Джессика рассмеялась. Она с нетерпением предвкушала, как они будут исследовать планеты. С монотонностью путешествия было покончено. Ни Лесли, ни Джессика не ожидали найти жизнь на этих двух пустынных планетах, но они с удовольствием их осмотрели. Они с благоговением бродили по мрачным, пустынным ландшафтам Хугина и Мунина. Закончив свои исследования, они вернулись на корабль. Они отослали свои находки на Землю, установили первый переходной шлюз и покинули систему Одина, не испытывая большого разочарования. Они оба чувствовали свою связь с домом, несмотря на то, что их сообщениям предстояло очень долго лететь до Земли, а они удалялись от нее слишком быстро и не могли получать ответных сообщений. Но оба знали, что если захотят, то еще могут повернуть назад и возвратиться на Землю.

Жажда знаний толкала их вперед. Одиночество еще не стало невыносимым. Кошмарный ужас еще не настиг их.

Шлюзы устраивали для тех людей, которые последуют за супругами Джиллет в неосвоенные просторы галактики; их можно было использовать последовательно для продвижения вперед, но сами путешественники не могли через них вернуться назад. Шлюзы были словно наполненные водой яйца страусов, которые аборигены оставляли в пустынях Африки, чтобы идущие следом могли продвинуться еще дальше.

Каждый раз, когда супруги Джиллет покидали одну солнечную систему, направляясь к другой, все шире становилась пропасть пространства и времени между двумя людьми и планетой, на которой они родились.

— Иногда я очень странно себя чувствую, — признался Джиллет после двух лет полета. — Мне кажется, тот контакт, который еще сохранился у нас с Землей, это всего лишь иллюзия, созданная нами лишь для того, чтобы сохранить рассудок. Мне кажется, мы посвящаем большую часть своей жизни чему-то такому, что никому не принесет пользы.

Джессика мрачно слушала его. У нее возникали такие же чувства, но она не хотела говорить об этом мужу.

— Иногда я думаю, что жизнь в аудитории университета — самая желанная вещь в мире. И проклинаю себя за то, что не поняла этого раньше. Но это быстро проходит. Всякий раз, когда мы садимся на новую планету, меня охватывает все та же надежда. Но эти недели в гиперпространстве выбивают из колеи. Они вызывают чувство оторванности от всего мира.

Джиллет печально посмотрел на жену.

— Какая, в сущности, разница, обнаружим мы жизнь или нет? — спросил он.

Несколько секунд она смотрела на него молча, потрясенная.

— Ты это не всерьез, — в конце концов произнесла она. Он помолчал.

— Нет, — наконец ответил Джиллет. — Не всерьез. Не обращай внимания. — Он взял трех котят из корзинки Этиль. — Только пусть на одной из этих бесконечных планет меня ждут существа, похожие на них, и все снова обретет смысл.

Проходили месяцы, и супруги Джиллет посетили много других звезд и планет, и все с тем же результатом. Три года спустя они продолжали стремительно уноситься прочь от Земли. Прошел четвертый год, потом пятый. Их надежды начали гаснуть.

— Меня это чуть-чуть беспокоит, — сказал Джиллет, когда они сидели у огромного серого океана, на планете, которую назвали Тмин. За широким пляжем из чистого белого песка поднимались высокие дюны. Волны неустанно разбивались, превращаясь в пену у их ног. — Я хочу сказать, что мы никогда не видим никого позади нас и ничего не слышим. Я знаю, это невозможно, но у меня была безумная мечта, чтобы кто-нибудь шел вслед за нами через эти шлюзы, а потом прыгнул бы сквозь гиперпространство и появился впереди нас. Чтобы он ждал нас на какой-нибудь звезде, до которой мы еще не добрались.

Джессика сделала из влажного песка плоский холмик.

— Здесь точно так же, как на Земле, Лесли, — сказала она. — Если не замечать изумрудного неба. И если не думать о том, что на дюнах нет травы, а на пляже — раковин. Почему кто-то должен следовать за нами?

Джиллет лег спиной на чистый белый песок и прислушался к приятному шуму прибоя.

— Не знаю, — ответил он. — Может быть, на одной из тех планет, которые мы посетили много лет назад, была какая-нибудь абсурдная форма жизни. Может, мы ошиблись и проглядели ее, или не поняли показания прибора, или еще что-нибудь. Или, может, все народы Земли уничтожили друг друга во время войны, и я остался единственным живым мужчиной рода человеческого, а ты — единственной женщиной.

— Ты сошел с ума, дорогой, — сказала Джессика. Она шлепнула горсть сырого песка на его ноги в скафандре.

— Может быть, Христос вернулся на Землю и решил, что без нас там чего-то не хватает… Каждый раз, когда мы выходили в нормальное пространство возле звезды, я втайне надеялся увидеть поджидающий нас корабль. — Джиллет снова сел. — Но этого так и не случилось.

— Жаль, что у меня нет палочки, я бы что-нибудь нарисовала на песке, — сказала Джессика. Она подняла взгляд на мужа. — Может быть, что-то происходит у нас дома? — спросила она.

— Кто знает, что произошло за эти пять лет? Подумай обо всем, что мы упустили, любимая. Подумай о книгах и о фильмах, Джесси. Подумай о научных открытиях, о которых мы не узнали. Может, на Ближнем Востоке воцарился мир, появился новый источник энергии, который произвел революцию, в Белом Доме правит женщина-негритянка? Может быть, «Волчата» выиграли знамя, Джесси. Кто знает?

Они встали и отряхнули песок, прилипший к скафандрам. Потом пошли назад, к посадочному аппарату.

Час спустя, на борту корабля, Джиллет наблюдал за кошками. Их ничуть не заботил Ближний Восток; возможно, они были правы.

— Я скажу тебе одну вещь, — обратился он к жене. — Я скажу тебе, кто действительно знает, что происходит. Те люди, которые сейчас дома. Они знают обо всем. Единственное, что им не известно, это то, что происходит с нами в данный момент. И у меня почему-то такое чувство, что их это не очень-то интересует.

Маленькая кошка, которая потом выросла и стала матерью Бенни, свернулась в аккуратный клубочек и уснула.

— Ты чувствуешь себя оторванным от людей, — сказала Джессика.

— Конечно, — ответил Джиллет. — Помнишь, что ты мне тогда говорила? Перед тем, как мы поженились? Я сказал тебе, что мне только хочется продолжать мою работу, а ты мне сказала, что один человек — это не человек? Помнишь? Ты всегда говорила подобные вещи просто для того, чтобы я спросил у тебя, что ты имеешь в виду, черт возьми. И тогда ты улыбалась и выдавала какую-нибудь историю, которую заранее решила мне рассказать. Наверное, это делало тебя счастливой. Итак, ты сказала: «Один человек — это не человек», а я спросил: «Что это значит?», и ты продолжила насчет того, что если я собираюсь прожить свою жизнь в полном одиночестве, то мог бы вообще не жить. Не помню точно, как ты выразилась. У тебя есть эта сумасшедшая особенность говорить такие слова, в которых нет ни капли логики, но которые имеют смысл. Ты сказала, что я думаю, будто смогу сидеть в своей башне из слоновой кости и рассматривать разные вещи под микроскопом, а потом записывать свои открытия и время от времени делать небольшие заявления о том, чем я занимаюсь. И что не следует удивляться, если всем на это будет наплевать. Ты сказала, что я должен жить среди людей, и как бы я ни старался, мне не удастся этого избежать. И что я не могу залезть на дерево и стать родоначальником своего собственного нового вида. Но ты ошиблась, Джессика. От людей можно уйти. Посмотри на нас.

Звук его голоса, полный тяжкой горечи, повис в воздухе.

— Посмотри на меня, — пробормотал он. Он посмотрел на свое отражение, и оно его испугало. Он выглядел старым; хуже того, он выглядел обезумевшим. Он быстро отвернулся, его глаза наполнились слезами.

— На самом деле мы не оторваны от людей, — мягко произнесла она. — До тех пор, пока мы вдвоем.

— Да, — согласился он, но по-прежнему чувствовал свою оторванность, его человеческое естество с каждым уходящим месяцем съеживалось. Он не выполнял никаких функций, которые, как он считал, присущи человеку. Он считывал показания приборов и нажимал на кнопки; это могут делать и машины, и животные. Он чувствовал себя лишним — словно гнилое пятно на картофелине, его вырезали и выбросили в мусор.