Теперь, когда мы предупреждены о том, что не стоит использовать египетскую культуру как зеркало, и осведомлены о том, что и как она нам может сообщить на самом деле, нам остается понять, чтó именно будет неотъемлемой частью «повседневной жизни» египетских богов. Сама такая формулировка, по сути дела, отвечает на заключенные в ней вопросы, не слишком заботясь о тех, кто обратится к ее существу. Понятие «повседневного» по определению лишено смысла в сфере той религии, где есть только один бог: оно задает временные рамки, в которых протекает существование некоего коллективного начала и недвусмысленно отсылает нас к политеизму. Кроме того, это понятие практически закономерно предполагает, что из оформленной им картины исключается человек, как сколько-нибудь существенное действующее лицо. Порождена ли такая трактовка чисто искусственным построением, которое ничего не значит, или же она приоткрывает нам некий фундаментальный аспект египетской религии? Иными словами, окажется ли «повседневная жизнь» богов в отсутствие людей главной движущей силой мироздания, ответом Египта на вопрос о том, каким образом люди его культуры осмысляли окружающий их мир.
Для начала спросим: а была ли вообще у богов «повседневность»? Боги Египта, которых мы до сегодняшнего дня видим в их изображениях не изменившимися за тысячелетия, кажутся столь нечувствительными ко времени, что можно было бы в этом усомниться. Но эти изображения — дело рук людей. В их повседневной жизни образы эти принимали достаточно ощутимое и значимое участие, чтобы пережить своих создателей. Для египтян боги существовали, и свидетельства о них, которые эти люди хотели оставить, все еще существуют для нас. То, что им удалось передать нам свою уверенность в существовании этих существ, — не самая малая из их заслуг. Но боги не были созданы только для того, чтобы пребывать среди людей. Сами по себе они образовывали общность, по отношению к которой человеческие существа были не более чем одним из следствий творения, замысленного демиургом. Какую жизнь могли вести они, которых проще всего представить недвижимыми, похожими на свои статуи или рельефы в храмах, в своем мире или на земле? Было известно, что они действуют, но незримо. Следствия их действий воспринимались лишь как движения, запечатленные в природе, в том, что нам открывают наши чувства, в том, что наше собственное тело ощущает как наказание или избавление. Речь идет о нашей, а не их повседневности. Как узнать о тех их действиях, что ускользнули от подобного нашего восприятия; как познать те чувства, которые движут ими, если они у них есть; как узнать, что их поведение изменилось — неважно, в нашем мире или в их собственном?
Хотя до нас дошли многие сообщения, описывающие события их жизни или дающие отсылки к явлениям их «повседневности», в них никогда не говорится ясно, откуда люди узнали об этих событиях или о привычках богов. Напомним, однако, что в течение золотого века люди жили подле богов и могли, передавая воспоминания об этом, удержать знание о них. Некоторые занятия людей предстают перед нами как продолжение, путем подражания, деяний богов.{15} Более того, в исключительных обстоятельствах тот или иной человек мог попасть в мир мертвых и вернуться оттуда — без сомнения, принося с собой бесценные сведения.{16} Похоже, у египтян существовала некая устная традиция, передававшаяся, в их представлениях, от начала времен. Наконец, в хранилищах библиотек были собраны настоящие сокровища — писания самого Тота, переписывавшиеся из поколения в поколение. Как считалось, этим богом было оставлено на земле в тайных местах множество текстов, которые мудрецам благодаря их терпению удалось обнаружить. Некоторые произведения, часто использовавшиеся египтянами — такие, как Книга мертвых или Книга Отверзания Уст, — были специально составлены для них Тотом.{17} Одна из таких книг, оставленная подле бога Хнума, стала неизвестным образом достоянием людей.{18} По-видимому, сами боги решили поделиться с людьми частью своих тайн, сбросив им с небес запись предсказаний.{19} Итак, текст у египтян служил средством обретения откровения и открывал доступ в мир богов.
О времени богов нам рассказывают преимущественно мифологические и магические тексты. Они сообщают об их делах, но, главное, открывают нам неожиданным образом множество любопытных деталей. В некоторых рассказах боги предстают перед нами в их собственных владениях. Текстов такого рода сохранилось не так уж много, но, судя по некоторым признакам, у египтян они представляли собой очень популярный и распространенный жанр с самых ранних времен.{20} То, что дошло до нас от демотической литературы, показывает, что этот жанр должен был особенно цениться в позднее время. Рассказы на мифологические сюжеты были предназначены для распространения, помимо ограниченного круга жрецов, не только в образованных слоях населения, но также, в устной передаче, и в народе. В рамках мифологического рассказа или магического текста мифы освобождаются от своего специфического ореола и приобретают повседневную обыденность. Сами свойства египетской письменности предоставляли возможность беспрепятственной трансформации священного в мирское, которая могла даже приобретать характер интеллектуальной игры. Не развлекался ли писец, воспроизводя сцену взвешивания сердца усопшего так, что, в употребленных им обыденных терминах, она приобретала качество чисто технической операции, в которой на первый план выходила лавочная бухгалтерия, применяемая для измерения веса?{21} В отличие от мифологических рассказов другие религиозные тексты очень редко представляют собой связное изложение, и нам приходится восстанавливать канву того или иного сюжета по отдельным, чаще всего кратким и обрывочным фрагментам. То, что известно о богах и их образе жизни из этих различных источников, большей частью связано со временем до их ухода от людей. Бунт людей положил конец золотому веку, и жизнь богов изменила свое течение. С тех пор только магическая практика позволяла получить доступ к их миру и даже познать его наиболее охраняемые тайны.
С другой стороны, в ритуальных сценах боги предстают перед нами в храмах. Наличие жречества, подчас многочисленного, наводит на мысль, что храм был для людей постоянным местом общения с богами. На самом деле, это иллюзия. На всех храмовых рельефах, целью которых было зафиксировать реальную последовательность ритуалов и которые, будучи вырезаны в камне, были призваны сохраниться навеки, лишь царь представал совершающим обряды перед богами и приносящим им жертвы. Присутствие в этих священных зданиях жрецов и людей было чем-то сугубо профанным и эфемерным и не оставило в их оформлении никакого следа. Когда они включаются в него, то лишь в качестве носильщиков культовых предметов, но не полноправных участников ритуала. Тексты четко говорят, что они — простые посланники царя, которые, коль скоро он не может являться повсюду в собственной плоти, обеспечивают в культовых местах его присутствие, зафиксированное рельефными изображениями. Тем более в пределы святилищ не получала доступа толпа рядовых верующих. Чтобы преодолеть подобное отстранение, люди измыслили для себя свои собственные культовые владения за пределами храмов, в собственных жилищах и гробницах, — однако они целиком и полностью принадлежали их собственной повседневности простых смертных. Именно жизнь жрецов и простых верующих формирует «социологию» египетской религии, которая во многом еще не написана, однако не она должна нас занимать. Их культовые действия составляют религиозную практику египтян, но не проливают света на догмы, служащие ее основой и объяснением. Рассматривая храмовые тексты и изображения как таковые, перестаешь воспринимать египетскую религию с позиции людей и приближаешься к теологической реальности, составляющей ее костяк Точное следование такому подходу позволяет определить подлинных действующих лиц церемоний и обрядов. Царь и боги, разумеется, представленные жрецами, обретают таким образом свое истинное место в постоянном взаимодействии, где царь, сын богов, играет роль посредника между их миром и миром людей. В мифе каждое событие, каждый акт, каждое слово имеют основополагающее значение, и ритуал, протекающий в храме — замкнутом сакральном пространстве на земле, — обеспечивает их повторение царем или тем, кто исполняет его роль. Это каждодневное устроительное деяние не ограничивается его регулярным воспроизводством в этом мире. Его повторение устанавливает космическое равновесие, но также и обнаруживает его слабости. Ритуал поддерживает одних и сдерживает, умиротворяет других.