Он обратился к матери, стоявшей в дверях, — она умудрялась быть в курсе всех новостей, однако предпочитала о них не распространяться.
— Если и убили, — равнодушно сказала она, — мне незачем об этом знать, а тебе и тем паче. Идем лучше ужинать, ведь не собираешься же ты торчать здесь всю ночь, привлекая внимание всякой дряни…
Но Роун продолжал сидеть, наблюдая за проходившими мимо ведами. Их чешуйчатые одежды поблескивали даже при вечернем тусклом освещении Шествовали они прямо, почти как люди, беседуя на своем языке.
— Это дети, — наконец сделал вывод Роун и пошел в дом, — приблизительно моего возраста.
— Им около пятидесяти, — уточнила мама, накладывая тушеные прозрачные зерна в тарелку — Они еще только подростки.
— Один из них — аристократ. Я успел заметить радужный квадрат на его щеке.
Роун задумался. Ну и великолепная же у этих ведов жизнь. Красивые дома, шикарные сады, бесконечные игры в ямки и цветные шары, и живут почти вечно.
— А когда я умру? — поинтересовался Роун. От неожиданности отец выронил нож с насаженными на него пурпурными плодами.
— А почему ты спрашиваешь об этом?
— Да так, просто подумал. Вот веды, к примеру, развиваются до бесконечности, грасилы умирают сразу, если разобьются. Ну а как же я?
— Видишь ли, Роун, я никогда не уходил от твоих вопросов, — сказал отец. — Отвечу тебе и сейчас — ты будешь жить долго. Вот смотри, мне уже сто восемьдесят, но у меня еще уйма лет впереди. Ты же будешь жить еще дольше потому, что ты настоящего земного происхождения, малыш
— Но это ведь если я не покалечусь или что-нибудь в этом роде, правда? А если со мной что-нибудь случится, я же умру?
— Конечно, — задумчиво произнес Раф, поднимая с пола нож, но я привлеку твое внимание к одной известной древней-древней истории. Когда-то давно, еще в начале времен, девять богов создали все виды разумных существ, а потом спросили их, что предпочли бы они — длинную жизнь или славную. Только человек выбрал славную жизнь и потом всегда этим гордился.
С улицы донесся звук шагов, и Роун, подойдя к темному окну, увидел еще одну группу ведов, которая тоже направлялась к роще. Той самой роще, где когда-то, с помощью лассо, он победил грасилов в игре с мячом и где теперь у них совершалась брачная церемония. То деревце наверняка давно уже выросло, и Клане взберется на него, чтобы потом, метнувшись вниз, поймать свою женщину.
Свет луны теперь казался желтовато-розовым, и куча мусора под окном сияла, словно груда драгоценностей. «Ведовские отбросы», — с неприязнью подумал Роун.
Ненависть к ведам заставила Роуна чуть лучше относиться к грасилам.
— Чувствую, сегодня ночью случится беда, — вдруг вымолвил он, заканчивая ужин.
Раф молча достал молоток и забил все окна досками.
— Подожди, — сказал Роун, когда Раф принялся забивать дверную задвижку.
Он аккуратно вытер нож и засунул его за веревочный пояс, потом приподнял рубашку, освобождая ноги. Раф внимательно следил за сыном.
— Там Кланс, — пояснил Роун. — Я скоро вернусь
— Подожди-ка, сынок…— начал было Раф. Но Роун уже исчез в лунном свете теплой весенней ночи.
— Зачем ты рассказал ему эту глупую историю? — укорила его Белла, чувствуя себя несчастной при одной мысли о том, что однажды Роун может не вернуться домой.
— Потому что это правда, — отозвался Раф.
Роун знал кое-что, о чем представления не имели веды. Он был знаком с каждой хибарой, каждым камнем, канавой или мусорной кучей в этом грязном закоулке. Едва он вышел из дома, как заметил еще одну группу, направлявшуюся к роще; он нырнул в проход между нагромождениями мусора. Тихо беседуя на своем свистящем языке, веды прошли совсем рядом с Роуном, и, хотя он совершенно не понимал их языка, ему все-таки удалось уловить два знакомых слова «грасил» и «луна».
Компания состояла из одних детей, значит, собирались они просто поразвлекаться, а не на охоту, чтобы отомстить грасилам за какое-нибудь их преступление. Десять полукровок за одного веда — таким законом руководствовались веды.
В разряд полукровок включались все, кроме самих ведов.
А тогда это что — детская забава или тренировка?
Роун дал возможность компании уйти вперед, а затем двинулся в ту же сторону, только задними дворами. Взобравшись на холмик, который возвышался над оврагом, Роун увидел забавляющихся грасилов.
Они бегали между деревьями по рощице, в мерцающем свете луны, и Роун слышал их высокие пронзительные выкрики. Сейчас они не думали ни о чем, кроме своих забав. Роуну даже показалось, будто в сумеречном свете ночи на молоденьком деревце он сумел разглядеть Кланса, хлопавшего единственным своим крылом. И еще ему привиделось совсем уж нечто странное: словно с вершины высокого дерева за всей этой суетной внизу спокойно наблюдает какая-то белая фигура.
Но вдруг Роун понял, что веды, окружив рощицу, уже были готовы к атаке. И тогда, набрав полную грудь воздуха, Роун что было сил закричал с вершины холмика:
— Осторожно!
Грасилы в панике заметались по роще, стали взлетать на деревья. Веды действительно начали стремительную атаку, но, похоже, никто из них так и не отметил, что предупреждающий крик раздался не из рощи. Тем временем Роун легко перемахнул через канаву и спрятался среди деревьев Роща буквально кишела разъяренными ведами, намеревавшимися при помощи своих острых, как бритва, когтей на земле расправиться с грасилами. Теперь же, когда грасилы взобрались на вершины деревьев, ведам стало трудно осуществить задуманное, тем более насладиться прелестью легкой победы.
Роун осторожно пробирался к ближайшему дереву вдоль края сухой канавы, когда почувствовал на своем бедре впившиеся в него крючковатые когти веда. В мгновение ока Роун выхватил из-за пояса нож и с силой всадил его в грубую плоть врага. Когтистые руки разжались. И этот короткий миг дал Роуну возможность сориентироваться и взобраться на дерево. Он примостился на толстой ветке, вслушиваясь в отчаянное хлопанье крыльев и пронзительные крики грасилов. Веды же, собравшись вокруг своего раненого товарища, что-то возмущенно обсуждали. Ни один грасил не смел применить оружие против веда.
Улавливая смысл некоторых знакомых слов, Роун понял, что они отправились на охоту без разрешения взрослых, а потому и не могут пожаловаться родителям на наглость грасилов. Они хотели сами наказать дерзких грасилов, но взобраться на деревья из-за своей неуклюжести не могли. Швырять же камни было бессмысленно.
Тогда несколько ведов ухватились за ствол тонкого деревца, на ветвях которого висели три грасила, и принялись его раскачивать. В паническом ужасе грасилы хрипло кричали, продолжая цепляться за ветви. Но когда дерево раскачалось слишком сильно и удержаться на нем не было никакой возможности, один из грасилов упал, даже не сделав попытки взлететь. Веды ликовали. Они тут же схватили упавшего грасинла, и Роун заставил себя отвернуться, чтобы не видеть его ужасной смерти.
— Перелетайте на другое дерево! — крикнул он двум грасилам, оставшимся висеть на тех же ветвях. — И ничего не бойтесь! Вы же умеете летать!
Да, они действительно умели летать. Но, скованные страхом, они могли только цепляться за ветви и кричать. Это укоренилось в них, возможно, это был их инстинкт, и изменить себя грасилы не могли, даже во имя спасения собственной жизни.
Еще один грасил свалился с дерева. И тут, сообразив, в чем дело, веды быстро рассыпались по всей роще.
— Перебирайтесь на более толстые деревья! — продолжал кричать Роун. — Они не смогут их трясти!
Но ни один грасил не сдвинулся с места. Разочарованный и обозленный беспомощностью грасилов и вознегодовавший на тупую жестокость ведов, Роун вдруг спохватился, вспомнив о Клансе. Где он сейчас? Наверное, все-таки успел спастись на каком-нибудь большом дереве.
— Кланс! — позвал он, но не дождался ответа.
Скорее всего Клане просто не слышал его, как и остальные грасилы, размышлял Роун, висит на какой-нибудь ветке и кричит от ужаса. Впрочем, он всегда несколько отличался от других, может быть, и на сей раз не поддался общей панике.