– Что это у тебя в руках, а?

Юноша стоял совершенно неподвижно. Смотрел на нее, но страха в глазах заметно не было. Он может и не знать, подумала вдруг Алессандра, какое суровое наказание предусмотрено за воровство. И сразу же стала рассматривать содержимое застекленного шкафчика, но в комнате было слишком темно, трудно было сказать, чего не хватает. Мальчишка мог взять что угодно.

– А ну, отдай, что взял! И немедленно вон отсюда! Обещаю, что никому не скажу, – уже мягче добавила она и протянула руку.

Сразу было видно, Паоло болезненно воспринял эти ее слова. Затем медленно вынул руки из-за спины и протянул ей небольшой листок бумаги. То был набросок раковины, и поначалу Алессандра приняла его за свой. Но, поднеся набросок поближе к свече, вдруг увидела, что это вовсе не ее рисунок. Каждая мельчайшая деталь раковины наутилусабыла передана с точностью и совершенством, каких она прежде просто не видела. И еще в этом рисунке было нечто большее, художнику удалось ухватить самую суть изображаемого предмета.

– Это ты нарисовал? – спросила она.

Паоло кивнул.

– Только что?

Снова кивок.

– Превосходно. У тебя редкий талант.

Юноша не ответил, продолжал молча смотреть ей в глаза.

– Но ведь ты знаешь, что тебе нельзя заходить в эту комнату, трогать мои вещи? Так или нет? – Алессандра говорила тихо и медленно, словно не была уверена, что слова эти дойдут до него. Потом протянула Паоло рисунок. – На, можешь забрать его себе.

– М-мне н-не н-надо, – заикаясь, пробормотал он. – Я р-рисовал для в-вас.

Она поразилась, услышав, что Паоло, оказывается, умеет говорить, – ведь маркиз уверял, что он немой. Алессандра удивилась: почему гондольер притворялся немым перед послом? Возможно, Паоло просто робел перед ним, или же были у него на то какие-то свои тайные и более серьезные причины?

Теперь, видя, как Паоло не сводит глаз с окна ее спальни, она вдруг поняла: он наблюдал за ней на протяжении многих дней, возможно, даже недель. Но вот юноша наконец отвернулся. Оттолкнул гондолу веслом от берега и начал грести, суденышко быстро устремилось к открытым водам лагуны. А затем повернуло к востоку. Гондола слегка подпрыгивала на мелких волнах и плыла все дальше, удаляясь и уменьшаясь в размерах. А Алессандра все ждала, что Антонио Перес обернется и бросит на нее последний прощальный взгляд. Но этого так и не произошло.

ГЛАВА 9

– Венецианские куртизанки – личности легендарные, – сказала Клер своей подопечной, когда они вернулись в гостиничный номер. – Один англичанин, Томас Кориат, посетивший Венецию в тысяча шестьсот двенадцатом году, писал о них: “Слава о незаурядной обольстительной прелести этих искусных в любовных утехах Калипсо распространилась столь широко, что взглянуть на них приезжали люди из самых дальних уголков христианского мира”. Считается, что в те времена в Венеции проживало не менее десяти тысяч куртизанок, и это в городе, общее население которого составляло около ста шестидесяти тысяч. А это означает, что из восьми женщин по крайней мере одна была куртизанкой того или иного рода.

Гвен не проявила особого интереса ни к утренней прогулке Клер, ни к ее рассказу о заговоре. Но зато когда та упомянула профессию Алессандры, заметно оживилась. Пришлось объяснить ей, что такое куртизанка.

– Так вы пишете о проститутках? – спросила Гвен.

Она сидела на постели, подобрав под себя ноги, примерно в таком же наряде, что был на ней во время их первой встречи, – плотно облегающие джинсы с низко опущенной талией и пестрая майка в стиле 1960-х. Эта хотя бы прикрывала грудь и почти весь живот. Перед девочкой на покрывале было разбросано содержимое рюкзака: плеер, наушники, тюбики с помадой, пакетики с конфетами, все вскрытые и полные лишь наполовину, гелиевые ручки всех цветов. Она что-то записывала в маленькую книжечку в кожаном переплете, а когда вошла Клер, быстро захлопнула ее и сунула в рюкзак. Стало быть, ведет дневник, догадалась Клер. Интересно, какие девичьи тайны и мечты он хранит?

– Куртизанка – это не совсем проститутка, – объяснила Клер.

– Но ведь она трахается за деньги, разве не так?

– Не в том дело. Богатые и многодетные семьи не хотели дробить свои состояния, деля его между многочисленными отпрысками, и, как правило, разрешали жениться толькоодному сыну. У остальных сыновей особого выбора не оставалось, приходилось иметь дело с куртизанками, – объяснила Клер. – А поскольку и у женщин тоже не было особого выбора, мужчины предлагали им финансовую поддержку. Так что подобные союзы оказывались взаимовыгодными.

– Так значит, куртизанка могла спать с кем угодно?

От внимания Клер не укрылось – в это утро Гвен вела себя тихо и вполне прилично. Интересно, на сколько ее хватит и было ли вчерашнее поведение нетипичным для этого странного существа? Возможно, вчерашняя ее выходка была исключением, результатом резкого гормонального всплеска, столь характерного для неуравновешенных подростков.

– Ну, особой разборчивостью они, конечно, не отличались. Но cortigiana onesta, что в переводе означает “честная куртизанка”, или высококлассная, обычно обзаводилась ограниченной группой постоянных любовников, составляла расписание, где каждому был отведен свой день недели. Алессандра принадлежала как раз к этому разряду. Она получила хорошее образование, возможно, даже лучшее, чем девушки из аристократических семей, – те порой и вовсе не получали никакого образования. Честная куртизанка развлекала своих любовников музыкой, танцами и приятной беседой, часто выходила замуж и превращалась в почтенную матрону.

Гвен зевнула, сладко потянулась.

– Где будем завтракать? – осведомилась она.

На светлых мраморных полах вестибюля и высоких белых стенах танцевали блики – от воды канала, который пролегал прямо за огромными окнами-витринами первого этажа. С лестницы зрелище это казалось сюрреальным, точно вестибюль был погружен под воду и они входили в ослепительно сверкающий грот, пестрящий золотистыми бликами и наполненный старинной мебелью с украшениями из золоченой бронзы. На полпути Гвен вдруг остановилась и схватила Клер за руку.

– Боже мой! – вырвалось у нее.

В тот же момент Клер увидела Джанкарло, он расположился в одном из кресел и лениво перелистывал газету. Потом вдруг поднял голову и тоже увидел ее. Они с Гвен спустились с лестницы и направились к нему. Джанкарло отложил газету и поднялся им навстречу. Клер слегка занервничала, но улыбка его была столь теплой и обезоруживающей, а в глазах светилось столь искреннее восхищение, что она сразу успокоилась и ответила ему улыбкой. И не успела спросить, почему молодой человек оказался здесь, как он заговорил первым.

– Прошу меня простить, – начал он. – Но вчера мне неожиданно пришлось уйти пораньше, и я не успел спросить ваше имя.

– Клер Донован.

Гвен ткнула ее кулачком в бок.

– А это Гвендолин Фрай, моя… ученица.

– Джанкарло Бальдессари, – представился он, отвесил сдержанный поклон, как бы отдавая тем самым дань вежливости и в то же время немного иронично. – Очень рад видеть вас обеих. Надеюсь, вы свободны сегодня вечером? Приглашаю вас отужинать у меня дома.

“Но вечером по окончании конференции наверняка состоится прием с коктейлями, – подумала Клер. – Хотя…”

Джанкарло неправильно понял ее замешательство.

– Моя семья также будет присутствовать.

Гвен дернула ее за рукав и прошипела:

– Да соглашайтесь же!

– Мы будем очень рады, – сказала Клер.

Да, он всего лишь официант, но при одном только взгляде на него она забывала об этом, и ей было безразлично, есть между ними что-то общее или нет. Джанкарло был так невероятно красив, что у нее голова шла кругом. Смотреть ему прямо в глаза… это все равно… все равно что заглянуть в дуло пистолета с глушителем – она просто цепенела.

– Мне очень бы хотелось встретить вас и проводить до дома, но, к сожалению, не смогу. Я принес карту и отметил, как надо идти. – Он достал из кармана небольшой листоки протянул Клер.