А вот рубины? Вдруг она решит, что он пытается ее купить? От одной мысли об этом Людвига стало подташнивать. Поморщившись, он поставил чашку на стол. Нет. Не решит. Потому что он будет максимально сдержан. Он не позволит себе ни единой вольности в ее адрес. Ни взгляда, ни намека, ни прикосновения. Но ему так хочется подарить ей праздник. Чтобы ее глаза лучились, как тогда, когда закачался серебряный колокольчик на розе ветров. Чтобы она улыбалась, открыто и счастливо.

Людвиг не понимал, откуда взялось это чувство. Как в его душе могло появиться такое чудо. Самое для него поразительное заключалось в том, что ему от Николь ничего не было нужно. Разумеется, ощутить тепло ее губ, почувствовать прикосновение ее обнаженного тела было бы для него желаннейшим мигом торжества. И Людвиг старался не думать об этом, чтобы не распалять себя еще больше. Но — и это было для него чем-то новым — секс мог бы только дополнить, сделать ярче его ощущения. Но не смог бы изменить его трепетного светлого чувства по отношению к Николь. Отсутствие секса не сделает Людвига агрессивно-несчастным, а Николь — виноватой перед ним. Так часто бывает в отношениях между двумя людьми, когда один очень много отдает — внимания, денег, эмоций — и требовательно ждет ответного «подарка» со стороны партнера, а второй очень много обещает — улыбками, кокетливыми взглядами, — но при этом и не собирается выполнять свои обещания. Сейчас Людвигу не нужно было от Николь никаких ответных обещаний и «подарков», он не собирался ограничивать ее свободу быть такой и с тем, с кем ей заблагорассудится. Ему было хорошо просто оттого, что он скоро ее увидит.

Спасибо брату за то, что так вовремя устроил свою помолвку, спасибо охранникам, спасаясь от которых, она спряталась в его комнате. Людвиг запрокинул лицо. Спасибо Тебе, слышишь…

— Что, так прямо ничего и не сказал? — Глаза Сьюзен горели от любопытства.

— Нет, говорю же тебе. — Николь со вздохом приложила к груди очередную вешалку с платьем. — Что думаешь?

— Что он — странный!

— Нет, по поводу платья. Мне идет?

Сьюзен оглядела Николь так и эдак и, видимо не придя к какому-либо определенному мнению, просто добавила платье к прочим кандидатам.

— Слушай, Ника, а ты не боишься, что он завезет тебя неведомо куда? — снова поинтересовалась Сьюзен, и Николь не могла бы сказать наверняка, чего в этом вопросе было больше — страха или возбуждения. — Правда, Николь. А вдруг это вовсе не Эшби-младший, а самый настоящий маньяк?

— Тогда мне не повезло. Значит, я… Значит, мне понравился маньяк.

Девушки стояли у длинного ряда вешалок. Сьюзен держала охапку выбранных, но еще не одобренных сарафанов и платьев. Судя по масштабам этой охапки, процедура примерки грозила растянуться не меньше чем на час.

— Это доказывает, что ты, Ника, тайная мазохистка, — с видом эксперта заключила Сьюзен.

— Мазохистка вряд ли. Но я обожаю авантюры, ты же знаешь.

— Знаю… Обещай, что будешь на связи, — с ножами трагичности попросила Сьюзен.

— С чего это ты вдруг взялась меня опекать, словно мамаша? — фыркнула Николь, отворачиваясь к очередному шедевру портновского искусства. Интересно, пустят ли ее со всем этим в примерочную? — И вообще. Я могла бы понять, если бы услышала просьбы «быть на связи», «позванивать» и «не делать глупостей» из уст Полли. Но ты?..

— А что я? — встала в оборонительную стойку Сьюзен. — Ну да, я бываю ветреной. Но не бессердечна!

Николь глянула на ее надутые в праведном гневе губы и решила, что пора мириться. В конце концов, она тоже сегодня не слишком-то заботилась о личных границах Сьюзен, когда потащила ее по бутикам.

— Сьюзи, не кипятись. Я не хотела тебя обидеть.

Сьюзен немного помолчала, пожевала губу.

— Ладно, ты тоже по-своему права. Ты уже достаточно большая девочка и сама можешь решить, какой риск будет для тебя оправдан.

Николь благоразумно промолчала, не желая нарваться на еще одну порцию дружеской заботы.

— О, придумала! — просияла Сьюзен. — Я сама тебе позвоню! У меня есть достойный предлог, я же должна поделиться впечатлениями о твоей новой статье.

Николь взвесила все за и против. И махнула рукой.

— Ладно. Только эсэмэсни перед этим. Вдруг я буду занята…

Сьюзен многозначительно хихикнула, но Николь не стала развивать тему. Вместо этого она объявила, что пилотажное исследование весенней коллекции объявляется законченным. Поэтому можно приступать к следующему этапу.

Сьюзен расположилась в кресле рядом с примерочной и со скучающим видом принялась изучать занавеску, за которой уже несколько минут назад скрылась подруга.

— Ника, а с чего это ты решила обновить гардероб? Ты же вроде бы говорила, что форма одежды свободная.

— Угу, свободная. Но у меня, видишь ли, проблема: шкаф забит, но надеть нечего. Известная женская слабость.

— Ну, не знаю насчет слабости. У меня, например, бывает другое.

— И? — Голос Николь доносился приглушенно, словно из недр пещеры.

— Знаешь, я, конечно, чокнутый дизайнер, падкий до всего необычного и красивого. — Сьюзен ковырнула ногтем одну из пуговиц, нет ли трещинки, но вроде бы нет, показалось. Отложила платье, чтобы передать его Николь. — Так вот. Иногда мне хочется надеть новую вещь просто потому, что дело тоже новое. Как знак полного изменения, что ли…

— Ух ты… — из примерочной показалась лохматая голова Николь, — целая философия. А я привыкла считать, что ты в отношении вещей весьма легкомысленна. Можно извиниться?

— Конечно, извиняйся, — весело согласилась Сьюзен, которая, положив на колени свою косметичку, старательно водила по губам ярко-розовой помадой.

Николь выплыла из примерочной в длинном темно-зеленом сарафане на тонких бретелях.

— Ну как?

— Единственное, что тебе идет, так это цвет, — безапелляционно заявила Сьюзен. — Давай следующий лот.

Примерно на пятом по счету забракованном платье Николь взбунтовалась.

— Мне оно нравится, Сьюзи, не будь занудой!

— А мне — нет. И вообще, я не зануда, а человек искусства. Снимай эту тряпочку.

— У нас с тобой голосование идет неправильно. Нет кворума. — Николь удалилась за занавеску.

— Нет — кого? Не ругайся в моем присутствии!

— Извини, Сьюзи. Пережитки отцовского воспитания. — Николь высунула руку с отстраненным лотом. — Я хотела сказать: жалко, что с нами нет Полли. Тогда можно было бы выбрать большинством голосов. А у нас с тобой голосов поровну.

— Знаешь, если у тебя хватит сил, мы всегда можем произвести повторные выборы, уже вместе с Полли, — обиженно заявила Сьюзен.

Очевидно, угроза подействовала, так как искомое нашлось на удивление быстро. Платье цвета майской зелени, достаточно простое, чтобы не создавать ненужной торжественности, и достаточно утонченное, чтобы подчеркнуть изящество гибкой фигуры Николь.

Может, так подействовало ожидание встречи с Людвигом или платье действительно хорошо сидело, но Николь чувствовала себя в нем такой привлекательной, что готова была сама в себя влюбиться.

Однако, встав в пять и завтракая купленным на ходу кофе из пластикового стаканчика-непроливашки, Николь уже весьма сомневалась в своей неотразимости. Она поминутно поглядывала на часы, боясь, что опоздает к этому безумному времени. Пять сорок семь! — ворчала она про себя. Ой, какие мы оригинальные. Хорошо еще, что вокзал находился в том же районе, что и общежитие Николь, поэтому ей не пришлось путешествовать через весь город в такую рань.

Людвига она увидела, еще не доходя до башенки с часами. Увидела и заволновалась. Поправила на плече лямку сумки, вначале заложила за ухо, а потом вернула на прежнее место над виском тонкую спиральку медного завитка, сглотнула. Ох. Ноги против воли замедлили ход. И очень захотели повернуть обратно. Но было уже поздно.

— Николь!

Она вздрогнула и ускорила шаг. Подняла приветственно руку.

Несмотря на то что день обещал быть жарким, Людвиг был одет в черное. Рубашка с короткими рукавами из какой-то тонкой ткани, отутюженные брюки. В облик несколько не вписывались две внушительных размеров дорожные сумки, стоявшие возле его ног. Интересно, куда они все-таки пойдут.