Что же касается Алессандры, она просто не перенесла бы монастырского существования. Она не принадлежала к сословию нобилей, к тому же денег на вступление в монастырь у нее не было. Так что участь ее там ждала самая печальная, ей предстояло выполнять самую тяжелую и грязную физическую работу, от которой отказывались более привилегированные монашенки. Думая о том, что остаток жизни она должна провести в стенах монастыря, прислуживать женщинам менее образованным, существовать без книг, без музыки и свободы, она содрогалась. Возможно, двигала ею и гордыня, но Алессандре монастырь казался тюрьмой, где ей предстояло отбыть пожизненный срок. Лучше бы она родилась мужчиной: стала бы выходить в море, как старший брат Якопо, продолжать дело отца, а не целовать холодные плиты монастырского пола, отбивая бесчисленные поклоны.

Но если не монастырь, тогда что? Алессандра откинулась на спинку скамьи. Лучи солнца ласково грели лицо, навевая дремоту. Надо что-то делать с деньгами – на эту мизерную сумму и до августа не продержаться. Она уже начала экономить: заставила Бьянку переделать зимние платья на летние, уволила Зуана, своего гондольера. Отныне Нико будет исполнять его обязанности. Возможно, стоит послать его на барахолку, продать ненужные вещи. Но что можно продать? Раскрашенные сундуки, гобелены, лютню, сделанную в Вероне? При одной только мысли об этом заныло сердце – ведь все эти вещи принадлежали когда-то не только ей, но и маме, отцу, Якопо. Но выхода нет, иначе ее ждетголодная смерть. Она представила, как живет с Бьянкой и Нико в доме, который постепенно пустеет, до тех пор, пока в нем не останется ничего. И что тогда? Что дальше? Наэтот вопрос ответа у нее не было.

Она проснулась от писка и верещания маленькой обезьянки, и еще показалось – кто-то на нее смотрит. Алессандра открыла глаза и ахнула от изумления. Над ней возвышался чернокожий гигант, темный цвет кожи лишь подчеркивался фоном – ярко-голубым небом. У него было длинное мрачное лицо, одет он был в костюм гондольера: полосатый камзол и ярко-красные облегающие штаны.

– Синьорина, – сказал он и почтительно поклонился. Голос низкий, с каким-то странным акцентом. – Моя хозяйка желает с вами переговорить.

Алессандра выпрямилась на скамье. И только тут в поле ее зрения попала Ла Селестия, облаченная в роскошные золотые одеяния. Она была столь ослепительна, что казалось, в сад заглянуло второе солнце. И еще вся она буквально утопала в драгоценностях, словно бросая дерзкий вызов законам о скромности. На лоб спускалось с полдюжины нитей жемчуга, в ушах сверкали огромные бриллианты, корсаж платья был расшит рубинами и изумрудами. За спиной у куртизанки маячила молодая красавица служанка, рядом стоял мальчик и держал на поводке маленькую обезьянку. На обезьянке была пурпурная шелковая накидка, на голове красовалась крохотная шапочка с кистями. При виде Алессандры обезьянка запрыгала и заверещала, затем вскочила на плечо мальчику. Алессандре хотелось себя ущипнуть – уж не сон ли все это? Если сон, то самый странный из всех, что доводилось видеть.

– Очаровательно, – протянула Ла Селестия и оглядела сад, лагуну, четырехэтажный дом с высокими стрельчатыми окнами. Потом приблизилась к Алессандре и начала изучать ее лицо, пристально и с одобрением. – Да, так я и думала. Ты очень хороша собой, когда не плачешь. – Она взглянула на небо и сощурилась. – Может, пройдем в дом? Солнечные лучи… они просто убийственны для цвета моего лица.

Алессандра поднялась со скамьи.

– Да, конечно.

Ее так и распирало от любопытства, но задавать вопросы сейчас было бы невежливо. И она провела Ла Селестию по ступеням наверх, на второй этаж, где находилась гостиная. В комнате царил приятный полумрак и было прохладно – плотно задернутые толстые шторы из Дамаска не пропускали жарких лучей солнца. Куртизанка наметанным взглядом оглядела мебель, стены в деревянных панелях.

– Немного простовато для столь выгодно расположенного дома, но если чуточку переделать, будет просто шикарно, – заметила она. – Я знаю очень талантливых художников и декораторов, которые помогут решить эту проблему.

– Спасибо, но…

– И нет Петрарки? – удивленно воскликнула Ла Селестия, оглядывая полки с книгами возле камина. Ее пальчик пробежал по рядам корешков: Вергилий, Аристотель, Овидий,Боккаччо, Данте. – Всегда надо иметь под рукой маленький томик Петрарки. Самые изысканные дамы постоянно носят с собой его стихи. – Она обернулась к служанке. – Изабелла?

Изабелла присела в реверансе и подала госпоже сборник стихотворений Петрарки в изящном переплете.

– Вот видишь? У меня всегда при себе. – Ла Селестия снова обернулась к полкам с книгами. – И ты прочла все это?

– Да.

– И на латинском и греческом?

– Да.

– Гм… – Выражение ее лица было трудно определить. – Есть такое понятие – избыток образования. – Затем она заметила лютню в углу. – Играешь?

– Да.

– Танцуешь и поешь?

– Да, немного… – честно призналась девушка.

Ла Селестия шагнула к лучшему креслу в комнате, расправила пышные юбки, уселась. Потом кивнула Изабелле, и девушка бесшумно выскользнула из комнаты, очевидно, спустилась вниз и стала ждать свою хозяйку вместе с гондольером и мальчиком с обезьянкой.

– А вот над манерами следует поработать, негоже так принимать гостей, – продолжила куртизанка. – Неужели ты не собираешься предложить мне выпить чего-нибудь освежающего?

– Да, конечно, простите. Просто я растерялась… и не понимаю, зачем вы здесь.

– Как это зачем? Естественно, обсудить ваши планы на будущее. Что ты собираешься делать теперь, после смерти синьора Лоренцо?

– Так вы знаете о Лоренцо? – удивленно воскликнула Алессандра.

– Я знаю почти все, что происходит в Венеции, вплоть до мелочей. – По всей видимости, куртизанке нравилось удивлять ее, на губах заиграла самодовольная улыбка, – Я все-таки вспомнила, где видела тебя. На комедии, и в театре ты была вместе с Лоренцо. Мало кто из мужчин тогда удержался, чтоб не взглянуть тебе вслед, а ты, похоже, и вовсе не замечала, какой эффект произвела. Как и в тот день, когда мы встретились во дворце Камерленги, – Выражение ее лица сразу стало серьезным. – Слышала, что ты осталась без средств к существованию. Хотя, конечно, Лоренцо должен был оставить тебе что-то. Ну, там драгоценности, лошадей, землю, скот, верно?

– Нет… Хотя да. Золотые сережки, и еще он уплатил налоги за дом.

Алессандра предпочла умолчать о том, что налоги эти Лоренцо платил из ее денег. Тон куртизанки, этой ослепительной женщины, просто обезоруживал.

– И это все? – удивилась Ла Селестия.

– Да.

– И тебе ничего не удалось отложить на черный день?

Алессандра отрицательно помотала головой.

– А мне говорили, ты умна. Как же так получилось? Наверное, с головой ушла в книги и не замечала, что творится кругом. И о будущем тоже не думала.

– Откуда мне было знать, что Лоренцо вдруг умрет?

Ла Селестия громко расхохоталась.

– Но он ведь мужчина, девочка моя! А мужчины то и дело умирают. В этом они поднаторели, то на войну отправятся, то еще куда-нибудь, где не сносить головы. Судьба женщины – это терять мужчин, тем или иным способом. Печально, но тем не менее ты должна признать, это правда. Ты сделала ошибку, целиком положившись на мужчину, который обещал тебя опекать.

– Но разве вы сами не… – робко начала Алессандра.

– Считаешь, что я живу в противоречии со своими же советами и взглядами? Так вот, ошибаешься. Я не на одного мужчину полагаюсь, сразу на многих. И тогда, если один из них и умрет, последствия не так страшны. Советую учесть это на будущее.

Будущее? Какое еще будущее, подумала Алессандра. Тем временем Ла Селестия терпеливо ждала, пока до девушки, что называется, дойдет.

– Так вы что же… предлагаете?… – Алессандра нахмурилась, свела тонкие брови. – Вы предлагаете мне стать куртизанкой?

– Да, признаю. Я пришла сюда с этим единственным намерением. Но меня беспокоит полное отсутствие у тебя опыта в этом деле. Смекалки и хватки. До сих пор ты очень плохо продавала себя.