— И нет никакой надежды выйти из этого тупика?

— Надежда может появиться лишь в том случае, если разбойникам не удастся овладеть «Фениксом». Это — корабль из Лондона, который направляется в наши воды.

— Вы как-то рассказывали о нем, отец. Но я никак не пойму, почему его визит хранится в глубочайшем секрете?

— Для пиратов это уже не секрет, — с горечью промолвил сэр Генри. — И я, старый осел, сам, своими руками, передал им ключ к его разгадке!

— Вы раскаиваетесь? — в голосе Кэрол слышалась неприкрытая печаль.

— Нет, Кэрри. Ну, что ты… Когда приходится выбирать между жизнью дочери и богатством, для меня не существует вопроса, чему отдать предпочтение. В конце концов, деньги — дело наживное. Я готов трудиться до седьмого пота весь остаток дней моих, только бы сделать тебя материально независимой. Однако беда заключается в том, что меня могут лишить этой возможности.

— А я готова жить в бедности, — вздохнула Кэрол, — лишь бы знать, что вам ничто не угрожает. Я бы работала… Ей-богу, иногда мне кажется, что лучше иметь золотые руки, чем руки в золоте.

— Вздор! Все несчастья в нашем мире — от бедности…

— Пока приходится убеждаться в обратном, — возразила дочь. — Разве не погоня за золотом привела сюда этих бродяг? И разве не из-за золота мы вынуждены теперь страдать?

— Я думаю, само по себе золото тут ни при чем. Разбойники пришли сюда потому, что у них было мало денег. Но когда они станут богатыми, им не за чем будет грабить и убивать других. Все помыслы их будут направлены на то, чтобы сберечь награбленное.

— Позвольте возразить вам, отец. Человек, однажды преступивший законы не только человеческие, но и божеские, уже никогда не сможет остановиться, — сказала Кэрол. — Он будет мошенничать, грабить и убивать до тех пор, пока смерть не положит конец его безумным страстям.

Сэр Генри слушал дочь со смешанным чувством восхищения и растерянности. Ему нравилось, что Кэрол стала уже достаточно взрослой и что ее рассуждения отличались последовательностью и независимостью. В то же время он не был уверен, что именно эти качества приличествуют молодой барышне, истинное предназначение которой ему виделось в том, чтобы очаровывать окружающих и дарить близким людям любовь и умиротворяющую нежность своей души.

— Кстати, отец, вы так и не сказали, что везет сюда корабль из Лондона.

Это замечание вывело губернатора из состояния задумчивости.

— Да, да… «Феникс» идет в нашу сторону. Компания сообщила, что его охраняет королевский фрегат «Скарборо». Помимо Пойнт-Гэлли оба судна посетят также наш остров, Кост-Касл, Комменду, Аккру, Аномабо[23] и ряд других мест, и главной их целью будет выплата жалованья солдатам и агентам компании. В общем, этот корабль из Лондона представляет собой плавучую казну, но сколько денег в ней — знает лишь руководство компании. Форт-Джордж должен получить из этой казны десять тысяч фунтов стерлингов. Если пираты ухитрятся овладеть плавучей казной и будет доказано, что виноват в этом я, меня отдадут под суд, решение которого предугадать нетрудно.

— Неужели вы думаете, что пираты смогут одержать верх над двумя кораблями Его Величества?

— В открытом бою — вряд ли. Но я боюсь, что они подстроят для них какую-нибудь ловушку. Надеюсь, ты убедилась, что на это они великие мастера.

— И нельзя никак помешать им?

— Если бы мы по-прежнему оставались в их руках, — ответил сэр Генри, — они достигли бы желаемого без особого риска. Теперь задача их усложнилась, но не настолько, чтобы они отказались от ее решения.

— Боже, если бы мы могли предупредить корабли об опасности, которая их здесь подстерегает, — воскликнула Кэрол, — может, это спасло бы вас от суда и бесчестья!

— Увы, я не знаю, как это сделать, — устало проговорил сэр Генри, закрывая глаза. — Но из любой, даже, казалось бы, безнадежной ситуации, можно найти выход. И мы найдем его…

Нельзя сказать, что последние слова отца успокоили Кэрол и вселили в нее заряд оптимизма, однако в глубине души она свято верила в существование некой высшей справедливости, которая не могла допустить, чтобы новые несчастья и лишения свалились на их головы.

После многочасового полного бейдевинда по синему искрящемуся морю двенадцатипушечная бригантина «Паломница» подошла с юга к гористым берегам Генриетты и легла в дрейф в трех милях от входа в бухту. Капитан Джон Барни, стройный шатен с мягко очерченными чертами лица, серыми глазами и высоким лбом, перевел взгляд с красно-рыжих скал дремавшего острова на стоявшего поблизости первого офицера Джима Флая и пробормотал:

— Что-то шея чешется… Наверно, к пирушке.

— Или к побоям, — мрачно пошутил мистер Флай, стиснув потрескавшиеся губы, от чего лицо его, и без того не очень приветливое, приняло жесткое выражение.

Утратив всякое желание продолжать начатый разговор, капитан рассеянно посмотрел на клочки легких белых облачков, зацепившихся за выступы гор, потом проверил, как выдраена палуба, нагретая горячими лучами солнца и, привычным жестом поправив портупею, направился в каюту; там он надеялся передохнуть, выкурить трубку и дождаться пяти часов, когда немного спадала жара.

Командование «Паломницей» было доверено Джону Барни известным лондонским судовладельцем и купцом Хэмфри Престоном; последний поручил молодому, но уже успевшему хорошо зарекомендовать себя капитану забрать в Голландии груз полотна и других товаров, пользующихся повышенным спросом в колониях, и доставить его на африканские берега.

Хотя капитан Барни не раз ходил в воды Западной Африки, ему не случалось посещать Генриетту — остров пользовался репутацией перевалочной базы, где покупали лишь рабов, а Барни и его хозяев интересовали, прежде всего, золотой песок, красное дерево, леопардовые шкуры и слоновые бивни. Но в этом рейсе обстоятельства сложились таким образом, что бригантина, преследуемая двумя французскими корсарами, вынуждена была отклониться от обычного курса и в течение нескольких суток идти по направлению к Генриетте, гавань которой, по утверждениям мистера Флая, была надежно защищена пушками Форт-Джорджа.

Оторвавшись от преследователей и очутившись вблизи острова, капитан Барни решил нанести визит губернатору Генриетты и запастись в его колонии свежей питьевой водой, дровами и фруктами; в обмен на это он готов был предложить губернатору и офицерам форта хорошие шляпы, чулки и французскую водку.

Спустившись в каюту, он устроился в гамаке, подвешенном у открытого кормового окна, и, взглянув на карманные золотые часы — их стрелки показывали без четверти три, — задумался над превратностями Фортуны, которая привела его в эти широты и, несмотря на множество опасностей, продолжала незримо оберегать от встреч с коварными силами природы и не менее коварными морскими изгоями.

Бригантина, словно колыбель, мерно покачивалась на вялой плавной волне, и капитан не заметил, как погрузился в глубокий сон. Он проспал без малого два часа и проснулся от ударов волн в корму и скрипа рангоута; легкий бриз, подувший с моря, благоприятствовал его намерениям достичь входа в бухту, и не воспользоваться им было бы неразумно.

На закате, когда солнце наполовину погрузилось в море, «Паломница», лавируя, появилась на траверзе Форт-Джорджа. Взяв подзорную трубу, капитан Барни внимательно осмотрел гавань, обратил внимание на фрегат, стоявший недалеко от берега, затем занялся осмотром африканской деревушки и крепости. Убедившись, что над последней полощется флаг с крестом св. Георга, он распорядился войти в бухту и бросить якорь на внешнем рейде.

Около семи часов, когда море и сушу укрыло черное покрывало тропической ночи, бригантина застыла на спокойной глади залива примерно в полумиле от скал, подпиравших западный бастион форта. Спустя короткое время заливистая дудка боцмана подняла на ноги свободную вахту, и все без исключения матросы заняли свои посты на палубе и на реях. Предстояла обычная обтяжка парусов и тщательная проверка узлов и креплений. Когда же прозвучала команда боцмана: «Делай, что хочешь!», большая часть экипажа спустилась в кубрик, где, укрывшись лохмотьями старых парусов, попыталась уснуть. Другая часть матросов предпочла духоте нижней палубы свежий воздух открытой верхней.