5

Отношения Марши Вишневецки и ее босса никогда не отличались церемонностью. Когда он не ответил в третий раз, она встала из-за стола, разогналась, изрыгая пар, на десяти футах приемной и обрушила все свои сто десять фунтов на одну из узких, высоких, линкольновских створок, отделяющих приемную от кабинета губернатора.

Седой старичок скорчился в губернаторском кресле в единственной на весь погруженный во тьму кабинет лужице света. Только через несколько секунд она поверила, что этот старичок был Уильямом Энтони Коззано, рослым могучим героем, который вошел в этот кабинет несколько часов назад, румяный после пробежки вокруг Мавзолея Линкольна. Что-то превратило его вот в это. В развалину из госпиталя для ветеранов.

Материнские рефлексы взяли верх; она нашарила на стене выключатель и зажгла верхний свет.

– Вилли? – произнесла она, обращаясь к нему таким образом первый раз в жизни. – Вилли, ты в порядке?

– Звони, – сказал он.

– Кому?

– Проклятье, – сказал он, не сумев вспомнить имя. Это был первый раз на ее памяти, когда он выругался, зная о ее присутствии. – Звони ей.

– Кому?

– Скутеру – три будильника, – сказал он.

Коззано дернул правой рукой, отчего все его тело опасно наклонилось направо, и указал на стену с фотографиями.

– Скутеру – три будильника.

Марша не могла понять, на какую именно фотографию он указывает. Кристина? Маленькая вьетнамка? Одна из подружек невесты? Или дочь, Мэри Кэтрин?

Мэри Кэтрин была врачом, три года, как закончила медицинскую школу. Она работала неврологом в большом госпитале в Чикаго. Последний раз, когда губернатор посещал этот город, он побывал у дочери в квартире и вернулся, хихикая над одной замеченной им деталью: у нее было столько вызовов и она так мало спала, что ей приходилось держать три будильника на столике у кровати.

– Мэри Кэтрин?

– Черт, да!

Марша вернулась в маленький кокпит, в котором сидела целыми днями в свете трех мониторов. Повозив мышкой по столу, она нашла имя Мэри Кэтрин и щелкнула по кнопке. Она услышала, как компьютер набирает номер – быстрая бессвязная серия нот, будто песня экзотической птицы.

– Регистратура клиники «Саут Шор», чем могу помочь?

Коззано подал голос, прежде чем Марша успела ответить; он поднял трубку на своем интеркоме.

– Бадлекер! Бадлекер пусть придет! – затем, в ярости на себя самого, – Нет, проклятье!

– Простите? – переспросил оператор.

– Мэри Кэтрин Коззано. Пейджер 806, – сказала Марша.

– Доктор Коззано сейчас не принимает. Соединить вас с дежурным доктором?

Марша не осознавала, что следующие ее слова – чистая правда, пока не произнесла их:

– Это срочное семейное дело. В медицинском смысле срочное.

Затем она вызвала 911 по другой линии.

Затем она вернулась в кабинет губернатора, чтобы убедиться, что ему удобно. Он свесился набок. Он размахивал правой рукой, как багром, пытаясь зацепиться за что-нибудь достаточно надежное, чтобы подтянуться, но поверхность стола не предоставляла такой возможности.

Марша схватила губернатора за левое предплечье обеими руками и попыталась сдвинуть его. Но Коззано дотянулся до нее правой рукой и мягко, но твердо разжал ее пальцы. Она некоторое время в замешательстве смотрела на его руку, пока не заметила, что он уставился прямо ей в глаза.

Он со значением перевел взгляд на телефон на столе.

– Блядь, – сказал он. – Приведи макулятора! – он в раздражении замжурился и покачал головой. – Не то, проклятье!

– Макулятор?

– Старый египтянин. Блестящая башка. Он исправит этот бурдак. Достань мне парнишку отцовского хермеля. Хер в меле!

– Мел Мейер, – сказала она.

– Ну да!

Это было просто; номер Мела был на быстром наборе в телефоне губернатора, только кнопку нажать. Марша подобрала телефон и нажала эту кнопку, чувствуя облегчение, от которого ее мысли прояснились. Мелу и надо было звонить. Она должна была позвонить ему первому, прежде чем вызывать скорую.

Ей пришлось перепробовать пару номеров, пока он не ответил на телефон в машине, где-то на улицах Чикаго.

– Чего тебе? – рявкнул он, как обычно, не тратя время на любезности.

– Это Марша. У губернатора удар или что-то вроде того.

– О, нет! – сказал Уильям Э. Коззано. – Ты права. У меня удар. Это ужасно.

– Когда? – спросил Мел.

– Только что.

– Он мертв?

– Нет.

– Ему больно?

– Нет.

– Кто об этом знает?

– Вы, я, бригада скорой.

– Скорая приехала?

– Еще нет.

– Слушайте внимательно, – на заднем плане гудки, визг шин, еле слышные голоса других водителей, орущих на Мела, странным образом начали смещаться в пространстве. Должно быть, он свернул в карман, на тротуар или где он там нашел свободное место. Мел продолжал говорить ровным голосом, не прерываясь. – Скорая вам там не нужна. Даже ночью Капитолий кишит медиа-шакалами. Будь проклята эта стеклянная стена!

– Но...

– Заткнитесь. Я знаю, что ему надо оказать медицинскую помощь. Кто сегодня главный по безопасности? Мак Крейн?

– Да.

– Я позвоню ему и прикажу доставить Вилли в кухонный лифт. Вы спуститесь по лестнице в подвал – не ждите чертов лифт, не говорите с журналистами – и найдете Руфуса Белла, который сидит в бойлерной, курит «Кэмел» и ждет результатов лотереи по ТВ. Скажете ему, что губернатору нужна его помощь. Скажете ему расчистить путь к туннелю системы гражданской обороны.

Мел повесил трубку.

Марша повторила в оглохший телефон:

– Гражданской обороны?..

Губернатор улыбался Марше одной стороной лица. Вторая оставалась бесстрастна.

– Он хитрая жопа, – сказал он. – Нет! Вы поняли, что я имею в виду. Делайте, как он сказал.

Офис губернатора отделяла от остального Капитолия огромная стеклянная стена, полностью отрезавшая восточное крыло. Сразу за стеной располагалась обширная приемная, уставленная кожаными креслами и диванами. У самой стены находилась стойка службы безопасности, за которой постоянно дежурил Мак Крейн или другой сотрудник службы, внимательно рассматривающий всех, кто приближался со стороны ротонды. Мак был иллинойским копом в гражданке, лысину его обрамлял венчик стальной щетины, широкий, вышедший из моды галстук расстилался поверх рубашки с коротким рукавом. Когда Марша оказалась в главной приемной, телефон Мака уже звонил, а выходя сквозь стеклянную дверь и направляясь к ротонде, она услышала его ответ:

– Привет, Мел.

Руфус Белл сидел внизу в своей маленькой асбестовой империи, куря «Кэмел» без фильтра и глядя в маленький черно-белый телевизор, установленный на перевернутом ведре, когда Марша навалилась плечом на стальную дверь бойлерной. Что-то в ее поведении заставило его подняться на ноги.

– Экстренная ситуация, – сказала она. – Губернатору нужна твоя помощь.

Белл щелчком отправил сигарету в наполненную водой кофейную банку, попав в нее за десять футов, и одновременно выключил телевизор коленом. Затем он молча уставился на нее и Марша поняла, что он ожидает указаний.

– Тут есть какой-то тоннель гражданской обороны?

Вместо ответа Белл подошел к большому листу крашенной фанеры, привинченному к стене. Лист усеивали крючки. На каждом висело по ключу. Он схватил один из них.

– Вилли спускается, – сказала Марша, сглотнув. – На кухонном лифте.

Руфус надолго замер без движения, затем повернулся кругом и вопросительно посмотрел на Маршу.

– Ты должен расчистить путь от кухонного лифта к туннелю. Достаточной ширины, чтобы прошли носилки.

Белл пожал плечами.

– Без проблем, – сказал он, выходя из комнаты. Это был крупный упитанный мужчина с перекатывающейся походкой, которая казалась неторопливой, но Марше пришлось поспешить, чтобы не отстать от него.

Оказавшись в коридоре, Белл повернулся и протянул ей связку ключей, зажав один из множества между большим и указательным пальцами.

– Хотите, чтобы я успел здесь разгрести – идите к туннелю сами. В конце этого зала повернете направо и идите до самого конца.

Марша считала, что знает здание сверху донизу, но сейчас почувствовала себя одиноко и неуверенно. Белл смотрел на нее безжалостным взглядом, держа ключи у нее перед носом, и она сдалась. Она взяла ключи, крепко ухватилась за нужный и побежала по коридору.

– Эй! – крикнул Белл. – Вам понадобится вот это.

Она повернулась и увидела, что Белл протягивает фонарик, запаянный в толстый резиновый кожух. Он включил его, взмахнул им пару раз и бросил ей с расстояния в тридцать футов. Она поймала его одной рукой, сломав два ногтя, и развернулась на пятках.

За спиной у него оглушительно загрохотало; оглянувшись, она увидела, что Руфус расшвыривает по сторонам целые шкафы. Потом она свернула в следующий коридор и потеряла его из виду.

Стены в этом коридоре были сложены из разных материалов и покрыты толстым слоем блестящей желтой промышленной краски. Потолок терялся за многочисленными трубами в изоляции и вентиляционными кожухами с бегущими вдоль них толстыми черными силовыми кабелями. Проход затрудняли шаткие стальные шкафы и стойки, выстроенные вдоль стен и набитые хозяйственным барахлом, выпотрошенными пишущими машинками «Селектрикс» и древними упаковками сухарей системы гражданской обороны.

Коридор упирался в маленькую дверь, едва заметную в тусклом свете. На ней красовалась пожелтевшая табличка из толстого картона с эмблемой атомного бомбоубежища. Отперев замок, она мощным толчком открыла дверь. Она отвалилась медленно и равномерно, с инерцией линкора, и врезалась в стену так сильно, что полетели хлопья старой желтой краски. За ней оказался круглый в сечении туннель, прямой, как стрела, и уходящий туда, куда не доставал свет фонаря. Высоты его как раз хватало, чтобы она могла войти, не стукнувшись головой. Холодный воздух овеял ее щиколотки.

Она направила луч на пол, поскольку сейчас для нее было важнее всего уведомить о своем приближении грызунов, чтобы они хотя бы получили возможность убраться с ее пути. Затем она перешагнула высокий порог.