Чукча Эттыльгин, с превеликим трудом пробравшись к доктору, зовет его к заболевшей сестре:

— Злой дух посетил наш шатер, — закончил свой рассказ молодой чукча…

Доктор привесил себе на шею небольшой мешочек с медикаментами, натянул косматые меховые сапоги, а через голову надел длинную, широкую малицу с капюшоном. Из-за густого, пушистого меха поблескивали большие, круглые стекла его очков. Подбородок и кончик носа можно было спрятать за широкий ворот малицы. В метель кожа через несколько минут покрывалась ледяной маской и мучительно ныла.

В сенях Эттыльгин поднял с полу длинный ремень из моржовой кожи и обязался им вокруг пояса. Другой конец ремня он передал доктору. Доктор взял ремень и крепко затянул его вокруг широкого мехового балахона. Итти предстояло недалеко, всего шагов триста, но эта предосторожность не была излишней. Даже через тройные рамы и обшитые тесом и толем стены доктор в своей маленькой, жарконатопленной комнате слышал, как гудела и завывала вьюга, крутя над берегом бухты вихри снежной пыли.

Обвязавшись в сенях концами ремня, они вышли из дому. Только переступили через порог, как порыв ветра с такой яростью бросил на них белую колючую мглу, что доктор пошатнулся и ударился о косяк. Эттыльгин, как кошка, припал к земле… Ремень, связывавший его с доктором, натянулся, как потяг собачьей упряжки. Низко нагнувшись, словно вглядываясь в несуществующие следы, Эттыльгин почти пополз. Он тянул за собой доктора. Жесткие крупинки злобно разыскивали всякое незащищенное место на лице и кололи, как иглы. Доктор закрыл глаза. Зачем было их открывать среди этого белого мрака?.. Минутами казалось, что ветер налетает из-под земли и из какой- то трещины злобно выметает, выбрасывает тучи мельчайших стеклянных осколков. Эттыльгин подвигался медленно, но доктор чувствовал, что его проводник не плутает наудачу, а знает, куда нужно итти. Уверенность его передавалась также и ему. Он уже не думал о свисте и стонах бури; в сознании стали всплывать какие-то легкие, светлые мысли. Вдруг он почувствовал, что ремень ослаб. Он вытянул из-за ворота голову и приоткрыл глаза. Они стояли перед самой ярангой. Эттыльгин освободил доктора от ремня и, слегка приподняв тяжелую меховую полу шатра, предложил войти, то-есть, растянувшись на животе, вползти под полу».

Или вот еще образец наглядной метеорологии острова Врангеля и способов сообщения по нем в бурю. Ушаков отправляется с 4 эскимосами и 2 эскимосками поперек острова на северную его сторону с целью оставить там два семейства на жительство. «Середина марта. Ясное утро. Легкий юговосточный ветерок. Сильный мороз. Наши сборы недолги. Нарты увязаны накануне. Запрягаем собак — и в путь!.. Но не отъехали мы еще и десяти километров от колонии, как движение начало замедляться. Через час после отъезда ветер перешел на восточный, а еще через полчаса начался встречный норд. Даль затуманилась. Под ногами закурился снег. Навстречу текут миниатюрные снежные ручейки. Они заметно растут. Словно пар, все выше и выше поднимается над ними мельчайшая снежная пыль. Налицо все признаки начинающейся метели… Собаки начинают останавливаться. Ветер крепнет с каждой минутой. Скоро начинается настоящий ад. Ветер поднимает снежную пыль до десяти метров и, словно взбесившись, бросает ее…»[20]

Но что это? Ушаков вдруг чувствует, что его еле двигавшаяся нарта внезапно срывается с места и куда-то мчится с быстротой курьерского поезда. Вихрь несущейся снежной пыли все застилает от глаз, собак — и тех не видно. Должно быть понесли, почуяв след медведя, — решает Ушаков, тянется к винчестеру и не может его найти. Но надо же прекратить эту бешеную скачку! Он делает над собой огромное усилие и всем телом наваливается на тормоз. И вдруг… Новое, еще более непонятное чудо! Заряд мускульной энергии пропадает даром. Путешественник быстро срывает с лица своего снежную маску и теперь только убеждается, в чем дело. Полузанесенная снегом нарта прочно, как вкопанная, стоит на месте, а вокруг лежат, свернувшись клубочками, собаки, они также почти уже занесены снегом. Повидимому, убедившись в полнейшей невозможности и бесполезности всякого продвижения вперед, животные, пытаясь спрятаться от снежного вихря, стали заходить за прикрытие саней, одновременно повернув их на 180°; седок же, облепленный снежной коркой, не заметил этого маневра и, очутившись внезапно спиной к ветру, создал себе полнейшую иллюзию бешеной гонки.

В путь-дорогу по острову на собаках (фото Г. А. Ушакова)

Несмотря на сложность обстановки, путешественником овладевает веселое настроение. Оно еще более усиливается, когда он подходит к своим коллегам. Оба возницы продолжают пребывать в том же блаженном неведении, в котором только что находился и сам начальник. Нельзя было без смеха видеть, как «безумно оба мчались куда-то». Их напряженная поза, подпрыгивание на месте, даже обычное громкое понукание собак — «эк-эк!» — все свидетельствовало, что они находились в полной уверенности, что нарты вихрем несут их вперед.

Всякие попытки двигаться дальше безуспешны. Собаки уже не слушают команды, они бросаются из стороны в сторону и под конец поворачивают обратно. Надо отложить поездку до более благоприятного времени, а сейчас вернуться назад. «Досаднее всего то, что это происходит при ясном лазурном небе. Ни одной тучки, ни одного намека на облачко. Бездонный, нежноголубой купол и яркое солнце. Это вверху. А внизу — на высоте десяти метров над землей — свист ветра, сплошная масса несущегося снега… Через полтора часа подъезжаем к колонии… Ясное небо, еле заметный северозападный ветерок и… никакой метели!»

На другой день Ушаков, при более благоприятных условиях, вторично предпринимает поездку по тому же направлению. Путешественникам удается на этот раз благополучно достичь противоположного берега. Вечером, на привале, они любуются изумительным по яркости красок зрелищем, возможным только в далекой арктике.

«На западе за горизонт опускается огромный красный шар солнца. Вернее — не шар, а сфероид, — кто-то взял и сплюснул солнце. Весь запад горит. Загорается снег, загораются снежные поля и пыль над ними. Словно вся долина оказалась залитой расплавленным металлом, бурно стекающим по склону. От потока подымается яркокрасный пар. А на горизонте густофиолетовой массой высится пик Берри и окружающие его вершины. Огромный «пожар» снежных полей приковывает взгляд. Он одновременно и восхищает и давит мощностью. Эскимосы, обычно равнодушные к красотам природы, сейчас не отрывают взгляда от курящихся красных потоков. Етуи возбужденно кричит:

— Пинепихток! (Это означает: очень хорошо!)

Но пожар не греет. Он жутко холоден. Холодный ветер чувствуется и сквозь двойную меховую одежду».

Вечером 28 августа 1929 года, расталкивая льдины, ледорез «Литке»[21] малым ходом подходил к берегам острова Врангеля. Юговосточный берег острова был почти свободен ото льда. Выбери «Литке другое направление, пойди, например, севернее острова Геральда, он не достиг бы в эту навигацию острова Врангеля, где так его сейчас ждали.

В истории освоения и изучения острова Врангеля и его окрестных вод экспедиция на «Литке» имела большое значение. Необходимо было прежде всего достигнуть острова Врангеля; произвести по пути, а также и на острове разного рода научные исследования; снять зимовщиков и водворить на их место новую смену; соорудить новые строения: дом для радиостанции, баню и склад для хранения продовольственных запасов; снабдить зимовщиков запасами продовольствия и топлива на три года.

Дом начальника о. Врангеля и метеорологическая станция

Хотя ледорез «Литке» неоднократно справлялся успешно с возлагавшимися на него тяжелыми задачами, все же при отправлении его на остров Врангеля возникло естественное опасение: сможет ли корабль прорвать тяжелое кольцо льдов, опоясавшее эту крайне трудно достижимую территорию. Однако под умелым руководством опытнейшего ледового моряка капитана К. А. Дублицкого «Литке» успешно справился со всеми трудностями.