Акакий некоторое время ещё вглядывался в темноту под аркой. Где-то в глубине двора теснились мусорные ящики, откуда-то доносился радостный детский визг.

       Пожав плечами, Мерзлихин побрёл за Светочкой, не торопясь её догонять.

       Ему снова примерещился большой белый кролик.

       Генеральный директор "Шарма", Власий Васильевич Озолотин, обожал радовать своих подчинённых разнообразнейшими директивами, направленными на сплочение коллектива. От некоторых его идей выть хотелось всем без исключения. Такой грозила стать и новейшая, осенившая директора не далее, как этой ночью, идея проведения конкурса красоты среди телеведущих компании.

       Всего девушек-ведущих в "Шарме" насчитывалось пять человек. Все они были весьма недурны собой, две из них даже учились в институтах на заочных отделениях (три оставшиеся предпочитали как можно чаще работать со светской хроникой в надежде обрасти полезными знакомствами и выгодно пристроиться, если уж не замуж, то хотя бы в долгосрочные любовницы).

       Подумав и решив, что пять участниц -- это как-то маловато, Власий Васильич постановил участвовать в конкурсе всем, всем, всем, кто только пожелает. А кто не пожелает -- тех планировалось заставить!

       Карина не ждала такого подвоха от нового места работы. И почему всегда и везде, стоило только появиться Лебедевой, сразу же, как плесень на "дор блю", сами собой возникали всякие там конкурсы красоты?

       -- Да я бы с удовольствием! -- политкорректно открещивалась Карина. -- Да я же не ведущая! Да я же только устроилась!

       Однако масленый взгляд господина Озолотина уже явно видел новую сотрудницу в бикини, и Лебедевой пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы начальство переключилось с темы конкурса на тему работы.

       А ещё Карину раздражало, что постоянно где-то на пределе видимости крутился тот странно напомнивший ей Александра мужчина. Иногда казалось даже, он готов к ней подойти и заговорить, но нет, исчезал, чтобы снова проявиться в самом неожиданном месте.

       На выходе из кабинета Озолотина, в очередной раз отказавшись от участия в конкурсе красавиц, Карина налетела на бомжеватого бородача.

       Он улыбался изо всех сил, и, чем радужнее искрилась его улыбка, тем сильнее он смахивал на идиота.

       -- Меня зовут Акакий, а вас Карина! -- радостно сообщил мужчина и тряхнул горбом.

       Лебедева отшатнулась и внезапно поняла, что принимала за горб рюкзак.

       Выдохнула:

       -- Приятно поз...

       Договорить он не дал:

       -- Мне поручили провести для вас традиционную экскурсию по городу! У нас на телестудии так заведено, для каждого вновь устроившегося человека проводится экскур...

       Теперь уже Карина не собиралась слушать, что там ещё скажет ей этот странный мужчина, и нырнула назад, в кабинет гендира.

       -- Василий Вла... то есть, Власий Васильевич! Вы знаете, я передумала! Запишите меня, пожалуйста, в число конкурсанток! Что, вы говорили, нужно для участия в конкурсе?..

       Акакий чувствовал себя настоящим бараном, упёршимся лбом в новые ворота.

       Он слышал за дверью щебетание Карины, квохтание Озолотина, временами даже улавливал суть их диалога, но сознание отказывалось воспринимать всё так, как оно было. Ведь что случилось на самом деле? О, ничего особенного! Просто прекрасная незнакомка сочла за благо изменить собственному решению и всё-таки принять участие в конкурсе красоты -- лишь бы не общаться с Мерзлихиным!

       Похоже, самодовольно-язвительный смех становился привычным маркером реального мира. Акакий недовольно сузил глаза, не опускуаясь до того, чтобы повернуть голову к своему непосредственному начальству.

       Вольдемар снисходительно похлопал его по плечу:

       -- Расслабься, Акашенька! Я тебе уже говорил, но повторю, на всякий случай. Госпожа Лебедева не для тебя! Рядом с нею будет тот, кто её по-настоящему достоин, а не... кхм...

       Возможно, он договорил бы свою фразу, но под тяжестью взгляда Акакия, всё же решившего посмотреть на начальника, забыл, о чём хотел сказать.

       Бабушка Селестина приучала внука к режиму и распорядку. Согласно тому и другому, время с 19:00 до 21:00 должно было посвящать подготовке к завтрашнему дню.

       Акакий пару раз перебрал в уме всё, что грозило ему завтра, пришёл к выводу, что, если Вольдемар начнёт корчить из себя шибко умного, нужно будет осадить его, с привлечением ле Ружа, Степанищева и даже Озолотина, и предался безумным мечтам о Карине.

       Карина Лебедева! Умница, красавица, такая нежная, такая... чем безумнее становились мечты Акакия, тем короче делались юбки воображаемой Карины... скрип колёс в коридоре заставил Мерзлихина подобраться и сгруппироваться. Похоже было, что бабушка Селестина решила проведать любимого внука, а может, ещё и развлечь беседой на сон грядущий.

       Предупреждая её появление в своей комнате, Акакий шагнул в коридор:

       -- Ба! Я пойду погуляю!

       -- Но мальчик мой... -- запела Селестина уже в захлопывающуюся входную дверь.

       Акакий, перепрыгивая через ступеньки, бежал наверх, на крышу.

       Крыша жилого дома, недавно ещё вполне высокого, шестнадцатиэтажного, давно и безнадёжно затерялась среди прочих крыш -- двадцати, двадцати пяти, тридцати и так далее этажных домов "точечной застройки".

       Когда Селестина и Акакий переехали жить в Москву из далёкой таёжной деревни, где он впервые осознал себя, крыша стала надёжным убежищем, единственным местом, которое не пугало, не вызывало нервной дрожи или желания бежать без оглядки. Там не было людей, не было других вампиров, не нужно было вести себя каким-то особым образом. Нет, конечно, Акакий не набрасывался на людей на улицах и не раздевался догола, но жизнь Москвы разительно отличалась от жизни в тайге! Со временем вампир под чутким руководством бабушки усвоил правила поведения в большом городе. Прятаться на крыше ему хотелось всё реже, но иногда по ночам внутри Мерзлихина пробуждалось что-то необъяснимое, невыносимое и огромное. Уцелеть, не разорваться на кусочки, не сойти с ума удавалось, только выбравшись на крышу. Небо было больше. Необъяснимей. Невыносимей чем то, что жило внутри Акакия. Внутренний монстр вырывался наружу криками. Небо понимающе молчало в ответ, и монстр утихал. Засыпал.

       Сегодня Акакию не хотелось кричать. Хотелось молчать наперебой с тучами, отправляя им телепатеммы о том, что теперь он точно знает, кто лучшая женщина на этой планете.

       Карина.

       Карина, Карина, Карина!

       Сверкающая мириадами огней Москва и не думала засыпать. Как моря, пока в небе светит Луна, дышат прибоями, так этот город, пока в нём живёт столько людей, будет неумолчно шуметь, накатывать волнами, плескаться... Акакий тихонько смеялся, радовался своим мыслям.

       Да, Карина от него сбежала.

       Да, Карина пока ещё не знает, что Акакий уже всё решил -- за неё, за себя, за них двоих. Ведь такое... какая разница, какое! Такое случается раз в жизни! И это нельзя упускать, нельзя проходить мимо...

       И нельзя делать вид, что всё идёт как прежде.

       Слыша за спиной шаги, Акакий не шелохнулся. Он узнал Рауля и Стёпку.

       -- Селестина волнуется, -- сказал ле Руж.

       Акакию нравилось, как правильно выговаривает слова его друг и какой аристократичный у него при этом вид.

       -- Угу, -- подтвердил Стёпка.

       Акакию нравилась прямолинейность Степана и полная неспособность к обману.