И все же она заметила, что Керлу хочется плакать.

Мягкая ладонь опустилась на голову и ласково погладила жесткий ежик волос. Керл попытался стиснуть челюсти, но не смог. Он позабыл о том, что уже никогда не сможет стиснуть челюсти!

— Проснулся? Вот и хорошо. Сейчас умоемся, а потом будем завтракать. Я подумала, что тебе надоела стряпня, которую готовит тензер, и сама сварила гайонику с подливой из настоящего банана. Ведь ты любишь бананы?

Веки Керла чуть дрогнули, что означало: да, люблю.

— Вот и хорошо.

Влажная губка обняла лицо, пощекотала под подбородком, коснулась шрама за ухом. Целая гамма непередаваемых ощущений. Прежде он и не подозревал, что обычное прикосновение может подарить целый мир. Он много о чем не подозревал.

Затем она вытерла лицо Керла салфеткой и расчесала чуть влажные волосы, а в довершение поцеловала его в губы. Он в сотый раз пожалел, что не видит ее серых глаз, умеющих быть ласковыми и беспощадными. Когда–то он целовал эти глаза, а затем смотрел в них, ожидая смерти. Но смерть не пришла. Как жаль, что она не пришла.

— Ну вот, а теперь позавтракаем.

Сильные руки подняли тело Керла и придали ему сидячее положение, подсунув под спину упругий валик. Затем Керл почувствовал, что в его рот входит пластиковый шпатель, размыкающий сначала губы, а затем и намертво стиснутые челюсти. Язык слабо уловил прикосновение жидкой массы. Керл не чувствовал вкуса пищи, но знал, что ест гайонику с бананом. Она никогда не обманывала его. Керл любил банан и, хотя не мог насладиться его чуть вязким прикосновением, ему все равно было приятно,

Удивительно, но глотать он не разучился. Это при том, что у него было парализовано все тело вплоть до самой мельчайшей мышцы. Челюсти не двигались, и поэтому Керл мог есть лишь жидкую пищу; возникало странное ощущение, когда она медленно скользила из пищевода в желудок. Кишечник не действовал, и все то, что не усваивалось организмом, точнее, остатками организма Керла, выводилось через катетер, вшитый вместо двенадцатиперстной кишки и выходивший наружу у основания ребер. Впрочем, потребности Керла были невелики. Много ли надо тому, у кого действуют лишь сердце, желудок, легкие, часть печени да мозг. Да еще крохотная часть нервных рецепторов, благодаря которым он может слышать и ощущать прикосновения.

Ему нужно было совсем немного. Керл с трудом сглатывал мягкую кашицу, и ласковый голос проникал в его мозг, а мягкие руки вытирали его губы.

— Вот молодец! Как мы сегодня хорошо кушаем! Не капризничаем…

Керл мысленно усмехнулся. Капризничаем! Интересно посмотреть, как бы это он сумел капризничать. Отказался глотать пищу? Паци стали бы кормить его с помощью зонда или внутривенных вливаний. Уж больно хотелось им явить всему миру побежденного Керла Вельхоума, Керла, Несущего смерть.

Она закончила кормить Керла и поменяла сосуд, присоединенный к катетеру. Она ушла, но затем вернулась вновь, подсела к Керлу, расстегнула рубашку на его груди и начала гладить покрытую шрамами кожу. Прикосновения были приятны, они возбуждали. Она ласково шептала, касаясь губами лица Керла. Теплое влажное дыхание ласкало щеки и волевой подбородок с неглубокой ямочкой посередине. В такие мгновения Керлу страстно хотелось, чтобы его губы ожили и впились в сладкий рот этой женщины, а сердце билось намного быстрее.

Она могла сидеть так часами. И Керл спрашивал себя: чего она добивается? Остатки ли это нежного женского чувства или она просто жалеет его? Как странно — жалеть, причинив невыносимую боль. Быть может, в ней рождалась любовь, схожая с материнской — любовь к слабому, беззащитному, нуждающемуся в ней существу. А может быть, это была какая–то нездоровая похоть? Керл много раздумывал над этим, но не мог найти ответа. Но Керлу хотелось думать. Ему ничего не оставалось кроме того, как думать.

Он много думал. И не только над этим. Он много думал, и это помогало не сойти с ума.

А еще он вспоминал…

Керл был редким гостем на Соммете. А если и появлялся, то обычно под чужим именем, хотя сомметяне и не объявляли его вне закона, как это сделали на Тменде, Граннме, Океаниде и еще четырех планетах Пацифиса. Сомметяне были отъявленными паци, а Керл не доверял паци, в какие бы одежды они ни рядились.

В тот раз он позволил катанрянину Лайту Пазонсу уговорить себя. Лайт не был его другом — у Керла, как и у любого другого гладиатора, не было друзей. Но он относился к числу приятелей, с которыми Керл мог расслабиться и пропустить стаканчик–другой транзиосторианского вина. Лайт не имел при себе отравленного ножа и не был способен воткнуть его в спину.

Лайт и терролог Квинт Курций отправлялись на Соммету, где должны были состояться пышные торжества по поводу трехсотлетнего юбилея Пацифистской Лиги. Керл как раз накануне выиграл турнир в Старом Плимуте. Он убил пятерых гладиаторов, среди них знаменитого Андрея Андреева, известного более как Отравленный Коготь, и заработал восемь тысяч двойных кредитов. Часть этих денег он собирался вложить в домик на полудикой планетке Элвера, а остальные прокутить. Тут–то и подвернулся Лайт со своим предложением.

Поначалу Керл не хотел лететь на Соммету. В Радужном поясе было немало злачных местечек, куда более привлекательных, чем пуританские бордели в цитадели Пацифиса, но Лайт уломал его.

Они отправились в путь на прогулочной яхте, взятой напрокат у толстяка Маркуса Визбата, владельца сети магазинов в Тараме. Перед тем, как выйти на орбиту, Керл тщательно осмотрел судно. Интуиция не подвела его. В каюте, которая по жребию досталась Лайту, он нашел цветочный горшок, на поверку оказавшийся пикринной бомбой с синхронизирующим механизмом. Где–нибудь около Фалтеи, где полно метеоритных потоков, этот горшок должен был превратиться в плазменное облако, которое прожгло б небольшую дыру в феррообшивке. На Соммету прибыл бы гроб с тремя замороженными трупами, а несчастье приписали б на счет метеорита, случайно проскользнувшего мимо защитного экрана. Керл ясно представил себе кричащие заголовки информационных сообщений: «Великий Керл Вельхоум проиграл в схватке с метеоритом!», «Бесславная кончина Несущего смерть!» Усмехнувшись, Керл заменил синхронизирующий взрыватель, упаковал горшок в красивую коробку и послал ее «Господину Маркусу Визбату с добрыми пожеланиями». По чистой случайности коробка взорвалась в руках толстяка в тот миг, когда он принимал поздравления и подарки по поводу открытия нового супермаркета на Авеню Кактусов. Керл следил за этой церемонией по сферовизору и охнул в один голос с Лайтом и Квинтом Курцием. Синхронизатор он прицепил к золотому шнуру, который в шутку именовал ожерельем людоеда. Теперь на нем висели шестьдесят два инкрустированных замысловатой пластиковой вязью кружочка.

Путешествие до Сомметы удалось на славу. На всем пути им повстречался лишь один метеоритный поток, да и то трясло не более двух часов. Все системы корабля работали отлично, так что следить за ними нужды не было. Приятели поглощали пиво и древний напиток ойву. Лайт и Керл играли в шашки, а Квинт Курций развлекал их занимательными историями. Керл, в частности, узнал от него немало интересного про древнеземных гладиаторов. Он здорово удивился, когда Квинт сказал, что чопперами когда–то именовали грубо обтесанные камни, используемые дикими людьми, а уж потом это название по неведомой прихоти приклеилось к мелтановым излучателям. Квинт Курций рассказал им про Цезаря и про короля Генриха IV.

На исходе восьмого дня яхта приземлилась к космопорту Таама, главного мегаполиса Сомметы и столицы Пацифиса. Квинт и Лайт прошли таможню под своими именами, у Керла были документы на имя Джеймса Лакрицки, коммивояжера из Пояса астероидов. Космотаможенник скользнул по нему безразличным взглядом, сверив стоявший перед ним оригинал с фотографией на дисплее компьютера. На лице сомметянина не проявилось ни одной эмоции, но Керл был уверен, что тот узнал его. Трудно не узнать Керла Вельхоума, величайшего гладиатора Вселенной, чьи портреты периодически появлялись в сводках Галактических новостей.