– Извините, почтенная. Мне не положено спрашивать, но, тем не менее, я решил поинтересоваться. Кого вы собираетесь найти здесь кроме этих малолетних демонов, что кружат вокруг той статуи, – мужчина средних лет, капитан судна, прижал кулак правой руки к сердцу, а ладонь левой к животу, приветствуя её.

– Кого-нибудь из родителей этих несчастных детей, которых вы называете демонами. Почему вы так нелестно о них отзываетесь?

– Полгода назад, когда мы пришли сюда в первый раз, эти «дети» забили насмерть моего помощника, решившего поближе рассмотреть статую, за неимением других каких-либо достопримечательностей. Мы слышали крики, но не придали им значения, так как посчитали, что он играет с детьми. Знаете ли… Он их очень любил…Когда мы нашли то, что от него осталось, у нас волосы на голове зашевелились. Его как будто растоптало что-то огромное… Как эта статуя.

– А почему вы решили, что это сделали дети?

– Мы потом увидели их… Детей… На их лицах было написано счастье и умиротворение. И они все, с ног до головы были в крови.

– Что вы тогда сделали?

– Ничего. Собрались и ушли в море, где и похоронили нашего брата… Моего брата, – последние слова он произнёс с явной дрожью в голосе. Было видно, что воспоминания об этом доставляют ему сильную душевную боль.

– Я сожалею, капитан, о вашей потере. Скажите мне, есть ли в этой деревне взрослые? Если вы хотите уйти в море вовремя…

– Да, есть. Но только один… Эта статуя, – и капитан разразился безумным смехом. – Они все возвращаются далеко за полночь со своего промысла. На обратном пути мы снова зайдём сюда и заберём груз сушёной рыбы. Это единственный источник дохода для этих людей. Так что вам придётся ждать ночи, чтобы увидеть их, а я не смогу заставить своих матросов остаться здесь более чем на час после того, как они выгрузят всё на берег. Слишком уж негостеприимны эти места, – Исиде показалось, что капитан чего-то не договаривает.

– Вы что-то скрываете от меня, капитан. Мне не хотелось бы вершить суд по законам нашего ордена и империи, поэтому я прошу вас добровольно рассказать мне всё, не заставляя прибегать к крайним мерам, – в голосе Исиды послышались металлические нотки.

– Мне больше нечего рассказать вам, к сожалению, – лицо капитана сделалось бледным, и на лбу выступили капли пота.

– Нечего… Ну что ж, ладно, идите, – голос Исиды смягчился, но всё равно не предвещал ничего хорошего, – и последнее. Не вздумайте отчалить без меня. Эта попытка вам дорого обойдётся. Надеюсь, вы понимаете меня?

– Да, конечно, почтенная. Я могу идти? – Исиде показалась смешной раболепность этого не перестающего низко кланяться и заискивающе смотреть не неё человека.

– Можете.

Разговор с этим человеком объяснил ей отсутствие взрослых в этой деревне, но также породил множество других вопросов. Как эти маленькие существа могли, по словам капитана, буквально растоптать взрослого мужчину, тем более вооружённого? С другой стороны – было видно, что капитан судна что-то не договаривает, но, что? И, последнее – что делать ей, Исиде, возвращаться на корабль или попробовать провести ритуал познания без присутствия взрослых?

Отлично зная, что тех, кто мог бы служить ордену, с каждым циклом становилось всё меньше, а нужны они были всё больше, Исида решилась на второе. Для этого надо было найти ровную площадку, желательно похожую на квадрат со сторонами не менее шести метров и начертить на песке символы, которые должны были помочь ей. Во всех городах и деревнях, встреченных ею, всё это делали сами жители города, для которых служение Ордену их детей было величайшей честью. Но здесь всё было иначе, поэтому приходилось всё делать самой. Часа через три всё было готово. Омрачало обстановку только отсутствие тех, кто должен был пройти ритуал и тех, кто являлся их родителями.

И… отсутствие настроения в предвкушении праздника. Неотъемлемая часть ритуала. Скорее, всё это навевало мысли об одиночестве. С тех пор, когда она сама прошла аналогичный ритуал и надела ученическую мантию, прошло более трёхсот лет. Её родители умерли, а радужные мечты о будущей семье, любящем муже и куче детишек умерли вместе с ними. Все знали, что хранительницы почти бессмертны и сохраняют молодость на протяжении многих веков. И именно за это сестёр их ордена и ненавидели все остальные. Но немногие понимали, что это лишает ещё большего. О, Боги! Если так думает она, ещё сравнительно молодая, как же должна чувствовать себя преподобная мать! Ведь ей уже не одна тысяча лет! Сейчас у Матери нет никого из близких, кроме сестёр ордена, заменивших ей всё. Ну и, возможно, серых стражей. Но они, хотя и являются неотъемлемой частью организации, напоминают скорее не людей, а манекены в зале для тренировок, за несколькими, исчезающими на общем фоне, исключениями. Она даже и лица их видит очень редко! Неужели из тех мальчиков, что привозят с собой хранительницы в плащах её цвета, получаются те, кто напоминает людей лишь своим обликом?!

В поле зрения Исиды появилась все та же группа детей с зажатыми в руках ножами довольно устрашающего вида. Сейчас они были похожи на кукол-марионеток и напевали какой-то тягучий мотив на непонятном ей языке. Что это за язык? Хелах – ахе, Хелах – ахе… Где же она слышала похожее? Мысль пронзила её молнией – забытый тысячелетия назад язык! Язык Сат-тэ! Группа марионеток остановилась, и вперёд вышел на вид самый старший из них. Его губы с трудом разжались, и она услышала голос, похожий на скрип корабельной палубы во время шторма.

– Что привело тебя сюда, смертная? Неужели желание поклониться последней святыне Богини вод? Последней святыне в этом негостеприимном мире? Не удивляйся, с тобой говорю именно я, а не кто-то другой, – хранительницу пробрала дрожь. Исида не сомневалась, что сама Богиня разговаривает с ней.

– Но… Как? – единственное, что смогла выдавить из себя шокированная происходящим Исида.

– Довольно просто. Ты знаешь, что присутствие неимоверного количества нитей в довольно малом объёме пространства, вызывает сильнейшую деформацию последнего. Как следствие – имея некоторые навыки управления пространством, двери в другие миры, ямы и сферы можно открыть. Для тебя это только теория, но это неважно. Важно то, что мне удалось открыть двери даже в гробницу Богов, где, как тебе отлично известно, я сейчас и пребываю. Моя статуя, символ моего былого могущества, так опрометчиво не уничтоженная людьми во время Великой Войны, явилась своеобразным маяком для меня, а ты заставила кое-кого открыться, – дикий смех, похожий на скрежет давно не смазываемых дверных петель, прокатился по берегу. – Ты почти нашла Того, кто прячется!

– Почему ты рассказываешь мне всё это? – Исида была в явном замешательстве.

– Потому, что я чувствую – у тебя есть моя печать, и если ты подойдёшь к моему символу и…

– Нет! Этого я не сделаю!

– Почему? Ты боишься меня? Это не повлечёт за собой никаких страшных для вас последствий, – хранительница очень сильно пожалела в этот момент о том, что голос Богини не выражал никаких эмоций. Ей очень сложно было понять, говорит ли та правду или, как это свойственно представителям древних рас, вводит в заблуждение.

– Ты сможешь тогда использовать вестника, наделить его частью своей силы и вдохнуть в него жизнь! – Исида почти выкрикивала слова, хотя ни секунды не сомневалась в том, что её услышат, даже если она будет говорить шёпотом.

– Я и сделаю это! Но только лишь для того, чтобы умереть. Теперь уже навсегда! Это последнее, что держит меня в Шаэдаре!

– А может быть, всё это не является всей правдой?

– Что ты можешь знать, смертная? Когда вы только появились и бегали в звериных шкурах, размахивая каменными топорами, моя раса уже более десяти тысяч лет властвовала в этих водах. Древние расы сражались за место под солнцем, безжалостно уничтожая всех непохожих на них, в то время, когда мы были в стороне. На берегах этого богатого моря мои дети множились и процветали. Их города на дне моря были полны сокровищ и знаний, за мельчайшую частицу которых многие готовы были идти навечно в услужение к ним. Мои дети познали даже бессмертие.