Он сильнее придавил пистолет к виску, не произнося ни слова. Однако тело выдало его. Палец дрожал всего лишь в сантиметре от спускового крючка, не касаясь его. Рука, закрывавшая мне рот, дернулась и немного сдвинулась, позволив мне нормально дышать. Едва уловимый намек на нерешительность промелькнул в его взгляде. ОН был тяжелым… холодным… даже ледяным.

Я закрыла глаза.

— Сделай это, — прошептала. Прочистила горло и повторила громче. — Сделай это, Хантер, это не сложно. Нажми на курок, сделай свою работу.

Он резко вдохнул.

— Как… Как ты узнала меня?

Несмотря на пистолет у моего лица, я улыбнулась, открыв глаза.

— Я могу забыть, как звучит твой голос и каково ощущать твои прикосновения, но никогда не забуду твои глаза. — И мое сердце никогда не забудет пропустить удар, когда он так близко, а душа никогда не перестанет тянуться к его. — Я слишком часто в них смотрела, чтобы забыть.

— Дьявол! — Хантер отступил назад, отпуская меня. Опустил пистолет, убрав его от моего виска, и, когда я обернулась, стащил балаклаву с головы.

Я не была способна описать словами то чувство, что захлестнуло мое тело, когда он бросил маску на журнальный столик и сверху положил пистолет. Туда же последовали перчатки, а потом он выпрямился и посмотрел на меня.

Я не знаю, чего ожидала, но точно не такого.

Он выглядел так же, каким запомнила его, но ничего подобного мне и не снилось.

Его волосы были такими же темно-коричневыми, но по бокам подстрижены очень коротко, а на макушке подлиннее — длинные пряди откинуты с лица. А его лицо... Бог мой! Он выглядел как Хантер... но это был уже не тот пятнадцатилетний мальчик, которого я оставила.

Его лицо казалось жестче и суровее из-за теней, подчеркивающих скулы, щетины на остром подбородке и выступающей линии бровей, которые были напряженно нахмурены. Он был мужчиной.

Настоящим, стопроцентным мужчиной.

Но его глаза. Всегда его глаза. Они внимательно изучали, заставляя меня ерзать, а кровь бешено понеслась по телу, когда он пробежался по мне взглядом от макушки до пальцев ног. Если бы я не была настолько ошеломлена его внешностью, то острее осознала бы тот факт, что на мне непростительно обтягивающие штаны для йоги и майка. Я знала, что он мог видеть все впадинки и изгибы моего тела, и каждая из них ощущала на себе его горящий взгляд.

Во рту пересохло, но мне было необходимо что-нибудь сказать. Я не могла больше выносить эту тишину. Не знала, что с этим делать, хотя раньше мы могли часами проводить время в молчании. Теперь это казалось чужим, неестественным, хотелось прервать тишину.

— Так это правда. Он нашел меня, — сказала я, и мой охрипший голос разрушил напряжение, возникшее между нами, — и послал тебя, чтобы убить меня. Как мило.

Хантер провел рукой по лицу, и белые шрамы на его костяшках сразу же бросились мне в глаза.

— И Александрию.

— Тебе повезло, — протянула я, — матушка-природа тебя опередила. — Я прошествовала мимо него, когда духовка издала сигнал.

— Что ты имеешь в виду? — он последовал за мной на кухню, все еще одетый в длинное черное пальто, в котором появился. Мужчина, ему должно быть жарко в этом.

— Я имею в виду, — сказала, открывая духовку и хватая кухонное полотенце, чтобы попытаться достать пиццу, — что она умерла два года назад. Рак груди.

— Черт. Мне жаль, Эдди.

— Адриана, — закрыла дверцу, не глядя на него. Не могла слышать, как он называет меня прозвищем. Я ненавидела то, как его голос упал в начале. И ненавидела тот факт, что хотела слышать, как он говорит это снова и снова. — И ты не сожалеешь. Если бы сожалел, то не приставил бы только что пушку к моей голове.

— Ты думаешь, я хотел это сделать?

— Ты думаешь, имеет значение, хотел ты или нет? — развернулась, адреналин спал, позволяя гневу занять его место. Я могла чувствовать, как горячие волны разочарования поднимаются по венам. — Ты все равно это сделаешь. Ведь ты ворвался в мой гребаный дом и пытался убить меня!

Его лицо застыло.

— Если бы я пытался тебя убить, ты бы уже была мертва, Адриана.

Я захлопнула ящик, выхватив оттуда резак для пиццы.

— Тогда тебе придется немного потрудиться, чтобы закончить работу, не так ли?

— Господи, я не хочу тебя убивать.

— Тогда проваливай обратно в Нью-Йорк и оставь меня в покое! — в горле образовался ком. Я бросила колесико ножа на пиццу, и оно покатилось. Он слишком долго стоял передо мной.

Я проводила бесконечные часы и бесчисленное количество ночей, представляя, каково было бы вновь увидеть его, но теперь понимала, что это были мечты безнадежного романтика. О том, как наши глаза встречаются в баре, как мы сталкиваемся в магазине, возможно, он даже следил за мной... Мы бы увидели друг друга и все еще были влюблены, и все было бы замечательно.

Чушь собачья!

— Я не могу вернуться в Нью-Йорк, — тихо ответил он, прищурившись. — Либо твоя жизнь, либо моя.

— Значит, тебе нужно сделать выбор, — я отложила нож и бросила кусочки на тарелку, — судя по тому, что ты здесь, выбирать особо не будешь. Просто сделаешь то, что тебе сказали, верно? — подняла брови, проходя мимо него.

Кухня, гостиная, кухня, гостиная.

Я чувствовала себя подобно Росси, когда сходя с ума от неизрасходованной энергии, он так же бесцельно носился из комнаты в комнату.

Поставила тарелку на журнальный столик и повернулась к Хантеру, уперев руки в бока.

— Ну? Я права, да? Ты его чертов лакей. Боже упаси этому pezzo di merda¹¹ замарать свои руки кровью.

Хантер расстегнул тяжелое пальто и сбросил с плеч, положив на подлокотник кресла.

Мой взгляд оказался прикован к его рукам. Они были такими мускулистыми и напряженными, что натягивали ткань футболки, правый бицепс украшала татуировка. Мне потребовались все силы, чтобы не продолжать пялиться на его подтянутое тело и широкие плечи.

— Остаешься, да? Полагаешь, меня будет легче убить во сне?

Он снова провел рукой по лицу и ничего не ответил.

— Пытаешься решить, чья жизнь дороже, верно? Вероятно, мое существование не сделает комфортнее твое. Убей меня, и все будут счастливы, правильно? Я жалкая помеха для отца, желающего сохранить свою империю, и ты позаботишься об этом.

Он смотрел на меня, и выражение его лица казалось измученным. Я была жестока, знаю. Но я должна была. Легче провоцировать и злиться на него, чем смириться с ужасной болью, поселившейся в моем сердце.

— Адриана... — слабость. Его голос звучал слабо.

Я хотела бы игнорировать нерешительность на его лице, но не могла.

Он обдумывал это.

Действительно делал это.

Я тихо посмеялась над ним и схватила пистолет со столика. Маска и перчатки упали на пол, но он и не пошевелился, чтобы поднять их. Пушка была на предохранителе, и я протянула ее.

— Вот, возьми. Мне плевать, Хантер. Я не так уж и много теряю в этой жизни, когда приходится постоянно скрываться.

Он даже не посмотрел на пистолет. Его серебристый взгляд не отрывался от меня. Хотела бы, чтобы он отвел глаза, потому что в них я видела Хантера, которого знала. Мальчика, который однажды порвал свою лучшую рубашку, чтобы остановить кровь, когда я упала и порезала ногу, и потом отнес меня домой. Мальчик, предложивший пописать на мою ступню, когда меня ужалила медуза на отдыхе в Мексике в семь лет.

Мальчик, которого я любила еще до того, как узнала, что такое любовь.

— Ты слаб, Хантер, — прошептала я. Медленно развернула пистолет на себя и приставила к своему виску так же, как это делал он. Его челюсти сжались, когда мой палец двинулся к кольцу вокруг спускового крючка, и он сорвался с места.

Подобно вспышке молнии бросился ко мне, выхватил пистолет из рук и отбросил на диван. Тот отскочил, но остался на сидении. Хантер повернулся ко мне с пылающими глазами.

— Не надо, — выдохнул он, его руки напряглись и стали еще больше, — никогда, мать твою, не приставляй это к своей голове снова!