Ворона не похожа на лопоухого простофилю. Наоборот, она виртуозна по части краж. Вот, например, как жаловался на свою ручную ворону зоолог Ю. Ромов. Его воспитанница, жившая на свободе, воровала все, что могла унести. За столом она вела себя в высшей степени неприлично — опустошала ложку хозяина и гостя, прежде чем ее успевали донести до рта. Стоило чуть зазеваться, как пропадала и сама ложка. Не помогали ни ругань, ни подзатыльники.

Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно: ворона не только мелкий воришка, но и гангстер, специализирующийся на хищении птичьих детей.

Метод разбоя меняется в зависимости от обстоятельств. В Астраханском заповеднике вороны, словно манны небесной ждут лодку объездчика, которая невольно спугивает с гнезд бакланов и цапель. Во время вынужденной отлучки птиц-родителей они грабят гнездо. Иными словами, вороны используют живое пугало — человека. Или другой способ: одна ворона дразнит бакланиху, а другая подкарауливает момент, когда возмущенная бакланиха приподнимает зад, и утаскивает яйцо прямо из-под нее. С птицами послабей злоумышленники и вовсе не церемонятся, порой просто сбрасывают с гнезда. Лысухи, например, стали ложиться в гнезде на спину, чтобы ногами отбиваться от бандиток. Однажды две обнаглевшие вороны, схватив клювами утку за крылья, отволокли ее в сторону, чтобы самоотверженная мамаша не мешала добраться до яиц.

Сев на присадную палочку (и кто только ее выдумал?) или на мало нависающую крышу скворечника, ворона ждет, когда птенец выглянет в окошко. Схватив за клюв, утаскивает несмышленышей одного за другим. Но и это не вершина разбоя: некоторые вороны откупоривают скворечники, словно бутылку пива. На Звенигородской биостанции взломщица, действуя клювом как рычагом, за одно утро сбросила крышки с восьми скворечников. Просунув клюв между крышкой и боковой стенкой, она расширяла щель, пока крышка не поддавалась.

Иногда бывают облавы и на зайцев, почему-то оказавшихся днем на поляне. Стая умело перекрывает зайцу пути к отступлению. Порой вороны перенимают гнусную манеру поморника — терроризируют мелких чаек, схвативших рыбу, пока те не выплевывают серебристое тельце. (Не надо охать — чайки хуже ворон, чайки губят не только чужих, но и своих птенцов — расклевывают собственные яйца, если они выкатятся из гнезда. Вороны же свое потомство не обижают. Чайки подняли руку и на человека: в 1973 году в Дании одна так клюнула прохожего в глаз, что тот скончался на месте. Вот вам и символ чистоты...)

Вороны не символ, а всамделишные санитары. Чего только они не едят — очищают железнодорожное полотно оттого, что падает из мусорных ящиков и вагонных туалетов, глотают мышей, ящериц и лягушек, семена ели и полевого вьюнка... Как-то возле московской станции метро «Университет» ворона, словно заправский хищник, изловила голубя. После трапезы на крыше остались только рожки да ножки; голубиные лапы, клюв и перья. Факт удивительный. Но еще удивительнее вороны добывают личинок майского хруща. Так в течение месяца птицы, не щадя живота своего, спасали угодья Баргузинского заповедника от вредителей. Они не рыли землю наугад, а вонзали клюв точно туда, где на глубине 5—10 сантиметров личинки майского жука терзали корни растений. По подсчетам сотрудников заповедника, вороны съели 173 000 зловредных личинок общим весом 138 килограммов. Как птицы узнали, что под землей скребется еда?

И сами вороны попадают в чьи-то животы. (Были времена, когда ими не брезговали и люди — в старинных книгах о вороньем мясе весьма благожелательные отзывы.) Особенно воронам досаждает филин — он убивает их ночью во время сна. Долг платежом красен: если стая днем обнаружит убежище филина, вороны не успокоятся, пока не прикончат его. Особый крик соберет на помощь всю округу. Ну как тут не вспомнить старинное правило: один за всех, все за одного!

На испуг ворон не очень-то возьмешь, но и в осторожности им не откажешь: по сигналу тревоги стая тает как дым. Однажды киргизский орнитолог Э. Шукуров собрался записать на магнитофон крик пойманной вороны. Не тут-то было. Узница молча переносила щелчки, щипки, грохот бросаемых на пол вещей. Казалось, никакая пытка не заставит ее раскрыть рот. Но когда ворону случайно поднесли к зеркалу, она завопила что есть мочи. Наверное, узница приняла свое изображение за подругу, которую следовало предупредить о грозящих неприятностях. Потом Шукуров бродил с магнитофоном по городу Фрунзе, разгоняя тысячные стаи. Вскоре птицы снимались с места, едва завидев его длинную фигуру в сером плаще. Остальные же люди не действовали на вороньи нервы.

В лаборатории орнитологии МГУ ворона напевала брачную песню, агрессивно каркала и кричала об опасности, когда в строго определенные точки ее мозга посылали электрические импульсы. Магнитофон свидетельствовал, что все вороньи разговоры укладываются в диапазон от 0,5 до 4,0 кГц.

Благодаря хорошо поставленной сигнализации воронья стая ничего не проворонит. И вот что любопытно: в разных странах у ворон вроде бы свои диалекты — они не сразу понимают друг друга.

Разговоры разговорами, а проворонить ворона все-таки может. Например, в Западной Европе ее надувает хохлатая кукушка. Кукушечье яйцо (12 граммов) мельче вороньего (17 граммов), но гениальная ворона на такую мелочь не обращает внимания. Забывает она и о том, что умеет считать: нередко хохлатая кукушка в воронье гнездо умудряется подкинуть два яйца. А хозяева этого не замечают. В чем дело?

В быстро меняющемся мире птицы тоже выкидывают коленца: в ноябре 1971 года черные вороны пожаловали в Смоленск! Сибирячкам тут понравилось, и с тех пор в Смоленске зимует довольно большой их отряд. Из города они исчезают лишь в начале апреля. А вот серых ленинградских ворон в Смоленск и калачом не заманишь — зимой веселятся на Монмартре, заглядывают в окна Лувра, дежурят возле французских кабаре. Московские вороны тоже не все домоседы — на зиму многие отбывают в загранкомандировку, в Данию. Кое-каким московским воронам заграница опостылела, и они остаются зимовать на родине. Но в горланящих тысячных стаях, летящих по утрам на городские окраины, коренных москвичек меньше, чем пришельцев с Севера.

Вороны озабоченно шныряют по помойкам, балконам и подоконникам — нет ли поживы? Как-то проголодавшаяся ворона стянула початый пакет со сливками. Сливок в нем, видимо, оставалось достаточно — похитительница еле держалась в воздухе, тяжело махая крыльями над мостовой. Вынырнувший из-за угла автомобиль заставил птицу сделать крутой вираж. Пакет выскользнул из клюва, и ворона, усевшаяся неподалеку, грустно смотрела на белое пятно, застывающее на асфальте. Каждое ее перышко выражало огорчения. И еще одна, совсем уж невероятная зимняя история: вороны разогревали обед — заледеневшие картофельные очистки, корки хлеба и другую снедь на трубе учреждения! Помните, у Пушкина:

И хотя ворона зимой старается присоседиться к человеку, ей «как-нибудь» нельзя — крылышки протянешь. У лошади есть стойло и кормушка, а ворона большую часть года, большую часть жизни — существо бездомное. Знаменитый орнитолог Оскар Хейнрот предупреждал: когда вы читаете, будто в непогоду птицы прячутся в гнездо, знайте, это грубейшая ошибка — после того как они вывели птенцов, у них нет никакого дома.

Дома нет, а привязанности есть. Несмотря на то, что главные пищеблоки ворон — городские свалки вместе с ростом Москвы переместились на десятки километров, птицы все же летят ночевать в центр, например на площадь Ногина. Здесь они дрожали от холода еще во времена царя Алексея Михайловича. Со здания Исторического музея и из Александровского сада, примыкающих к Кремлю, вороны исчезли. Может, отсюда их выселил грохот праздничных салютов? С точки зрения ворон и галок, кое-какие многоэтажные здания на окраинах тоже подходят для ночлега, но все-таки они искренне привязаны к старым паркам и кладбищам, к домам с так называемыми архитектурными излишествами.