— Значит… — пробормотал Стоп, содрогаясь всем телом от ужаса, — значит, пагода эта — жилище дьявола. Приходится сожалеть о нашем доме, хотя там и было горяченько.

— Трус! — проговорил Джордж.

— Прошу извинения, сэр, — проговорил Стоп, — если я осмелюсь возражать, но правда всегда должна быть на первом плане: я не трус, а только боюсь.

— Жрицы богини Бовани, — продолжал свои объяснения Казиль, — и днем и ночью стерегут святилище, и если бы нам не помог священный колокол, то я не знаю другого пути, которым мы могли бы удалить их.

— Ты сказал «священный колокол»… Что означает он?

— Прибытие начальников, лиц высокопоставленных, посвященных.

— Кто же объяснил тебе эти никому неведомые секреты храма?

— Я с самого детства был посвящен Бовани и рос в этой пагоде среди ее жриц. Вот почему мне известны тайны храма этого грозного божества.

Объяснение это было в высшей степени интересным и заставило Джорджа еще и еще раз взвесить все аргументы.

— Казиль, — проговорил он после продолжительного молчания, — я верил тебе безгранично, но последний случай заставил меня пересмотреть свое отношение к тебе, ведь ты изменил мне и фактически предал меня…

Казиль, не отвечая, понурил голову, он чувствовал и сознавал свою вину и справедливость упреков.

— Не должен ли я и теперь подозревать существование ловушки? — продолжал Джордж.

Казиль выпрямился, гордо поднял голову и в упор посмотрел в лицо молодого человека, твердо проговорив:

— Вот рука моя, господин, возьмите ее и держите до тех пор, пока мы отсюда не уйдем.

Если я обману вас, убейте меня. Смерть будет платой за мою неверность.

Слова эти были произнесены с такой искренностью, что не могли не запасть в душу Джорджа. Они совершенно успокоили его, развеяв малейшие сомнения.

— Я слышу шаги, — проговорил мальчик тихо, — сюда идут. Нам надо спрятаться, — и он указал на вход в галерею, закрытый занавесью.

— Но ведь могут выйти именно через эту дверь, — заметил Джордж, — и тогда мы попадемся неминуемо.

— Опасения ваши напрасны, — возразил Казиль, — галерея эта не имеет выхода.

Шум шагов раздавался все ближе и ближе.

— Торопитесь, — прошептал Казиль, приподнимая занавесь, — и не шевелитесь. Нужно вести себя очень тихо, чтобы даже дыхания не было слышно.

Джордж и Стоп вошли в галерею вслед за мальчиком. Едва занавесь сомкнулась за ними, в пагоду вошли человек десять индусов.

Железная дверная решетка, скрипя ржавыми петлями, закрыла вход. Лица вошедших были закрыты длинными темными покрывалами с отверстиями для глаз подобно средневековым монашеским капюшонам.

Судя по одежде, среди индусов находилась женщина. Это была принцесса Джелла, а рядом с ней — раджа Дургаль–Саиб, факир Суниаси и другие служители богини Бовани.

— Мне послышалось, будто здесь только что кто–то разговаривал, — предположил Дургаль–Саиб, войдя в святилище. В его беспокойном взгляде затаились страх и подозрительность, а презрительная улыбка свидетельствовала о двойственности души.

— Вы слышали голоса жриц, раджа, которые удалились, чтобы очистить святилище по повелению высшей воли, — успокоила говорившего принцесса.

— Мы находимся под священными сводами, так поклонимся же нашему богу и вознесемся в молитвах.

Все пали ниц и коснулись лбами пола.

— Бовани! Бовани! — говорил торжественным голосом факир Суниаси.

Все отозвались на этот призыв поднятием рук и новым возгласом:

— Бовани! Бовани!

После краткой молитвы все поднялись, и раджа обратился к принцессе:

— По вашему приказанию, принцесса, мы собрались здесь. Объясните же нам причину этого обстоятельства и цель вашего прихода в святилище.

— День свершения нашего дела настал! — заговорила Джелла. — Дело, зревшее в течение стольких лет, созрело окончательно и свершится через два дня.

— Уже! — воскликнули в изумлении индусы, и на лицах их засияла радость.

— У нас все готово, — ответила Джелла, — и я скоро представлю вам доказательства этого.

— Что следует делать? — спросил Дургаль–Саиб.

Вместо ответа принцесса приказала:

— Дайте сигнал!

— Каким образом? — спросил факир. — Через звон колоколов, как у нас принято?

— Да, пусть этот звон раздастся под сводами храма, центр которого — пагода, где день и ночь бодрствуют наши брамины, наши жрицы и наши собратья.

— Повинуюсь приказаниям твоим, царица! — проговорил факир.

Мраморный пол пагоды состоял из красных, черных и белых плит, слагавшихся в разные изображения. Факир наступил на плиту, окрашенную в красный цвет. Она опустилась едва приметно, и затем последовало действие вполне неожиданное. Вдали раздался один удар колокола, потом другой, третий… Постоянно учащаясь, их звуки распространялись во всех направлениях то слабо и глухо, то громко и мелодично. Несколько секунд продолжался этот звон, затем колокола разом замолкли. Гробовое молчание последовало за этими звуками.

— Мы предупредили наших собратьев, — тихо проговорила принцесса, — через минуту они будут здесь.

В самом деле, не прошло и минуты, как одна за другой решетки галерей медленно отворились и множество браминов и жриц Бовани появилось в храме. Впереди них шла Жюбэ. Она приблизилась к небольшой группе священнослужителей, стоявших с покрытыми головами, и, поклонившись им, спросила:

— Кто из доверенных богини ударил в колокол?

Джелла выступила вперед, проговорив:

— Я, ваша царица!

Жюбэ благоговейно распростерлась перед ней и, взяв конец ее одежды, поднесла к своим губам.

Это выражение покорности было принято Джеллой с особым величием.

— Что угодно возлюбленной дочери богини? — спросила Жюбэ. — Пусть она скажет, пусть выразит свое повеление.

— Накануне окончания священного дела, начатого нашими отцами, — отвечала Джелла, — я хочу всем, кто верен памяти предков и кто поклялся освободить нашу землю от жестоких завоевателей, представить ясные доказательства, что мы продолжаем пользоваться покровительством богини Бовани, предложив осмотреть таинственные залоги нашего могущества и убедить всех, кто ей служит, что особые знаки ее милости все еще находятся в нашем святилище.

Верховная жрица указала рукой на маленькое здание из красного мрамора, увенчанное стальным куполом и отделенное от остального храма мрачным рвом.

— Царица, — выговорила она торжественно, как бы давая слушающим время вникнуть во всю глубину ее слов, — вот святилище, оно перед вашими глазами. Оно окружено бездной, на дне которой и день и ночь катятся волны Ганга, священной реки. День сменяет ночь и наоборот, но наше наблюдающее око не смыкается ни на минуту. Священные залоги, доверенные нашему наблюдению, не оставят святилища до того дня, который определен нашими волхвами.

— Какой же это день? — спросила Джелла.

— Тот, в который богиня Бовани отдаст покрывало и кольцо человеку, избранному ею, и который благодаря ее озарению станет достойным посланником Шивы.

— Когда наступит этот день?

Жюбэ молчала.

— Завтра или через тысячу лет? — вновь спросила принцесса.

— Только богиня могла бы ответить на этот вопрос, — ответила Жюбэ и жестом выразила свое полнейшее бессилие.

— Нам известно это, жрица Жюбэ — истинная хранительница священных залогов, — ответила Джелла.

— Я только исполнительница своего долга, который очень легок. Страшная, неминуемая смерть ожидает безумца, который покусится проникнуть в святилище.

— Неминуемая? — повторила Джелла с сильным ударением в слове.

— Разумеется. Бездна темная, непроницаемая, бездонная

— еще не единственное препятствие, которое ожидает богоотступников на их грешном пути.

— Какие же препятствия их еще ждут? — спросила Джелла.

Жюбэ указала на плиту из красного мрамора, которую за минуту перед тем прижал факир, и проговорила:

— Если нога святотатца встанет на эту плиту, то колокола зазвенят, собирая всех, кто верен нашей солнцеподобной богине.