Утром он позавтракал вместе с хозяевами и наконец сказал, что должен идти дальше. Поросшие деревьями склоны холма были все еще полны беженцами, возможно, уже другими, подошедшими в течение вечера и ночи. Снежный пес занервничал, что-то подозревая. Он скулил и даже прихватил зубами рукав Данна.

— Рафф понимает, что ты уходишь, — сказала Касс. — Он не хочет, чтобы ты уходил.

Ее глаза говорили Данну, что она тоже этого не хочет. Нолл, ее муж, опять только улыбался. Вот уж кто не огорчится из-за ухода Данна.

Рафф проводил гостя до двери.

Нолл заметил:

— Похоже, он помнит, что ты спас ему жизнь.

Данн погладил пса, обнял его за мощную шею и сказал:

— Прощай, Рафф.

Но животное вышло вместе с ним за дверь. Пес лаял и оглядывался на Касс и Нолла, но шел за Данном.

— Эй, Рафф! — воскликнула Касс. — Ты никак бросаешь меня!

Собака завыла, глядя на хозяйку, однако не отставала от Данна, который изо всех сил старался не оглядываться, чтобы не приманивать пса. Потом вслед за ним побежала и Касс, прихватив со стола хлеб, рыбу и кое-какую еду для собаки. Она сказала Данну, когда догнала его и муж не мог их слышать:

— Возвращайся ко мне, возвращайся вместе с Раффом, прошу тебя.

Данн громким голосом посоветовал Касс приглядеть себе другого щенка. Он сказал, что со стороны обрыва двигаются стаи собак и что одна из них вполне может занять место Раффа. Касс не стала возражать, хотя и могла бы сказать, что это уже будет совсем не то, что Рафф. Она просто опустилась на колени перед псом и обняла его, а Рафф облизал ее лицо. Потом Касс поднялась и, не взглянув больше ни на Данна, ни на Раффа, вернулась к мужу.

— Так, значит, Рафф, ты вспомнил меня даже несмотря на то, что прошло столько времени? — сказал Данн, когда они отошли от хижины Касс и Нолла, но еще не влились в поток беженцев.

Он опустился перед Раффом на колени и зарылся лицом в его шерсть. Собака положила морду ему на плечо, и вот — снова он плачет! «Вот кто мой настоящий друг», — думал Данн.

Ручеек беженцев взволновался при виде Данна и снежного пса. В их сторону повернулись головы, руки легли на рукояти ножей, появились дубинки. Данн прокричал заранее:

— Не волнуйтесь, он ручной!

Эту фразу он повторил на нескольких языках, но его, кажется, никто не понял. Большего эффекта Данн добился, когда ступил в ряды путников — с ножом в руке. Люди подвинулись, освобождая ему место в общем потоке. Данн опасался камня, который вполне могли бросить из задних рядов, однако пощупал толстую шерсть пса и успокоился — такую камень не возьмет. Оставалось лишь беречь его вытянутый нос, яркие глаза, выглядывающие из белой гривы, да следить за маленькими подвижными ушками. Поэтому Данн постоянно оглядывался, чтобы никто и не думал напасть на его друга. Однако таких попыток и не было. Все мысли беженцев были поглощены страхом и голодом, необходимостью добраться до безопасного места. Так они и шли, Данн и его друг снежный пес, который все время посматривал на хозяина, чтобы проверить, все ли с ним в порядке. День прошел без приключений, и к вечеру Данн стал искать то место, где три года назад он свернул с тропы и увидел в воде очертания трех белых фигур.

Место это оказалось дальше, чем он ожидал. Ведь сейчас они шли медленно, так как Данн оберегал Раффа от возможного нападения, а тогда, по пути из Центра, Данн бежал со всех ног с еле живым щенком на руках. Он и не знал, что сумел тогда пробежать такое расстояние. Наконец он увидел знакомые очертания промоин посреди кочек и покинул ряды беженцев, шагнув на едва видную стежку. В воде по-прежнему что-то белело. Два больших, мутных под слоем воды пятна. Рафф встал рядом с хозяином, посмотрел туда, куда смотрел Данн. Потом пес взглянул на лицо Данна, снова на воду. После чего заскулил тревожно; казалось, что он хочет прыгнуть в воду. Данн как следует ухватил пса за гриву и сказал:

— Нельзя, Рафф. Нет, нельзя.

Вода была очень холодной. Вокруг стеблей тростника образовались настоящие стекляшки и иглы льда. Снежные псы утонули в болоте три года назад, но смутные очертания белых фигур до сих пор оставались на том же месте. Плоти и костей там, конечно, уже не было, только шкура, плотная мохнатая шкура. Рафф завыл, испугав беженцев, шедших поодаль; те остановились, оглядываясь. Данн погладил пса по голове, вспоминая, как стоял здесь с мокрым неподвижным тельцем щенка на руках.

Он повел Раффа прочь от мрачного места по вязкой тропке среди трясины, и все время пес оглядывался, даже когда злосчастную промоину скрыли заросли тростника. Он, очевидно, помнил, что здесь произошло. Помнил если не события, то боль.

Данн держал руку на шее животного, когда они вновь присоединились к беженцам. Он приговаривал:

— Рафф, Рафф, все хорошо, я с тобой, я всегда буду с тобой. Все будет хорошо.

Снежный пес коротко лаял в ответ и все глядел и глядел на Данна.

Впереди была ночь, что несло с собой новые трудности. Насколько помнил Данн по прошлому разу, на этой тропе не было ни единого укрытия, где можно было бы поспать. То есть ночлег нужно искать под обрывом. Там кое-где росли кусты, но до них могли добраться наиболее крепкие из беженцев, а они непременно попытаются сделать это под покровом темноты. Данн проголодался, да и Рафф тоже, но юноша видел, какими взглядами пожирали люди его увесистый мешок. Он знал, что последует, если кто-нибудь увидит, как он скармливает драгоценную пищу дикому животному. Наконец он заметил под обрывом большой валун, замерший на вершине другого камня. Между ними виднелась щель. Пробраться в нее было довольно сложно. Данн решил, что изможденные беженцы на это не способны. И он скользнул с края обрыва вниз, добрался до камня, влез на него и забился в щель. Рафф последовал за ним одним прыжком. Далеко внизу поблескивало Нижнее море; несколько черных точек на востоке — покинутые Данном острова. Вечернее небо превратилось в жемчужное озеро, подкрашенное розовым румянцем. Люди устраивались на ночь под кустами вдоль дороги. Те, кто не успел занять удобное место, пытались согнать более удачливых. Вспыхивали ссоры и даже драки. Невидимый за камнем, Данн теперь мог раскрыть свой мешок и дать Раффу хлеба с рыбой. По пути животное вдоволь пило воду из болот. Через некоторое время взошла луна, и очень кстати: Данн приметил тени, крадущиеся вниз по склону. Он крикнул на них, и тени тут же превратились в трех улепетывающих парней, которые хотели, видимо, присоединиться к трапезе. Рафф все не мог успокоиться, ерзал, пытался скулить. Данн сжимал его пасть руками и шептал:

— Тихо, не шуми.

И Рафф наконец лег, положил голову на широкие лапы и неподвижно уставился на край обрыва. Так прошла ночь. С первым проблеском солнца по тропе побрели беженцы. Кое-кто из них изловчился и наловил рыбы, используя вместо сети одежду, — на обочинах лежали рыбьи кости.

Следующая ночь прошла в расщелине между камней, на приличном расстоянии от остальных путников. Рафф лежал, прижимаясь к Данну, и Данн радовался этому: было тепло.

День сменялся днем, и наконец тропа разделилась надвое: влево, на юг, отходила более широкая дорога. Вела она к обмелевшим болотам, была менее опасна, и поток путников тоже разделился. Данн знал, что эта дорога ведет через всю Тундру. Он пытался подсказать тем, кто свернул на нее, что ничего хорошего впереди их не ждет, но беженцы лишь молча смотрели на него с непонимающим видом. Те, кто остался на тропе, идущей вдоль обрыва, замедлили шаг. Из-за того, что народу стало меньше, исчезла необходимость торопиться, чтобы занять удобное место, чтобы тебя не оттеснили, чтобы первому найти редкую и скудную пищу. Как ни странно, чаще стали возникать стычки, особенно в случаях, когда один из беженцев подозревал другого в том, что тот прячет еду. Они окружили Данна и снежного пса, потому что мешок Данна, уже значительно похудевший, все еще не опустел и аппетитно бугрился. Раффу достаточно было зарычать и сделать несколько коротких прыжков в сторону забияк, и они разбежались. После этого Данн счел необходимым свернуть на тропку, идущую на юго-запад. Путь по ней пролегал через трясину, но идти было можно. А чуть погодя дорога пошла вверх, стало суше, появились кусты и травянистые участки. Там и обнаружил Данн некое строение — даже не дом, а сарай, притулившийся справа от тропы. На двери кто-то нацарапал: «Беженцам вход запрещен». Он постучал и крикнул: