, что вы спасете его.