Дерево, на котором сидел Роун, стало раскачиваться Он огляделся, ища лиану, с помощью которой смог бы перебраться на какое-нибудь другое, с более мощным стволом, но ее не было. Раздосадованный своей оплошностью, Роун взвешивал, как ему действовать. Он легко встал на ветку, держась одной рукой за соседнюю и не забывая глядеть вниз, на ведов — с их ликующими белозубыми улыбками и плавными покачивающимися темными гребешками на головах.

Он заметил, как что-то упало одному из них прямо в руки. От неожиданности веды замерли, и Роун успел разглядеть белое тельце. А вдруг это человеческий ребенок, мелькнуло в его голове, и в тот же миг он прыгнул.

Роун оказался на спине того самого веда, который держал кричащее белое существо, и с ходу, не раздумывая, глубоко всадил нож в его правый глаз. Тот упал замертво.

В том же темпе Роун выдернул нож и вскочил на ноги, белое существо, повиснув на шее, всем телом прижалось к нему. Если бы веды бросились на него, ему трудно было бы обороняться. Но они и не собирались этого делать. Веды в ужасе удирали, потому что на их глазах он ранил одного из них и убил другого. Им много раз приходилось видеть смерть грасилов, но они даже помыслить не могли, что кто-нибудь посмеет поднять руку на них самих.

С озлобленным ожесточением они бросились мстить остальным грасилам. Это было безопаснее.

Роун с трудом оторвал от себя белое существо и тут разглядел его. Им оказалась белая грасилка.

— Я не мертва? — удивилась она. Как только исчезала опасность, страх у грасилов проходил. — Я думала, что разобьюсь, и приготовилась умереть… а теперь, выходит, я еще жива.

— Ты полукровка? — поинтересовался Роун. — Или мутант?

— Я — альбинос, — призналась она. — А ты спас меня, верно?

Какое-то время они молчали, разглядывая друг друга в слабом свете луны. Только что избежав подстерегавшей их опасности, они внезапно почувствовали, будто тесно связаны друг с другом. Сами того не понимая, они попытались в своем сознании преодолеть пропасть разделяющей их чужеродности.

— Теперь я принадлежу тебе, — сказала она, прижимаясь к Роуну.

Он обнял ее и поцеловал в холодные губы. И в эту секунду тревожная тьма, разъяренные веды и умирающие грасилы — все отошло на второй план. Он словно потерял связь с самим собой, ощутив единственной реальностью эту нежную грасилку, белеющую в лучах лунного света. Воздух сотрясали отчаянные вопли умирающих грасилов, но Роун слышал только ту музыку, которая в нем сейчас звучала.

— Его звали Клане, — задумчиво произнесла грасилка. — Я собиралась стать его женщиной, но теперь…

— Клане?! — невольно выпалил Роун, и ощущение прежней реальности вернулось к нему.

— Да, Клане. Но я его выбрала только потому, что никто другой меня не хотел. А теперь это не имеет никакого значения.

— Не имеет значения?! — он грубым рывком поставил ее на ноги.

— А ну-ка, покажи, где это случилось! Покажи, где Клане!

И чувство вины захлестнуло его. Он даже не слышал, что происходило вокруг! Да он еще хуже грасилов! Те просто не могли помочь друг другу, а он-то мог!

Он заметил, что веды стали покидать рощу. То ли им надоела такая забава, то ли наступило время возвращаться, чтобы родители не заметили их отсутствия.

— Он там, — рукой указала белая грасилка. — А что ты хочешь от него?

Последний вед хлестко ударил Кланса и исчез в темноте между деревьями. Роун опустился на колени перед умирающим грасилом.

— Клане, я не мог тебя найти, прости!

— Я разбился, — отрешенно произнес Кланс, глядя в пустоту невидящими глазами. — Но у меня была женщина, Роун.

— Я привел ее тебе, — сказал Роун, вставая и подводя грасилку к Клансу. — Ты можешь умереть у нее на руках, если хочешь…

— Это было глупо, — равнодушно сказала она, когда грасил умер.

Остальные грасилы спустились с деревьев и продолжили прерванную брачную церемонию.

Роун вышел из рощи и направился к большой мусорной куче, которая высилась на окраине гетто Он взобрался на нее, сел и, глядя на убогие трущобы, снова попытался представить себе образ человеческой женщины.

Глава четвертая

Здесь, на верхотуре, куда забрался Роун, было так высоко, что даже верхушки деревьев маячили где-то далеко, совсем внизу. Здесь ветер зло хлестал песчинками, оставляя на коже болезненные царапины, прямо как грасил, безжалостно швыряющийся клубнями цветов. Зато отсюда Роун мог разглядеть ослепительно броские слова афиши над воротами арены: «Великое Ворплишское Экстраваганзоо! Прославленное в Восточном рукаве Галактики! Антрепренер Гом Балж представляет: легендарные крылатые летуны! Грандиозные, непревзойденные пловцы! Наводящие ужас Волосатые Метатели! Изумительное зрелище прыгающих живых форм! Битва Беспозвоночных! Бескрылые Кудесники Разума, Ужасающие Клыкастые Борцы! Смотрите Железного Роберта, сильнейшего из живых существ. Стеллери — самое привлекательное существо в Галактике! Спарлерон — самый уродливый во всей Вселенной! Вход — десять галактических кредитов плюс налог».

Рука Роуна невольно потянулась к кредитному кодеру, но тут же отдернулась по воле хозяина, прекрасно понимавшего, что покажет ему балансовый датчик. Ведь этот пятикредитный счет, который Роун недавно открыл благодаря небольшому заработку в магазине, был полностью им израсходован на дерево для резьбы. Как видно, придется довольствоваться только тем, что оказалось доступным, но отнюдь не желанным. Ведь даже шумовая какофония едва долетала сюда, а уж о том, чтобы видеть происходящее на арене, и говорить не приходилось — грязное ее покрытие было отгорожено от посторонних глаз деревьями и высокой стеной, хоть и порядком осыпавшейся от древности, но по-прежнему достаточно крепкой.

Правда, на другой стороне росло большое белоствольное дерево-недотрога… как раз рядом с кварталом Соэтти, который раскинулся почти до самой этой стены. Но отец запрещал Роуну даже нос туда показывать. Однако на сей раз Роун и не собирался этого делать, ему просто надо было проскочить через квартал.

Уже минут через десять, тяжело дыша, Роуну удалось пролезть под нижними воротами. Он убедился, что на ближайших балконах нет ни одной старой грасильской перечницы, и проворно вскарабкался на крышу одного из домов, уцепившись за древнюю зеленую черепицу. Снизу доносилось громыхание кастрюль, какие-то ленивые выкрикни, хлопанье дверей. Послеобеденная сиеста заканчивалась Но квартал был пуст — многие отправились смотреть Экстраваганзоо. Роун легко пробежал по наклонной крыше, перепрыгнул через забор между домами и двинулся дальше. Ему пришлось проползти под вырезанными из дерева фигурами дьяволов, затем нырнуть под карниз, проехаться по навесу вниз и снова взобраться по резному фронтону следующего дома на крышу. Потом он миновал выстроившийся ряд вырезанных из дерева Богов ветра и оказался у глянцево-черной стены. Он прыгнул на дренажный сток, спустился вниз по желобу и быстро соскользнул на землю, прямо в грязь. И тут Роун смог наконец улыбнуться — за долгие годы жизни с грасилами он почти научился летать.

Подкоп под стеной был забит камнями и колючим кустарником, заброшенным сюда ветром. Роун уже и не помнил, когда в последний раз пользовался им, пробравшись в квартал с Йоппом, фустианским яйцекладущим. За это время он сильно вырос, ну прямо как соэтти, так сказал однажды Раф, ворча по поводу его разлезшихся новых ботинок…

Но вот наконец проход расчищен. Роун тотчас стал втискиваться в него, подтягиваясь на руках; затем, добравшись до его вертикального поворота, выпрямился и, упираясь ногами в стенку, выбрался наружу.

Йодистый запах ударил в ноздри еще до того, как Роун оказался на поверхности, в оранжевом свете туманного солнца, пробивающегося сюда сквозь натянутую над кварталом огромную сеть. Именно эта сетка помогала обитателям Соэтти поддерживать у себя особый микроклимат.

Роун вдохнул полной грудью, почувствовал прилив сил и, быстро вскочив, побежал к влекущей его стене. Он уже преодолел половину пути, когда огромный, почти пять футов в высоту, соэтти в тяжелых доспехах появился из лачуги. Он загородил дорогу и угрожающе расставил свои мощные клешни. Замедлив шаг, Роун остановился, внимательно наблюдая за движениями фиолетово-пятнистых клешней. Руки соэтти казались хилыми и худыми по сравнению с массивностью фигуры, но Роун знал, что этому существу ничего не стоит переломить хромолитовую тарелку толщиной в четверть дюйма.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: