Фелисита видела, как задрожали его руки. Молодые люди стояли теперь как раз на том месте, где она только что пережила тяжелую борьбу с собой. Она опустила голову, чувствуя себя виноватой.

— Фелисита, что если бы вы упали? — заговорил он опять. — Должен ли я вам сказать, в какой ужас вы меня повергли вашим отчаянным упрямством?.. И разве не может минута смертельного страдания искупить несправедливость многих лет? — Он остановился, ожидая ответа, но побледневшие губы молодой девушки были крепко сжаты. — Вы так враждебно настроены, что не замечаете перемен. Фелисита, недавно вы говорили, что обожали вашу мать, что она называла вас — Фея. Я знаю, что все, кто вас любит, называют вас этим именем, и я тоже хочу сказать: «Фея, я хочу мира!»

— Я не сержусь больше, — сказала она глухо.

— В ваших устах эти слова значат очень много, но они меня не устраивают полностью. Что пользы в том, что мы помиримся, а потом снова расстанемся на всю жизнь? К чему мне знать, что вы больше не сердитесь, если я не могу убедиться в этом? Если помирились люди, которые были так чужды друг другу, как мы, то они должны остаться вместе. Поедем со мной, Фея!

— Я с отвращением думаю об институте, — быстро ответила она.

По его лицу скользнула улыбка.

— Идея об институте возникла по необходимости. Мне самому пришлось бы тогда плохо... Могло случиться, что я не видел бы вас день — два, а при нашей встрече вокруг стояла бы дюжина любопытных учениц и ловила бы каждое наше слово. Или же госпожа Берг, строгая начальница, сидела бы рядом, не позволяя, чтобы я держал в своих руках эту маленькую ручку... Нет, я хочу постоянно видеть это милое упрямое лицо, я должен знать, что там, куда я вернусь после напряженной работы, меня будет ждать моя Фея, но ведь все это может осуществиться лишь тогда, когда вы станете моей женой!

Фелисита вскрикнула и попробовала вырваться, но он крепко держал ее.

— Эта мысль пугает вас, Фелисита? — спросил он, глубоко взволнованный. — Я хочу надеяться, что этот испуг происходит только от неожиданности. Я говорю себе, что до той поры, когда вы станете моей женой, может пройти еще много времени. Но я постараюсь завоевать вас. Я буду ждать, как это ни тяжело, пока вы по собственному желанию не скажете мне: «Я согласна, Иоганн!..» Я знаю, какие чудеса творятся в человеческом сердце. Я бежал из маленького городка, чтобы преодолеть себя самого, и тогда случилось чудо. Я понял, что то, что я хотел оставить позади, станет блаженством всей моей жизни... Скажите мне хоть слово! Дайте мне надежду!

Молодая девушка понемногу высвободила свои руки. Ее брови нахмурились, словно от сильной боли, угасший взгляд был устремлен на пол, а холодные руки судорожно сжимались.

— Вы хотите получить надежду от меня? — спросила она слабым голосом. — Час назад вы сказали: «Это будет ваш последний бой», — а теперь снова заставляете меня бороться. Но что значит борьба с внешними врагами по сравнению со внутренней борьбой? — Она в отчаянии заломила руки. — Я не знаю, за что Бог вложил мне в сердце эту несчастную любовь.

— Фея!

Профессор протянул руки, чтобы привлечь к себе девушку, но она отстранилась, хотя ее лицо просветлело.

— Да, я люблю вас, вы должны это знать, — повторила она, и в ее голосе послышались и радость, и слезы. — Я могла бы даже теперь сказать: «Я согласна, Иоганн» — но эти слова никогда не будут произнесены.

Он отступил назад, и смертельная бледность покрыла его лицо. Он слишком хорошо знал характер Фелиситы: она никогда не отказывалась от своих слов.

— Вы бежали из N, но почему? — продолжала она тверже. — Я вам скажу почему: ваша любовь ко мне — это преступление против вашей семьи. Она шла вразрез с вашими принципами, и ее следовало вырвать из сердца как сорную траву. То, что вы возвратились с теми же чувствами, произошло не по вашей вине. Вы покорились той же силе, которая заставляет и меня, против воли, любить вас. После тяжелой борьбы гордые аристократы уступили свое место в вашем сердце презираемой дочери комедиантов, но ничто в мире не заставит меня думать, что я сохраню это место на всю жизнь. Несколько недель тому назад вы высказали свое убеждение, что различие положений в браке никогда не сгладится. Вы слишком сроднились с этим принципом для того, чтобы за несколько недель могли его изменить. Вы теперь отрекаетесь от него, но воспоминание все равно останется в моей душе.

Она замолчала в изнеможении. Профессор стоял, закрыв глаза рукой, его губы подергивала судорога. Когда Фелисита умолкла, он опустил руку и тихо сказал:

— Прошлое против меня, но вы все-таки ошибаетесь, Фелисита. О Боже, как мне доказать вам это!

— Внешние обстоятельства нисколько не изменились, — продолжала девушка неумолимо. — На вашу семью не легло никакое пятно, мое положение осталось таким же презираемым, как и прежде. Я перестала бы уважать себя, если бы воспользовалась минутой, когда вы послушались голоса вашей любви, с трудом борясь со своими взглядами. Я спрашиваю вас по совести: не правда ли, вы высоко чтите прошлое вашей семьи? Спрашивали вы себя: одобрили бы ваши предки этот неравный брак?

— Фелисита, вы говорите, что любите меня, и все-таки способны так изощренно мучить? — воскликнул он раздраженно.

Ее взгляд смягчился.

— Я тоже невыразимо страдала, когда вы мечтали о нашей совместной жизни, — сказала она взволнованно. — Между нами вечно будет стоять ваше возможное раскаяние. При каждом вашем мрачном взгляде, при каждой складке на лбу я буду думать: «Настал час, когда он начал сожалеть о прошлом!» Я сделала бы вас несчастным своим недоверием, которое не смогла бы победить.

— Это ужасное возмездие, — глухо сказал Иоганн. — Впрочем, я смело принимаю это несчастье... Я безропотно стану переносить ваше недоверие, как оно ни тяжело. Должно же наступить время, когда все выяснится... Фелисита, я начну жить с вами такой жизнью, что вам не придут в голову никакие мрачные мысли. Конечно, может случиться, что я приду домой с суровым взглядом, который неизбежен при моем призвании, но дома меня будет ожидать моя Фея. Неужели вы убьете свою любовь и сделаете несчастным человека, которому вы можете подарить самое высшее блаженство на земле?

Фелисита отошла к двери, почувствовала, что благодаря его красноречию силы изменяют ей, но все-таки ради него самого она должна была оставаться твердой.

— Если бы вы могли жить со мной в уединении, тогда я охотно последовала бы за вами, — ответила она, торопливо ухватившись за ручку двери, как будто это была ее последняя опора. — Не думайте, что я боюсь света, но, ведя такую жизнь, я опасаясь найти врага в вас самих. Происхождение имеет в свете большое значение, и я знаю, что вы разделяете это убеждение. У вас есть фамильная гордость, и если сейчас вы не придаете ей никакого значения, то при постоянных встречах со знакомыми вашего круга, рано или поздно, у вас появится сожаление о том, что вы слишком многим пожертвовали ради меня!

— Другими словами, это означает, что если я хочу обладать вами, то должен бросить мою работу и жить в пустыне, или должен найти какое-нибудь пятно в прошлом моей семьи! — раздраженно воскликнул профессор.

При последних словах молодая девушка внезапно покраснела. Рука невольно ощупала углы серого ящика, точно девушка хотела убедиться, что он хорошо спрятан. Профессор в необыкновенном волнении ходил по комнате.

— Упрямство и упорство вашего характера доставили мне уже много хлопот, — продолжал он тем же тоном, — но теперь, когда вы с такой настойчивостью попираете ногами мою любовь и осуждаете себя на бесполезную жертву, я чувствую какую-то ненависть и дикую злобу. Я вижу, что не подвинулся вперед ни на шаг, но все-таки не думаю отказываться от вас... Ваше уверение, что вы меня любите, равно для меня ненарушимой клятве. Вы мне никогда не измените, Фелисита?

— Нет! — вырвалось у нее против воли. Профессор положил руку на голову Фелиситы и заглянул ей в лицо с выражением бесконечного горя. Он тихо покачал головой, когда под его молящим взглядом она опустила глаза, но ее губы остались плотно сжаты.