Как и большинство дней, этот начался скверно.

Прежде чем уйти на работу, Чарис сказала Тони, чтобы тот не забыл выгулять Стиви. Видите ли, прогулки в парке хорошо влияют на сердце и кровеносную систему, а потому полезны для здоровья и долголетия. Не Тони, конечно — черт, он всего лишь ее муж — а песика. Стиви. Более «пидорское» имя для пса, по мнению Тони, сложно было придумать, но Стиви и был натуральный «пидорский» пес — полушпиц-полупудель. Собаколюбивая Чарис называла его «ручным песиком», а сам Тони просто — «недоразумением».

Ручной песик? Не, ножной песик! Это когда он начинает тявкать своим «пидорским» голоском, а ты даешь ему пинка ногой.

Чарис считала, что это вовсе не смешно. И ей не понравилось, когда он попросил ее избавиться от этого мерзкого уродца и завести нормальную собаку — лабрадора, колли или овчарку.

Нет, она подхватила свою мелкую шавку на руки и чмокнула в неказистую сплюснутую морду. «Мамочка любит своего щеночка, свою деточку, своего Стиви-уиви.» Чмоки-чмоки-чмоки. Господи. Да от этого стошнить же может!

Когда Тони, наконец, вытащил свою задницу из постели, потянулся и зевнул, маленький попрошайка уже ждал его. Боже, надо было видеть его глаза! Как будто Стиви все понимал. Что Мамочка Чарис тянет лямку, а Тони — безработный разгильдяй, гражданин второго сорта, покорный слуга, который моет полы, отвечает на звонки, драит туалет, готовит запеканку, выгуливает малыша Стиви-уиви, и убирает за ним дерьмо с ковра в гостиной. Что Мамочка Чарис крепко держит Тони за яйца и когда говорит ему прыгать, тот не только спрашивает, как высоко, но и не сделать ли ему в прыжке гребаное сальто или двойной пируэт.

Боже, этот чертов пес все понимал.

— Окей, шавка, — сказал Тони. — Дай только отложу пару кирпичей и отолью, а потом пойдем.

Стиви гавкнул… Хотя нет, пискляво тявкнул. Если бы Голлум был псом, он лаял бы именно так.

Стиви пристально посмотрел на Тони. Окей, ленивый разгильдяй, но поторопись, потому что я тебе не мальчик, и мой мочевой пузырь уже не тот, что раньше, ясно?

— Да пошел ты! — сказал Тони, замахнувшись на пса ногой.

Стиви увернулся и оскалил зубы. Потом снова вытаращил глаза. Хочешь посмотреть, бесполезный слизняк? Я вот расскажу все Мамочке, и она вышвырнет твою дохлую задницу на улицу. Ты же не хочешь, чтобы она выбирала между нами? Ты же не хочешь этого?

Тут зазвонил телефон. Вздохнув, Тони поднял трубку. — Да? — сказал он.

— Привет, Тони. — Звонила их соседка, Стефани, фигуристая блондинка, от взгляда зеленых глаз которой у него подгибались колени. — Это Стеф. Чарис сказала, чтобы я тебе позвонила. Напомнила насчет собаки.

— Как заботливо с ее стороны.

— Ооо, что-то ты не в духе. Но я же ни в чем не провинилась.

— Извини.

— Так что там в твоем сегодняшнем насыщенном расписании кроме выгула Стиви? — В ее голосе звучал сарказм.

— Сегодня я весь день свободен. А вечером у меня свидание с кием для пула.

— Ооооо, — протянула она. — Я бы тоже не отказалась от такого свидания.

— Опять началось.

— Ха. Короче, я только что из душа вылезла, и не могу стоять здесь голая, а то с меня вода капает.

Бесстыдный маленький флирт.

— Могу принести полотенце, — сказал он, уже рисуя в голове картинки порнографического содержания.

— Размечтался! Нет, не в этот раз. Сама вытрусь.

— У тебя был шанс.

Она рассмеялась.

Щелк.

О, да. Маленькая мисс Стефани Кьютак. Она знала, что он хочет ее, как и все мужчины, и это ее забавляло. Она была маленькая «динамщица». И все же ее кокетливые телефонные звоночки хоть как-то скрашивали его в целом безрадостное существование. По крайней мере, нарушали его монотонность.

Тони проковылял в ванную, заметив, что Чарис оставила ему список поручений. Но не такой, как раньше. Ни сердечка, пририсованного в конце, ни приписки «Люблю тебя, милый. Чар!» Нет, она знала, где его место и относилась к нему подобающе. Просто выполнишь, и все. Тони вздохнул и схватился за голову. Боже, она снова оставила в раковине свою плойку, лаки для волос, гель, крем для лица, и дюжину длинных, темных волос. А он только вчера ее драил. Из слива, словно, пыталось выбраться что-то волосатое.

Снова вздохнув, он высвободил свое мужское достоинство, которое выглядело сегодня не особенно мужественно… и походило на улитку, боящуюся высунуться из раковины. Направил струю, гадая, что приготовить Ее Высочеству сегодня на ужин. Стиви снова нетерпеливо затявкал, и Тони нахмурился.

И тут дом задрожал.

Это что еще за чертовщина?

Интерес к мочеиспусканию был внезапно утерян. Дом затрясло так, что задребезжало даже зеркало над раковиной. Поначалу он подумал, что рядом с домом проехал большой грузовик — очень большой грузовик — но это ничего не объясняло. Нет, как ни абсурдно это звучит, но дом словно сжал чей-то кулак и встряхнул как снежный шарик.

Когда это повторилось, он понял, что источник находится не снаружи.

А где-то глубоко внизу, под землей.

Через три дома, Тесса Салдэйн вцепилась в подлокотники кресла, когда раздался низкий гул, и тряхнуло так, что с полок посыпались безделушки и с крючков попадали картины. В окнах зазвенели стекла. В столовой с глухим стуком свалилась на паркет репродукция Каррьера-Ива, стеклянная рама разбилась вдребезги.

Тут Тесса не выдержала и стала подниматься с кресла. Сначала она подумала, что это снова один из тех чертовых самолетов, заходящих на посадку в аэропорту Прайс-Каунти. Они то и дело, намеренно или случайно, любили пикировать, пролетая над крышами Пайн-стрит и 21-ой Авеню, да так, что дома тряслись.

Но это был не самолет.

На самом деле, Тесса не знала, что это за чертовщина.

Когда она поднялась на ноги — иногда чтобы встать с кресла, ей требовались определенные усилия — весь дом, словно, ходил ходуном. Как будто он стоял не на твердой земле, а на студне. Тесса замерла, боясь пошевелиться, чувствуя, что все вокруг находится в движении. Ей казалось, она вот-вот полетит на пол. Когда тебе под восемьдесят, как Тессе, такое падение может обернуться вывихом коленей и переломом бедер. И то и другое лечится очень плохо… если вообще лечится.

Поэтому она стояла и чувствовала, как зародившийся в животе страх сжимает грудь холодными цапкими когтями.

Дом снова тряхнуло и, вот черт, она услышала, как матушкин чайный сервис «Хавиланд» упал на пол и разбился вдребезги.

Господи, да что там такое?

Конечно, она думала о землетрясении… Но разве кто-нибудь слышал про землетрясение в Кэмберли, стоящем на твердой земле посреди зеленых лугов под синим небом Прайс-Каунти? Это же Средний Запад, ради всего святого! Подобное могло случиться в каком-нибудь богопротивном месте, вроде Калифорнии — Тесса тоже считала, что там им воздается по заслугам — но только не здесь.

Теперь рокот, напоминавший голодное урчание в животе, сменился каким-то бульканьем. Словно жидкий цементный раствор заливался в утрамбованную колею тротуара. Только было не очень похоже, что он заливался — он, словно, с клекотом выплескивался из водостока.

К тому времени, как Тесса добралась до панорамного окна, смотрящего на зеленую, спокойную Пайн-стрит, в доме уже невыносимо пахло канализацией. Наверное, где-то засорились трубы. Это был густой запах распада, сточных вод и тухлых яиц. Бррр!

У окна она почувствовала, словно из нее выкачали воздух.

Вот тебе и зеленая, спокойная Пайн-стрит. Сквозь трещины в улице сочилась какая-то черная дрянь, переливалась через бордюры и устремлялась во дворы. Тесса ошарашено смотрела, как зеленая трава утонула в черном, зловонном потоке, и через улицу, на переднем дворе у Берти Калишек, начал расти большой курган. Словно под травой раздувался огромный пузырь. Футов двенадцать-пятнадцать в поперечнике.