Прошла долгая зима, наступило лето, а Тип-Тип все еще не мог привыкнуть к своей новой жизни. Да разве это была жизнь! Кругом ни кустика, ни травинки, все голо, плоско, выжжено. С трех сторон — скалы с прорубленными в них ходами и пещерами, то бишь берлогами, а с четвертой — ров, наполненный водой, и высоченная каменная стена. Дальше — куда пи кинь взгляд — то же самое: кирпич, стекло, бетон. С ума сойдешь!
За каменной стеной вечно кричат и бегают дети, тыкают в тебя пальцем, дразнят, а то еще какой-нибудь мерзкий мальчишка, раздосадованный тем, что ты не обращаешь на него внимания, запустит в тебя камнем. Разве не обидно? Взрослые, правда, поспокойнее. Стоят, смотрят на тебя пристально-изучающим, реже жалеющим взглядом, размышляют о чем-то своем, изредка одергивают расшалившихся ребятишек.
Скучно. Не с кем поиграть, поговорить, некому пожаловаться. Четверо сородичей день и ночь спят или валяются, устремив в пространство стеклянные безжизненные глаза. Они родились и выросли здесь, в неволе, и не знают, что такое голод и страх, опасность и ярость схватки.
Бедные животные надоели друг другу. Между ними часто вспыхивали драки и ссоры. Редкие минуты перемирия они проводили в одиночестве. Ели отдельно, бросая по сторонам косые взгляды, полные презрении и злобы.
Тип-Тип внес некоторое оживление в эту зачерствелую компанию. Больше других ему приглянулся немощный, его возраста медвежонок с большими, как лопухи, ушами. Они-то и привлекли его внимание. Тип-Тип подошел к нему сзади и со свойственной ему бесцеремонностью ухватил за ухо. Ушастый взвыл и бросился наутек. Медвежонок в два прыжка догнал его, преградил дорогу. «Мир или война? Выбирай!» Ушастый долю хныкал, просил пощады, но когда понял, что его бить не собираются, успокоился, хотя взгляд оставался колючим, недоверчивым. Тип-Тип ласково боднул его, приглашая поиграть. Медвежонок попятился, уперся в стену, наконец смекнул, что от него требуется. Через полчаса друзья вместе гоняли по площадке деревянный шар.
Три остальных медведя были несколько старше Тип-Типа, мрачнее, чем их четвертый собрат, и, кажется, посильнее. Предусмотрительный медвежонок не стал навязывать им свою дружбу, но про себя решил: будут приставать — дам сдачи. Но те и не думали приставать и обращали на резвящихся медвежат столько же внимания, сколько на пролетавших мимо мух.
Нового приятеля Тип-Типа звали Кинг. Он оказался смышленым и не лишенным юмора медвежонком. Оба большие проказники и шутники, они составили великолепный тандем. Кинг старался во всем походить на своею кумира и следовал за ним по пятам как тень. Он был прирожденным комиком. В его подражании Тип-Типу было столько выдумки и озорства, что оценить по достоинству его искусство смогли бы, пожалуй, только такие мастера своего дела, как Олег Попов и Юрий Никулин. Неказистый, рахитичного телосложения, с тугим, как барабан, животом и с двумя лопухами вместо ушей, Кинг сам по себе невольно вызывал улыбку и симпатию, а когда он залезал на вертящуюся бочку и начинал вытворять там черт знает какие номера, зрители просто ревели от восторга. В довершение ко всему этот безобразный медвежонок имел мужественнее сердце. Он никогда не плакал и не жаловался, дулся редко, а все невзгоды и унижения, которым подвергался довольно часто, переносил стоически.
Тип-Тип уважал своего нового друга, подкармливал и, если тому случалось вляпаться в какую-нибудь неприятную историю, защищал. Однажды, когда они, вдоволь набегавшись, отдыхали, кто-то из зевак швырнул им бублик. Ударившись о камень, он отскочил к другому, мрачному, мишке. Тот поднял недовольную заспанную морду — мол, кто это его посмел побеспокоить — и лениво встал, чтобы полакомиться. Но Кинг был тут как тут. Он считал, что добыча по праву принадлежит ему. И делиться с кем-либо, тем более с этими лентяями, не собирался. Cxвaтив бублик, он дал тягу. Медведь на секунду опешил, затем взревел и бросился в погоню. Но тут же затормозил. Перед ним стоял ощетинившийся Тип-Тип. Глаза его воинственно поблескивали, и весь вид говорил, что отступать — не в его правилах.
Медведь окинул Тип-Типа свирепым, оценивающим взглядом, но на нападение не отважился. Поворчав, звери разошлись. Это была большая победа Тип-Типа. Но еще важнее она оказалась для Кинга. Она помогла преодолеть ему робость, страх перед своими косматыми собратьями, он поверил в добро, в настоящую мужскую дружбу.
В воскресенье и праздничные дни, когда народу в зоопарке было особенно много, друзья закатывали концерты.
К вольеру, где обитали медвежата, невозможно было пробиться. Малыши, пыхтя от усердия, вскарабкивались на спины взрослых и, подбадривая их ударами пяток, старались прорваться в первые ряды. Папы, смущаясь и проклиная тот день, когда решили обзавестись потомством, вклинивались в толпу, тихо переругивались между собой, но все же продвигались.
Тип-Тип прекрасно чувствовал зрителя. Все действия его носили четко продуманный характер. Он умел вовремя выкинуть какой-нибудь фортель, рассмешить, заставить задуматься. В самый разгар веселья, когда ребятишки буквально цепенели от восторга, он вдруг неожиданно становился упрямым и несговорчивым. Кинг, который во всем подражал своему товарищу, моментально превращался в жалкого оборванца, не подать которому — взять грех на душу. Друзья садились рядышком, хватались за животы, изображая, какие они голодные и несчастные. На них сыпались конфеты, летели баранки и пирожки.
Набив ненасытные желудки, медвежата снова принимались дурачиться. Но опытный глаз, всмотревшись, мог уловить то, что неведомо было неискушенному зрителю. Теперь действия медвежат носили не целеустремленный характер, теперь они возились в свое удовольствие, от нечего делать, не утруждая себя заботами о хлебе насущном.
Тип-Тип скучал. Он скучал по людям — ему не хватало человеческого тепла, внимания, к которому он так привык. Тоска настигала его вечером, когда звери разбредались по своим местам. Тип-Тип зарывался мордой в лапы и тихо скулил. Он вспоминал майора, юного дрессировщика Вовку, добродушного Федькина. Порой ему казалось, что они где-то здесь, рядом, к стоит лишь открыть глаза, как он снова увидит их. И майор будет благодушно подтрунивать над ним, Вовка гонять мяч, а Федькин весело пританцовывать. Во сне Тип-Тип ощущал их ласковые прикосновения, слышал голоса, играл с ними.
Пробуждение приносило разочарование. Не слышно было ни потявкивания грозного терьера, ни гула моторов, ни знакомых голосов.
Тишина. Тип-Тип чувствовал ее вяжущий привкус на языке и с отвращением отплевывался. Оставаться одному больше не было сил, и он брел к Кингу.
Кинг испуганно вскакивал, вопрошающе таращил глаза. Он видел, что Тип-Тип огорчен и расстроен. Но как помочь другу?.. Он тыкался медвежонку в плечо, выражая этим свою преданность, и в знак солидарности тяжко вздыхал. Тип-Тип ложился рядом с Кингом, друзья обнимались и через некоторое время засыпали. Вдвоем было спокойнее.
День стоял солнечный, жаркий. Медвежата только искупались и сейчас, лежа на выступе скалы, сохли. Тип-Тип грел спину, Кинг — живот. Ом беспрерывно вертелся, дрыгал лапами и то и дело сваливался набок. Публика хохотала. Обсохнув, медвежата полезли на вертящуюся бочку. Этот аттракцион пользовался большим успехом у зрителей, и друзья пускали его в ход, когда были особенно голодны. Ловко перебирая ногами Тип-Тип раскручивал бочку до неимоверной скорости, а затем, выбрав момент, соскакивал. Кинг, который больше глазел на толпу, чем на ноги, обычно не успевал уловить это мгновение и, замешкавшись, кубарем катился вниз. Так было и на этот раз. Тип-Тип раскрутил бочку, осмотрелся и вдруг… замер. Бочка выкинула их обоих с такой силой, что медвежата раз пять перевернулись через голову. Тип-Тип, не обращая внимания на боль и шишки, мгновенно вскочил. «Неужели показалось?» Нет! Он не ошибся. У каменной ограды вольера стояли улыбающийся майор и Boвка. А рядом — Федькин. Он демобилизовался и перед отъездом на родину пожелал еще раз увидеть четвероногого друга.