Трудно смотреть на свое собственное прошлое и будущее столь же беспристрастным, непредубежденным взглядом, как и на другие народы, чужую историю. И все же большинство обществ — культур — империй можно охарактеризовать очень кратко, останавливаясь в первую очередь на материальных и географических аспектах. Не исключено, что наше нежелание оценивать самих себя так же непредвзято, как других, объясняется просто: нам неприятно думать, будто наше существование ограничивается только материальной стороной.

С момента основания Сирианскую империю занимал один-единственный аспект реальности — технология и вопросы, с нею связанные. Ни одна империя не могла тягаться с нами в технических достижениях… Я пишу эти слова не потому, что теперь знаю то, чего не знала тогда. Так мы оценивали ситуацию вплоть до недавнего времени. Подобная точка зрения определялась нашим видением технологии. Изощренная, бесконечно разнообразная и зачастую незримая технология Канопуса была неведома для нас, и на протяжении тысячелетий мы думали, что превзошли всех.

Теперь мы считаем, что Смутное Время закончилось в тот момент, когда «мы избавились от избытка населения». Таким грубовато-официальным языком это сформулировано в одной из исторических хроник. А это произошло тогда, когда «численность населения пришла в соответствие с потребностями». О да, есть сотни способов определения нашей основной проблемы! Но любая из формулировок — уклончивых или откровенных — лишь скрывает то, в чем у нас никогда не хватит духу признаться! Если охарактеризовать нашу культуру в двух словах, так же лаконично, как мы описываем другие цивилизации, можно сказать: «Сирианская империя, имея в своем распоряжении пятьдесят три колонии и несметные богатства, прекрасно обеспеченная, невероятно пестрая, при высочайшем уровне развития технологии никак не могла решить, какому количеству людей в ней позволено жить».

Вот я и добралась до самого главного. Я уже касалась этого вопроса ранее — его было не избежать. Невозможно рассказывать о Сириусе, не упоминая самую острую из наших проблем…

Когда Смутное Время осталось позади, мы стали зорко следить за тем, чтобы численность населения не превышала минимум, необходимый для… для чего? Мы установили ограничения допустимой численности в пятидесяти трех колониях. Надо сказать, что они были недостаточно обоснованными и при этом весьма жесткими.

Что произошло с миллионами тех, кто оказался лишним? Их не истребляли. Их не притесняли. Напротив, как я уже писала, чтобы облегчить их трагическую участь, разрабатывались всевозможные программы и мероприятия. (Подробный рассказ о них не входит в мои задачи.) Они просто ушли из жизни — так это преподносится теперь, когда прошло достаточно времени и мы способны спокойно и трезво подвести итоги случившегося. А ведь речь идет о разбитых сердцах и сломленной воле. Они умирали, потому что их жизнь потеряла смысл, от болезней и эпидемий, вызванных непонятными причинами, и при вспышках массового безумия. Так или иначе, они умерли. Это заняло пятьдесят тысяч лет — и этот период был для нас очень нелегким, — но когда все закончилось и наши планеты снова опустели, мы могли ставить новые грандиозные цели и строить новые планы.

Однако на самом деле ничего не изменилось: мы по-прежнему не знали, как относиться к самим себе. При нашем уровне развития технологии для обеспечения нужд Сирианской империи было достаточно десяти миллионов человек. Больше не требовалось. Причем нашей единственной целью было сохранить империю, и все делалось только ради этого…

Полагаю, я сказала достаточно. Некоторые сочтут, что я и без того рассказала слишком много; другие — что, отнесись я к нашей основной проблеме с должным пиететом, мне следовало бы посвятить ей не пару абзацев, а несколько томов.

Что ж, вышеназванной проблеме и без меня уже посвящены бесчисленные тома, а на ее обсуждение ушли сотни лет… В тот период, когда место было расчищено и опустевшая Сирианская империя замерла в ожидании новых драм, повсюду как грибы после дождя стали появляться бесчисленные философские школы, и вокруг были слышны лишь их бесконечные дискуссии и споры… «Во имя чего мы решаем основную экзистенциальную проблему Сириуса?» — вопрошали они.

Постепенно тон этих споров стал таким агрессивным и мрачным, что само упоминание так называемой «экзистенциальной проблемы» было запрещено законом — и такое положение сохранялось тысячи лет. Разумеется, в этот период возникали всевозможные подпольные движения и секты, которые вели подрывную деятельность, посвящая себя «сохранению истины».

Затем, когда влияние и сила подобных группировок выросли до такой степени, что игнорировать их далее представлялось невозможным, было дано официальное разрешение обсуждать то, что поглощало все наши мысли. В этот период несколько наших планет, которые выполняли функции колледжей и университетов, получили задание заниматься исключительно обсуждением наших экзистенциальных проблем. Так появилась Планета Мыслителей, она же Колония 23.

Между тем численность населения Сирианской империи то росла, то уменьшалась, и эти колебания зависели не от того, сколько людей требовалось для обслуживания техники, но от изменений общественного мнения… При желании мы могли бы заселить свои планеты миллиардами особей — как уже было когда-то — или оставить их пустыми. В зависимости от наших потребностей на отдельных планетах поддерживалась очень высокая плотность населения, а другие оставались практически безлюдными.

В то время как наше отношение к главной экзистенциальной проблеме менялось, наш подход к освоению космоса обрел определенность. Мы поняли, что, как бы далеко мы ни добрались, сколько бы планет ни открыли, сколько бы территорий ни включили в свой генеральный план, наши проблемы — а точнее, проблема — никуда не денутся. Она останется с нами. Для чего нужны новые колонии? Каково их предназначение? Планета с благоприятными климатическими условиями может пригодиться для тех или иных целей. Если она богата полезными ископаемыми или новыми для нас минералами, их можно использовать. Но просто присоединять к Сирианской империи сотни и тысячи новых колоний… Зачем это нужно?

Этот вопрос задавали и об этом спорили наши философы.

Мы, администраторы, наблюдали за Канопусом и видели: он не увеличивает число своих колоний. Он работал с теми, что уже были. У канопианцев было меньше колоний, чем у нас, и они кропотливо трудились над их развитием и совершенствованием. Но тогда мы не понимали этого, и я вынуждена признать, что мы презирали своего великого соседа и соперника за то, что он не стремится к дальнейшим завоеваниям, а его материальные потребности весьма скромны.

Далее я продолжу рассказ о наших наблюдениях за Канопусом.

Когда Смутное Время подошло к концу (а это случилось вскоре после Катастрофы на Роанде), численность населения Канопуса была примерно равна нашей, однако он колонизировал меньше планет. Судя по всему, это обстоятельство не вызывало у канопианцев ни малейшего беспокойства. Однако уровень их технологии, которая немного отставала от нашей по внешним признакам, был достаточно высок, чтобы нас волновали одни и те же вопросы. Когда мы поднимали эти вопросы, заговаривая об «экзистенциальной проблеме», они не выказывали интереса. В те времена мы видели в этом очередное свидетельство их коварства. Когда канопианцев спрашивали, как они регулируют численность населения, они отвечали: «с учетом потребности» или «в соответствии с необходимостью» — и так продолжалось очень долго. Лишь недавно мы наконец услышали, что они говорят: «с учетом Потребности» или «в соответствии с Необходимостью».

Сириус знал о Канопусе куда меньше, чем Канопус о Сириусе. (При этом наши познания ограничивались лишь материальной стороной жизни канопианцев.) Я давно заметила — стоит упомянуть любую из наших планет, Канопус неизменно знает о ней все. Поэтому мы не уставали восхищаться тем, как работает у них разведка.