— Эй!

Нечто под скатертью продолжает шевелиться. Ярко—красное пятно в середине ткани становится больше.

— Эй, вы живы?

Нора стоит в дверях комнаты с топором наготове. Несмотря на все свое благородство, Аддис стоит позади нее и дрожит.

Нора делает шаг внутрь.

— Послушайте. Если вы живы, подайте знак, иначе мы уйдем.

Скатерть немного сдвигается. Из—под ткани на пол, ладонью вниз, падает рука.

— Хорошо, вы показали мне, что можете двигаться, но мне нужно знать, что вы живой. Так что, если вы живой, постучите дважды.

Наступает длинная пауза. Ладонь шлепает два раза.

Аддис вцепляется ей в подол. Она гладит его по голове.

— Хорошо, — бубнит она себе под нос и приближается к шевелящемуся бугорку. Она высоко поднимает топор, готовая нанести удар, и сдергивает скатерть.

Аддис закрывает глаза руками и стонет.

Человек под скатертью просто огромен. По меньшей мере, метр девяносто, и, наверное, килограмм сто двадцать одних только мускулов. Поначалу он кажется полным, пока не видишь, насколько он гибок. За исключением небольшого количества коротких светлых волос по бокам головы, плавно переходящих в бороду, окружающую пухлые мягкие губы, он полностью лыс. Но больше всего в глаза Норе бросается зияющая дыра в животе, медленно пропитывающая кровью его белую футболку. Похоже на огнестрельное ранение, но рану пересекает два неаккуратных надреза. Рядом с ним на полу лежат острый нож и две окровавленные вилки. Кто—то пытался провести операцию при помощи посуды, вместо скальпеля и зажима.

— Эй, — говорит она. — Кто в вас стрелял? Что случилось?

Бледно—голубые глаза мужчины неуверенно останавливаются на ней и понемногу расширяются. Он открывает рот, но раздается только карканье. Он делает слабые волнообразные взмахи рукой, и закрывает глаза, как бы говоря: «Не имеет значения».

Нора понижает голос.

— Они еще тут?

Он слегка качает головой, не открывая глаз.

— Кто пытался достать пулю? С вами есть кто—то еще?

Его глаза открываются. Рука движется, словно он пытается указать направление, но ему не хватает сил. Он выдыхает и слегка шевелит губами, и Нора слышит обрывки слова, может, имени, но сказано слишком тихо. Он снова закрывает глаза. В уголках глаз блестят слезы.

Нора чувствует, как у нее сжимается желудок. Она смотрит на дыру в животе – рваные края и темная середина, изнутри хлещет кровь. Волна тошноты пробегает через нее, на лбу выступают капельки пота.

— Послушайте… — говорит она. – Я не… Я не знаю, как…

Она осторожно касается краев раны. Порезы разъезжаются, и она вздрагивает.

— Я не знаю, что делать.

Мужчина слегка двигает головой. Норе хотелось бы думать, что это кивок. Что он понимает. Его глаза закатываются, а потом снова возвращаются к ней. Он весь в поту.

Нора оглядывается на Аддиса. Он стоит в дверном проеме, ломая руки и кусая губы.

Он не ошибся. Они поступили правильно. Но они не должны были так поступать.

Она касается горячего лба мужчины.

— Простите.

Он задерживает на ней взгляд еще на мгновение, потом закрывает глаза. Долго и медленно выдыхает, и не вдыхает больше.

Нора встает.

— Аддис, побудь снаружи секундочку. Мне нужно кое—что сделать.

— Он умер?

— Да. Подожди за дверью.

— Почему?

— Потому, что мне нужно сделать кое—что.

Аддис смотрит на топор в ее руке. Его губы слегка дрожат, но он выходит из комнаты.

Нора стоит над мужчиной, глядя на блестящую лысую голову. Раньше она этого никогда не делала. Она думает о том, что почувствует, когда ее руки опустят топор, череп треснет, и он погрузится в плотную мягкую ткань мозга. Она поднимает топор. Закрывает глаза. Туалетная кабинка позади нее открывается, и что—то рычит. Нора вскрикивает и убегает. Она не оборачивается, чтобы увидеть, кто там, она просто бежит. Хватает брата за руку и тащит по коридору на полной скорости. Оказавшись в лифте, жмет кнопку закрытия дверей, видит свое отражение в окнах ресторана и слышит отрывистый вой, низкий и гортанный, но явно принадлежащий женщине. Затем двери закрываются, и они едут вниз.

Аддис плачет. Нора поверить не может, что он так просто начинает плакать после всего, через что они прошли. Он плакал, когда мама вытаскивала их из постели и прятала в ванной, пока их отец убивал ломом грабителя. Он плакал, когда загорелась их квартира в Малой Эфиопии, размазывая сопли по окну семейного GEO. Он плакал всю дорогу от Калифорнии до Луизианы, а потом еще раз, когда увидел Новый Орлеан, и кричал матери, что в Библии сказано – Бог больше никогда не уничтожит Землю потопом. Он плакал, когда отец сказал, что Бог – врун.

Плач. Выведение горя из организма в виде соленой воды. Зачем это? Откуда это появилось, и почему люди – единственные существа на Земле, способные плакать? Нора спрашивает себя, сколько лет нужно, чтобы искоренить эту дурацкую привычку.

— Все нормально, Адди, — говорит она, когда лифт останавливается на первом этаже. – Мы в порядке.

Его всхлипы утихают только тогда, когда Спейс—Ниддл скрывается из глаз.

— Что это было? – наконец спрашивает он, когда они поворачивают на север, на шоссе 99. За последние полчаса это его первые слова.

— Угадай, — говорит она.

Он не отвечает.

Они пересекают мост Аврору, когда солнце скрывается за западными горами. Нора останавливается, хотя знает, что не должна. Они стоят на узком тротуаре, на высоте тридцати метров от того, что когда—то было судоходным руслом, а теперь стало кладбищем затонувших и погружающихся лодок, миллиондолларовых яхт, ставших дворцами для королевских крабов.

— Куда мы? – спрашивает Аддис.

— Точно не знаю.

Он делает паузу, чтобы поразмыслить.

— Как далеко мы пройдем?

— Не знаю. Может быть, миллионы миль.

Он садится на перила.

— Мы можем найти место, чтобы поспать? Я очень устал.

Нора смотрит на последний красный отблеск заката на воде. Прямо перед тем, как небо становится совсем темным, уголком глаза она ловит движение, и оглядывается туда, откуда они пришли. На краю холма, в начале моста, она видит силуэт. Большой силуэт огромного мужчины, стоящего на улице и слегка качающегося.

— Да, — бормочет она. – Пойдем.

Облако выросло настолько большим, и стало таким сильным, что у него появляется новое чувство. Смесь искаженного зрения, обоняния и интуиции. Он пробирается через лес, тонкими пальцами раздвигает папоротники, запинается за камни, ищет то, что ищет облако. Он изо всех сил старается игнорировать постоянный стон, который уже начал собираться в слова, но пока слишком непонятные.

«Найди. Возьми. Насытись».

Он пытается отвлечься воспоминаниями.

«Как тебя зовут?»

Ничего.

«Сколько тебе лет?»

Ничего.

Он колеблется перед тем, как задать следующий вопрос.

«Кто та женщина у реки?»

Что—то поднимается изнутри, как эмоциональная рвота, но он сглатывает ее назад.

«Ее звали… Что—то тяжелое в твоей руке… Щелчок…»

«НАС МОЖНО УБИТЬ ПИСТОЛЕТОМ! ТВОЙ МОЗГ! ОСТОРОЖНО! НЕ ДАЙ ПОПАСТЬ СЕБЕ В ГОЛОВУ!»

Он чувствует большое облегчение, когда второй голос прервал его. Эта информация намного проще, и не вызывает приступы тошноты.

«То, что ты сделал… Все люди, которых ты…»

«НАЙТИ ТАКИХ ЖЕ, КАК ТЫ САМ! ОНИ МОГУТ ПОМОЧЬ ТЕБЕ ПОЛУЧИТЬ ЖЕЛАЕМОЕ!»

В его голове начинаются странные перестановки. Он забывает горе, которое почувствовал, увидев женщину, и вспоминает, что делает оружие, и что он должен избегать людей, которые его имеют. Он отдает болезненное желание вновь увидеть маму, и узнает, что будет безопаснее, если он сможет найти и присоединиться к группе. Вроде бы справедливая сделка.

В окружающем облаке чувствуется толчок, и он распахивает глаза. Его новое чувство что—то обнаружило. Облачные руки простерлись очень далеко, может быть, на мили, и коснулись чего—то. Они тянутся в темноту леса, посылая ему импульсы, как азбука Морзе.