Он прошел к выкидному трапу и остановился:

— Эти леди, там, внизу…

— Все будет прекрасно, лейтенант. Мы скоро все приведем в форму.

— Мы можем сделать для вас что-нибудь еще?

Штурм улыбнулся:

— Принесите новость о конце войны. Как идут дела?

— Несомненно в нашу пользу — ответил Идж. — Хотя, кажется, в Европе слегка медлят. Не думаю, что, после всего, мы увидим Берлин до рождества. Немцы в Нидерландах сражаются, как черти.

Он быстро спустился по трапу, за ним последовали Сваллоу и матрос, и они отчалили.

— Ну как, боцман? — спросил он, когда отошли подальше.

— Я понял одно, сэр. Никогда я не стану жаловаться на условия службы в подводном флоте.

Бергер на квартердеке курил сигару и ждал. Штурм стоял рядом.

— Как думаете, господин капитан? — спросил Штурм. — Сработало?

В этот момент замигала сигнальная лампа на мостика «Гардиан».

— Можете следовать — прочел Бергер. — Счастливого плавания и удачи.

Он повернулся к Штурму, лицо прояснилось:

— Моя бабушка с материнской стороны была англичанка, я говорил вам когда-нибудь?

— Нет.

Бергер швырнул сигару за борт:

— Судно в вашем распоряжении, господин Штурм. Начинайте двигаться, как можно скорее.

— Слушаюсь.

Штурм повернулся, громко отдавая команды матросам внизу, а Бергер сошел на палубу. Он встал у входа в кают-компанию, чувствуя вонь, снизу на него глядело бледное лицо сестры Анджелы.

— Сработало? — тихо спросила она.

— Когда у вас будет время, напомните мне, чтобы я сказал, какая вы замечательная женщина, сестра.

— В подходящий момент обязательно, капитан. Можете быть уверенным — безмятежно ответила она.

Бергер отошел. «Гардиан» уже направлялась на юго-запад. Он следил за ее ходом, когда позади из переднего люка неожиданно появился Хельмут Рихтер и прошел на корму. Он был покрыт грязью, но улыбался.

— Можно парням выйти на палубу и обмыться из помпы? После трюма они весьма сильно попахивают.

— Заметно — сморщил нос Бергер. — Подождите еще минут двадцать, Хельмут, пока британские друзья не уйдут по-настоящему, потом выпускайте.

Он пошел в свою каюту, а Рихтер, сняв рубашку, качал помпу одной рукой, повернув шланг на себя. В это время сестра Лотта вышла на палубу, сжимая в обоих руках полные ведра дряни. Она уже подошла к поручням правого борта, чтобы их выплеснуть, когда подошел Рихтер.

— Никогда против ветра — сказал он. — Иначе можете получить содержимое в лицо. — Он посмотрел в ведро с отвращением. — А без этого вы вполне можете обойтись.

Он донес ведра до левого борта, выплеснул их и обмыл под помпой. Она спокойно смотрела на него.

Она была маленькой, изящно сложенной, дочь адвоката из Мюнхена, выглядевшая моложе своих двадцати трех лет. В отличие от других монахинь, она была еще послушницей и перебралась в Бразилию из Португалии в прошлом году только потому, что была обученной сиделкой, а там был недостаток в людях ее квалификации.

Она взяла его рубашку:

— Я постираю.

— Нет нужды.

— И шов на плече разошелся, я заштопаю. — Она подняла глаза и он увидел поразительную васильковую голубизну. — Наверное, внизу было ужасно.

— Только для вас.

Он отдал ведра, она взяла и одно мгновение они держали их вдвоем. Сестра Анджела тихо произнесла:

— Лотта, вы мне нужны.

Она стояла у входа в кают-компанию, ее лицо было спокойным как всегда, но в глазах при взгляде на Рихтера появилась новая настороженность. Девушка кротко улыбнулась, подошла к ней и обе сошли вниз. Рихтер начал энергично поливать голову водой из помпы.

Бергер сидел за столом, осматривая повреждения в каюте — это было неважно. Все можно быстро исправить. Открывая личный дневник, он испытывал огромное чувство приподнятости. Взяв ручку, задумался на мгновение, потом записал:

— Теперь более чем когда-либо я убежден, что мы достигнем Киля…

Ночь быстро спускалась, когда Джего и старшина Янсен взбирались на холм Святого Мунго. Похоронную команду они обнаружили на кладбище позади церкви. Собралось около двадцати островитян, мужчин и женщин. Джин Синклер и Рив стояли рядом, адмирал — в полной форме. Мердок Маклеод в своем лучшем костюме из голубой саржи стоял в головах открытой могилы с молитвенником в руках.

Два американца остановились неподалеку и сняли фуражки. Было очень тихо, раздавалось только непрестанное пение птиц. Джего посмотрел, как за Мери-тауном в подкове гавани стоял его корабль, пришвартованный к молу.

Солнце бросало на небо отсвет меди с алыми отблесками на тонких перистых облаках. За Барра Хед островитяне шли к северу на Барра, Мингулей, Паббей, Сендрей, скользя по совершенно спокойному морю, черные на фоне пламени.

Рив глянул через плечо, что-то пробормотал Джин Синклер, потом двинулся к ним, огибая могильные плиты:

— Спасибо, что быстро пришли, лейтенант.

— Не за что, сэр. Мы были на пути в Маллейг из Сторновея, когда вам передали сообщение.

Джего кивнул на могилу, куда полдюжины рыбаков опускали гроб:

— Еще один с U-743?

Рив кивнул:

— Восьмой за три дня.

Он поколебался:

— В прошлый раз вы говорили, что на этой неделе поедете на побывку в Лондон.

— Верно, адмирал. Если я смогу дойти вовремя до Маллейга, то намерен поймать ночной поезд на Глазго. Я что-нибудь могу сделать для вас, сэр?

— Конечно.

Рив достал из кармана пару конвертов:

— Первый для моей племянницы. Она живет в Вестминстере, недалеко от парламента.

— А другое, сэр?

Рив положил его сверху:

— Как видите, оно адресовано лично шефу штаб-квартиры. Это сэкономит время.

Джего увидел адрес на конверте и поперхнулся:

— Бог мой!

Рив улыбнулся:

— Проследите, чтобы письмо вручили одному из его помощников лично. Никому другому.

— Да, сэр.

— Теперь вам лучше отправляться. Я жду, что услышу вас, как только вы вернетесь. Я уже говорил, что у меня в коттедже есть радиопередатчик: небольшое одолжение со стороны флота. Вы свяжитесь с Маллейгом, а я буду целыми днями сидеть у проклятой штуки, надеясь, что кто-нибудь обратит внимание.

Джего отдал честь, кивнул Янсену, и они удалились. Адмирал вернулся к похоронам и Мердок Маклеод начал твердым ясным голосом громко читать:

— Рожденному женщиной недолго жить. Он приходит и уходит, как цветок…

Когда они миновали входные ворота, вдруг стало очень темно, осталась лишь истлевающая полоска огня на горизонте.

Янсен спросил:

— Кому письмо, лейтенант?

— Генералу Эйзенхауэру — просто ответил Джего.

В Бресте перестрелка шла через реку и стрекотание автоматов разносилось над водой, когда Пауль Герике повернул за угол. Где-то далеко на горизонте ракеты по дуге неслись через ночь и, несмотря на сильный дождь, значительная часть города, похоже, была в огне. Большинство складов, когда-то обрамлявших улицу, были разбомблены, тротуар усыпан щебнем и битым стеклом, но небольшой отель на углу, который служил морским штабом, вроде бы уцелел. Герике быстро вбежал по ступенькам, показал часовому у дверей документы и вошел.

Он был невысок, не более пяти футов пяти-шести дюймов, светловолосый, с бледным лицом, не тронутым ветром и погодой. Глаза очень темные, совсем без искры, в странном контрасте с доброй, почти ленивой улыбкой, которая, похоже, постоянно была у него на губах.