Его рука и не думала убираться с моей груди. Крепкая ладонь обхватила ее, чуть сжала. От его руки исходил жар, тут же окативший меня с головы до пят.

— Послушай, — сделала я еще одну попытку и выставила вперед руку, упершись ему в грудь.

Он стоял как скала и не думал отодвигаться. Ну и ладно. Я подняла вторую руку — с бутылкой — чуть ею качнула. Внутри плеснула жидкость.

— Ага, — радостно сообщила я нахальному типу. — Не закончилось.

И сделала хороший такой глоток прямо у него перед носом. Он не отреагировал. Ну, кроме того, что подушечкой пальца зацепил выступавший сквозь лифчик и платье сосок. Я решила не обращать внимания на эти, если можно так выразиться, заигрывания. И вдруг мне стало ужасно смешно. И я расхохоталась.

— Мне так и называть тебя — Смерть? — сквозь смех проговорила я. — Хочешь?

Я пихнула ему под нос горлышко бутылки. Его взгляд на мгновение оторвался от моего лица и опустился к предмету перед его носом. Ноздри слегка раздулись.

— Не вздумай только морщиться, — по-своему истолковала его реакцию я. — Отличный шотландский односолодовый вискарь. Забыла, как называется. Я бы прочитала с этикетки, но тут темно, а я и так плохо вижу.

«Убери бутылку, она тебе не понадобится», — прозвучало у меня в голове.

— А? — всполошилась я. — Это ты как? Ну-ка брысь из моей головы! У меня и без этого мозги танцуют, а тут еще и ты.

Его рука оторвалась от моей груди и ухватила бутылку. Я почти не сопротивлялась, когда он ее у меня отобрал и отбросил назад. Я с тоской выслушала звон разбившегося стекла и покачала головой.

— Ну зачем ты так? Если сам не хотел допивать, я бы с удовольствием ее прикончила сама. А теперь… Слушай, мне очень надо выпить.

«Нет».

— Хорошо, хорошо, — я подняла руки, показывая, что сдаюсь. — Так какие у тебя предложения?

Он снова вперил в меня свой темный взгляд. Я тяжело вздохнула.

— Кажется, понимаю. Но, увы, вынуждена тебя огорчить: в мои планы на сегодня трах с незнакомцем не входит. Как-нибудь в другой раз, о’кей? Ну, я пошла. Приятно было познакомиться и все такое.

Я повернулась к нему спиной, сделала шаг и уперлась… прямо в его твердое обнаженное тело.

— Слушай, Смерть, мне еще рановато на свидание с тобой. Я молодая, ну ты понимаешь, здоровая… ну сравнительно. У меня впереди вся жизнь, карьера и тому подобное. Пусти меня.

«Нет».

Зашибись!

— Ты еще какие-нибудь слова знаешь, кроме этого дурацкого «нет»? И кончай трепаться в моей голове! Меня это бесит!

Кажется, я начала трезветь. Во мне проснулась ярость. Хороший признак. Или просто у меня отняли бутылку. За глоток чего-нибудь покрепче я бы жизнь отдала… Минуточку. Жизнь? Я отступила на шаг от Смерти. Господи, ну смех и грех. Смерть!

Я хихикнула. Он смотрел на меня. Не мигая. И что-то такое было в нем. Какая-то энергетика. Не знаю, как это назвать. Но от него, такого теплого — я это знала точно, тело его было теплым, дотрагивалась минуту назад, — веяло чем-то ледяным. Стужей. Сыростью старинных подземелий. И тленом.

— Смерть? — пролепетала я, пугаясь теперь по-настоящему и трезвея.

Он не ответил.

Мои колени задрожали, и я начала медленно оседать на асфальт. Но он мне упасть не дал. Мгновенно выпростал вперед руку и обхватил за талию. Я беспомощно повисла на нем.

— Э-э, спасибо, — через несколько секунд прошептала я, несколько оклемавшись.

Я сделала попытку высвободиться из его хватки. Не тут-то было. Я попробовала еще разок. С тем же успехом. Он держал меня крепко.

«Бесполезно», — уже привычно прозвучало в голове.

— Я так и поняла. — Я умудрилась с досадой топнуть ногой. — И что дальше?

«Ты умрешь».

— Спасибо, что сообщил. Быстро или медленно?

«А как ты хочешь?»

— Никак.

Мне показалось, или он рассмеялся у меня в голове?

«Все будет не так, как ты подумала. Тебе понравится. Всем нравится».

— Всем нравится — что? Умирать?

«Заниматься — как вы это называете? — любовью».

— Ты собираешься залюбить меня до смерти?

«Да».

Итить твою колотить!

— Я тебе уже сказала, что не собираюсь с тобой трахаться.

«Я знаю это слово, это грубое слово».

Ишь, какой чувствительный попался.

— А тебе-то что, как я это называю? И… Погоди-ка. Что ты там говорил? Как МЫ это называем? Мы — это кто?

«Люди».

— А ты не человек?

«Нет».

— А кто?

«Смерть».

— Твою мать!

«У меня нет и никогда не было матери. Я не человек».

Какая-то смутная мысль промелькнула в голове и тут же исчезла.

Я снова взглянула на Смерть. Да, я уже почти привыкла так его называть. Уже и не морщилась и не хихикала.

Он стоял передо мной. Высокий. Стройный. Обнаженный. Тело — само совершенство. Мускулы. Не перекаченный, как культуристы на соревнованиях, и не хлюпик. Широкие плечи — в меру. Талия — узкая, как положено, но пропорционально. По золотистой коже бежали татуировки. Именно бежали. Потому что стабильностью эти узоры не отличались, и я никак не могла сосредоточить на них взгляд, чтобы разглядеть как следует. Ноги длинные. Бедра — сильные, тренированные. Наверное, так должны выглядеть бедра тех, кто много времени проводит в седле. В седле? Всадник.

— А конь где? — спросила я, не подумав.

«Он мне не нужен. Пока».

— «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «Смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными[2]». — Память услужливо подсунула цитату, которую я и выдала, глядя ему в глаза.

«Да».

Вот так. И сказать-то больше нечего.

Мы молча смотрели друг на друга, я и один из Четырех Всадников Апокалипсиса.

— А где остальные трое?

«Здесь».

— Я догадалась. Но сейчас они где?

«В городе».

— Эй, так ты хочешь сказать… Нет. Получается, что сейчас… Что? Наступил Конец Света? Судный День и все такое? Нет, фигня какая-то.

Я помотала головой, потом протерла глаза и тут же поняла, что размазала всю косметику. Это было плохо.

— Посмотри, у меня глаз потек?

«Что?»

Первый раз я отметила какую-то эмоцию на этом нечеловечески прекрасном лице. Изумление, непонимание… растерянность.

— Ну, косметика стерлась? Я в контактных линзах. Если тушь потекла — мне хана. Придется снимать линзы, мыть руки. А тут негде. Да и неудобно. А без линз я совершенно слепая. Вот это настоящий конец света. Блин! Посмотри!

Я подняла к нему лицо. Он ошарашенно меня оглядел, потом медленно покачал головой. Выражение его лица все еще оставалось потрясенным.

— Слава богу! Хоть какая-то радость. Или Бога при тебе нельзя упоминать? А я ж вообще… всуе. А так нельзя. И ты же… ты же из церкви вышел. Я видела! И твой приятель девушку на руках нес. Значит, вы запросто можете в церкви тусоваться. Хотя почему бы и нет, вы все из Библии. Я только что цитировала Откровение Иоанна Богослова…

— Женщина, ты когда-нибудь замолчишь? — Я подпрыгнула.

Голос был низкий, глубокий, переливающийся, со странными интонациями и незнакомым певучим акцентом.

— Только смерть заставит меня заткнуться, — обиделась я и тут же расхохоталась, сообразив, что именно я только что сказала.

Он покачал головой.

«Ты не облегчаешь мне задачу».

— Значит, ты можешь нормально разговаривать! Так какого фига ты треплешься в моей голове? И о какой задаче ты говоришь? Трахнуть меня? То есть, затрахать вусмерть? Ха!

Он снова покачал головой. Кажется, и у Смерти имеется предел. Но я не виновата. Я знала, что лучшее — молчать, расслабиться, раздвинуть ноги и получить максимум удовольствия. Ведь так обычно советуют поступать в случаях насилия, когда деваться некуда, а сопротивление лишь распаляет насильника. Впрочем, на насильника он похож не был. На кого угодно, только не на насильника. Даже несмотря на всю его мифологическую репутацию. Соблазнитель, грешный, великолепный, но никак не насильник.