Для этих древних воителей всякая победа должна была сопровождаться завоеванием: грабеж, передел земель. Вооружаясь для отражения монгольского нашествия, они вложили все свои средства, но не получили ни материального вознаграждения, ни возмещения своих затрат. Им оставалось только растрачивать свою силу и энергию в распутстве и междоусобных войнах. Регент, который не сумел материально вознаградить людей за верность, был опозорен. Начался упадок режима Камакура, он быстро оказался необратимым. Междоусобные войны между старшими и младшими ветвями императорской семьи за династическое наследование только способствовали обострению отношений, и без того сложных, между правительством и знатью.

Смятение царило повсюду, когда Годайго, могущественный представитель старшего поколения, взошел на трон (1318). Будучи человеком действия, он был исполнен решимости вернуть императору достоинство, блеск и власть, утраченные когда-то. Через три года после своего вступления на престол, в 1321 году, он получил помощь от своего отца, отрекшегося от власти императора ГоУда (в свое время принявшего решение уйти в тень), и уничтожил институт инсэй. Десятью годами позже Годайго счел себя достаточно уверенным, чтобы открыто выступить против сёгуната. Разумеется, он переоценил свои силы. Киото был захвачен, и бакуфу возвел на трон императора из младшей линии, Кёгуна (1332–1333). Так впервые в японской истории император был захвачен в плен армией сёгуна. Годайго был изгнан на остров Оки (1332); несмотря на это, ему удалось собрать множество сторонников. На следующий год он сумел бежать из плена, и сочувствующие ему крупные феодалы, недовольные правительством Ходзё, объединились вокруг него. От его имени Асикага Такаудзи, главнокомандующий войсками бакуфу, изменивший сёгунату, завоевал Киото. Тогда же Нитта Ёсисада, другой перебежчик, разрушил Камакура (1333) и полностью истребил клан Ходзё. В течение двух лет Кэмму (1334–1336) Годайго пытался восстановить могущество императорского дома, давно уже утраченное. Сама идея, может быть, и не была лишена оснований, но уже не соответствовала экономическому и общественному положению Японии.

На протяжении многих десятилетий страна страдала от раздутого административного аппарата и иерархий, которые плодились одна от другой. Правительственные и религиозные чины, должностные лица сёгуната дублировались и переплетались, и все усложнялось неумеренной практикой разделения полномочий. Ничто никогда не отменялось, и административные должности передавались чуть ли не по наследству, их никто никогда не отменял. Однако постепенно они утрачивали свое значение. Наиболее серьезным оказалось то, что каждой должности полагалась своя часть налога, так что земля оказалась вскоре раздробленной на крохотные кусочки, и каждому участку предназначался особый налог. В этой неразберихе дзито, а еще раньше сюго, военные представители сёгуната, сумели образовать свою клиентелу[16] из вассалов. Забывая, что они были всего лишь простыми представителями сёгуна, что зависели от него точно так же, как и их подчиненные (гокэнин), они, по сути, захватили власть на местах, став влиятельными посредниками между множеством мелких сельских помещиков и верховным сюзереном. Таким образом, родились непрямые феодальные отношения.

Авторитарное вмешательство Годайго, который был далек от того, чтобы улучшить положение дел, немедленно спровоцировало новую волну феодальных войн. Поскольку он был озабочен тем, чтобы уравновесить силы знати (кугэ) и самураев (букэ) и одновременно удержать власть, он назначил своего сына принца Моринага наследным принцем, нарушив таким образом порядок передачи власти поочередно от одной ветви императорской семьи к другой, установленный Го-Сага (1242–1246). Равновесия удержать не удалось, более того, раздражение военных было вызвано соперничеством двух крупных военачальников — наследного принца Моринага и Асикага Такаудзи, — которое закончилось устранением Такаудзи и назначением Моринага на должность сёгуна. Обманутый Такаудзи поднял восстание в Канто и пытался доказать законность выступления, объявив себя сторонником младшей ветви императорской семьи, чтобы уничтожить Годайго. Он сначала потерпел поражение, но после шести месяцев упорных боев Такаудзи захватил Киото, посадил на трон императора Кёмиё (1336–1348) и в 1338 году добился от него титула сёгуна.

В Японии отныне наступило двоевластие. Сторонники обоих императоров противостояли друг другу в бесконечных сражениях. Император Годайго (скончался в 1339 г.) и его преемники, нашедшие убежище в покрытых лесами высоких горах Ёсино, продолжали настаивать на легитимности своей власти над всей Японией. Раскол продолжался до 1392 года, и японские историки, используя терминологию, принятую в китайской истории, дали этим беспокойным царствованиям двора Киото и двора Ёсино название «эпоха династий Юга и Севера» (нанъ-бэй чао — покитайски, намбоку то — по-японски). Раскол отразился на всех сферах жизни Японии: две линии императоров, соединенные кровными узами, и два сёгуна боролись беспощадно.

Эпоха династий Юга и Севера была богата военными подвигами и драматическими ситуациями, которые впоследствии предоставили сюжеты для обширного репертуара театра кабуки; ей также придается особая значимость ввиду экономических и общественных трансформаций, которые происходили именно в тот период. В эпоху Камакура благодаря материальному прогрессу мелкие и средние хозяйства упрочивают свое положение. Мелкие собственники из крестьян (сакунин), не считавшиеся с эфемерной связью с государством, больше не платили положенных налогов и полностью отошли под покровительство владельцев крупных поместий или их управляющих — дзито. Местные собственники, осев на новых землях, становились «дворянами с землей» (дзидзя-мурай), а их вассалы, бывшие крестьяне, благодаря этому получили возможность стать воинами. Последствия этого перехода оказались тяжелыми, так как милитаристское государство могло быть выгодно лишь средним слоям общества, а жизнь и труд крестьян совершенно обесценивались.

Объединившись для того, чтобы лучше давать отпор бесконечно возобновлявшимся столкновениям ради мщения, сельские общины Кинай образовывали союзы (госон), которые, без сомнения, спасали от голода центральные области, где шли непрерывные военные действия. Под давлением обстоятельств крестьяне и провинциальные буси — два переплетавшихся друг с другом сословия — вместе бунтовали против требований губернаторов (сюго) или управляющих (дзито), если считали их завышенными. Традиционная родовая сплоченность кланов заменяется соседской, и соседские узы становятся сильнее, чем кровные узы. В таких обстоятельствах с любой организацией, спускавшейся сверху, было покончено. Первыми бенефициариями[17] оказались бывшие сюго, которых вскоре станут называть «великими именами» — даймё или сюго-даймё.

Таковы были обстоятельства, предшествовавшие установлению сёгуната Асикага. Его резиденция расположилась не в Камакура, а в квартале Муромати в Киото. Среди войн и жестокости появляется блестящая рафинированная культура, отмеченная строгостью и философской ясностью. Единственное тихое место посреди бури, эта культура возникала в тени постоянных междоусобных войн и, как культура эпохи Хэйан, рождалась в период умирания общества, к которому стекались богатства. Этот мир был миром сёгуна и более не был миром двора — интимного, стоящего вне времени и его треволнений, жестоких и тщетных. В это столетие тем не менее формировалась общая мысль и особые эстетические концепции, которыми навсегда осталась отмечена Япония. И это было не единственным парадоксом эпохи: даже власть Асикага, единственно жизнеспособных хозяев страны, была относительной. Политическая игра, которую могли вести Асикага, состояла в том, чтобы руководить нестабильными и непостоянными союзами военных — от их баланса зависел хрупкий мир.