Берни Дуглас и Рони Уолкотт весело шагали впереди всех. Больше всех проделанной работой удовлетворен и доволен был патрон Берни. Сегодня они подковали три десятка лошадей. Теперь за косяк подкованных боевых коней можно будет получить вдвое больше денег, чем ожидалось ранее. Заклейменные и подкованные мустанги легче поддавались воспитанию и армейской муштре. Они побаивались человека, подчинялись его силе.

Оливия не шла, а, пошатываясь и оступаясь, брела позади всех, путаясь в высокой траве. Она снова возненавидела своего опекуна Берни Дугласа. Но не за то, что он заставил ее качать мехи. В ушах ее все еще звучало истошное ржание перепуганных коней, больше похожее на дикий плач. Ее мутило от набившегося в легкие смрада: раскаленного железа, паленой шерсти и жженого рога. И от гадливости все сжималось в ней.

А мужчины шли с ощущением отлично и честно выполненной работы. Но Оливия все больше отставала. Она не хотела никого видеть. Даже Рони Уолкотта.

Мужчины давно скрылись за домом. Вероятно, они уже умылись возле скважины, уселись за стол и сейчас усердно стучат ложками и мисками. Оливия же не хотела есть и не хотела никого видеть.

Не доходя до дома, девушка свернула в сторону. Туда, откуда слышался неумолчный шум воды, несущейся в каменном ложе Гранд-Ривер. Каньон с отвесными кручами и обрывами; берега, сложенные из разных пород, словно слоеный пирог; кажущаяся белой от взбитой пены река…

Девушка немного спустилась вниз на выступающую над водой скалу. Прижалась спиной к нагретым за день камням. Из-за нависшего каменного козырька с тропы ее никто не увидит. Впрочем, они вряд ли станут ее искать. Они, конечно же, ждут, что мальчишка покапризничает, выплачется и сам вернется домой.

- Оливер! Олив! Олли!..

Показалось или кто-то зовет на самом деле?

- Олив, отзовись! Ты где?..

Она собиралась откликнуться, узнав искаженный эхом голос Рони Уолкотта, но тут же замерла, услышав еще один голос:

- Оливер, вернись немедленно. Я отвечаю за тебя перед людьми, Оливер!.. - полный ярости голос Берни Дугласа.

- Ты слишком требователен к мальчику, - послышался недовольный голос Рони Уолкотта. - Даже индейских юношей приучают к такому, что ему довелось увидеть сегодня, не сразу. Скорее всего, малыш потрясен жестоким отношением к лошадям…

Рони злится на Дугласа, потому что заботится о ней!.. Сердце наполняется благодарностью к двоюродному брату. Рони! Родной Черный Ягуар с золотисто-зеленоватыми хищными глазами. Только Оливия знает, какое доброе и отзывчивое сердце у Ягуара Рони Уолкотта.

- Что-то ты, Уолкотт, слишком заботишься о мальчишке? О красавчике Оливере! Он тебе нравится, да?

- Поостерегись распускать свой грубый язык, патрон Берни Дуглас. Твои подлые предположения позорны. Малыш не виноват в том, что в твоей жизни не все сложилось так, как хотелось бы тебе. Будь помягче с людьми, и они ответят тебе любовью и признательностью.

- О, какие мы нежные и ранимые… Ты же индеец, Рони! Охотник! Не знаешь разве, что жизнь сурова и требовательна?

- Пытаешься оправдать собственную ожесточенность жизненной необходимостью?

- Прекратите! Не ссорьтесь! - Оливия выходит из-под каменного карниза. - Отстаньте от меня… и не ссорьтесь.

- Ты, верно, решил сегодня утопиться от сострадания к несчастным лошадкам, Оливер? - насмешливо вопит Берни Дуглас, однако в голосе его слышится неподдельное облегчение.

- Уходи, Берни Дуглас, и не попадайся мне на глаза. Хотя бы сегодня. Прошу тебя!

- Я не оставлю тебя с ним наедине!

Берни делает короткий шажок навстречу. Оливия переставляет ногу назад. Теперь ступня правой ноги висит над обрывом, опираясь лишь на пальцы. Маленький камешек отрывается от края обрыва и долго летит вниз, постукивая по выступам.

- Хорошо, хорошо! - Берни пятится, вновь уступая ей. - Я уже ушел.

Молодой человек уходит по тропинке в сторону ранчо.

- Когда-нибудь я его убью! - Оливия обнимает Рони, кладет голову на плечо. - Им ведь больно, когда приколачивают подковы?

- Им больно, когда их клеймят! Но когда приколачивают подковы, то не больно. Их просто пугает запах горелого рога и раскаленного железа, - охотник говорит уверенным, успокаивающим тоном.

- Откуда ты это знаешь, Рони?

- Тебе бывает больно, когда ты остригаешь себе ногти? - индеец берет в руку ее ладошки. - Или когда укорачиваешь волосы? Ну, вот! - двоюродный брат вытирает шершавой ладонью слезы со щек Оливии.

- Правда?! - на душе мгновенно становится спокойнее. - Ты не врешь, Рони?

- Правда, моя сестренка Пума. А теперь пойдем, иначе твой опекун невесть чего себе навообразит.

Возле дома их встречает чета Мартинов. Миссис Лиззи держит в руках стопку чистого белья. Сочувственно смотрит, как Олив переступает негнущимися натруженными ногами.

- Хорошенько помассируй икры, - советует она, когда Олив скрывается в душе. - Жесткой мочалкой натри хорошенько, не то ночью сведет судорогой.

- Странный этот парень! - из раскрытого кухонного окна выглядывает Мэган. - Такой стеснительный, словно католический монашек.

- Не трогай малыша, Мэган. Не по тебе юное деревце, - сердито замечает Лиззи. - Осталось там что-нибудь в кастрюле для Оливера? Приготовь тарелку! И налей молока в большую кружку.

- Вы полюбили Оливера, точно сына, миссис Мартин. - Мэган немного обижается, понимая, что ее пожилая женщина так полюбить не сможет. - А ведь этот малый - циник и будущий развратник. Все красавчики становятся такими.

Оливия приходит из душа чистенькая, пахнущая лавандовым мылом. Щеки ярко розовые, нежные губы улыбаются.

- Ох, как есть хочется, миссис Лизи. Подай на стол быка, и я с ним управлюсь в два счета! А тут опять овощное рагу… - она зачерпывает ложкой густое варево, отправляет в рот.

- Мясное, Оливер. Ты же знаешь, что Рони Уолкотт ночью охотился и застрелил козу.

Но она даже не слышит того, что говорит старушка Лизи и почти засыпает с ложкой у рта. Потом, вздохнув, выскребает остатки рагу и отодвигает тарелку в сторону.

- Как вкусно! Мэган, пожалуйста, вымой мою тарелку. Я - спать… - пошатываясь и широко зевая, Олив направляется в свою комнату. Там плюхается на кровать, так и не успев раздеться.

Берни Дуглас считал, что все складывается в этом сезоне более удачно, чем в прошлые годы. Нынешние партнеры - Эндрю Гилмер и Пабло Гомес - уже отогнали в Райфл большой табун и положили в банк несколько сотен долларов. Берни Дуглас очень надеялся, что и дальнейшие поездки сложатся так же удачно.

За несколько дней они собрали около полусотни отбившихся от косяков лошадей. В основном это были взрослые кобылы с жеребятами и молодые жеребчики-двухлетки, пробующие свою силу.

Отношения в компании устоялись. Мэган помогала миссис Мартин на кухне. Старушка Лиззи своим спокойствием и милой философской сосредоточенностью примиряла разгоравшиеся страсти и утешала обиженных. Мистер Мартин, конечно, уставал, все-таки сказывался его возраст. Но этот человек был еще силен и крепок, и мог дать фору более молодым мустангерам.

Мэган перебралась жить в летний дом. Девица оправдывала свой поступок тем, что в большом доме топят печь, и от этого в комнатах даже днем жарко, а ночью и вовсе нечем дышать, что, впрочем, совершенно не соответствовало истинному положению. Вслед за проституткой туда же отправились Эндрю и Пабло. Несмотря на тяжелую работу этим двум силачам по-прежнему требовалась интимная партнерша. И Мэган охотно исполняла эту роль. Так они мирно и сосуществовали втроем.

Что касается Олив, то Берни, казалось, был даже удовлетворен ее достижениями. Он умиротворенно поглядывал в ее сторону, сидя утром и вечером во главе стола и отдавая распоряжения.

В первое же утро, когда они выехали на поиски косяков одичавших коней, чтобы собирать их в новые загоны, Берни Дуглас обратил внимание, что Олив забрасывает за плечо легкий охотничий карабин. Молодой человек насмешливо поднял брови: