Чудом избежавший смерти водитель вылез из кабины и остановился у авто, почесывая затылок. Левая половина его лица была покрыта копотью, через черное пятно пролегала светлая бороздочка, проделанная струящимся со лба потом. Зали подошла к незнакомцу поближе, но он никак не отреагировал на ее присутствие – все стоял и растерянно смотрел на испорченную машину, походя при этом на заблудившегося в лесу ребенка.

Зали осторожно тронула странника за рукав. Тот резко обернулся и удивленно уставился на незнакомку, будто она внезапно материализовалась на этом самом месте или выросла прямо из земли.

– Что здесь произошло? – спросила Зали.

В ответ странник лишь беспомощно указал на автомобиль, превратившийся теперь в бесполезную груду железа.

– Я имею в виду, что здесь произошло ночью? – уточнила вопрос Зали.

Незнакомец прищурился, будто пытаясь понять, не шутят ли над ним. От этого его глаза стали похожи на две темные горизонтальные щели, вырезанные в лице. Наконец, он сказал:

– Ты правда не знаешь?

Зали покачала головой, и странник расхохотался – так громко, что это больше походило на истерику. Наконец, успокоившись, он сказал:

– Тогда тебя ждет большой сюрприз.

– Подозреваю, что так, – ответила Зали, окинув взглядом улицу.

– Можешь забыть все, что ты до этого знала о Кинчене. Его больше не существует. Я вот думал сбежать, – он пнул колесо автомобиля сапогом, – а теперь стою и думаю – ну не идиот? Куда я сбегу отсюда?

Он снова засмеялся, как будто только что придумал отличную шутку. Зали уже начала терять надежду хоть что-то узнать у этого странного незнакомца, но тут радостная маска внезапно сползла с его лица, будто была не по размеру, и он продолжил уже серьезно:

– Я уже собирался спать, когда коммуникатор зазвонил таким, знаешь, особенным звонком, который означает «не жди ничего хорошего». Я натянул броню и побежал к ажсулату – всё, согласно инструкции. На улицах началось какое-то светопреставление – повсюду были странники с макуавитлями. Ты можешь мне не верить, но именно так все и было. Синие лазеры макуавитлей я смогу отличить от чего угодно. Повсюду крики, вой – страшное дело. Я кое-как прорвался к главной площади, а уж там началось что-то совсем из ряда вон. Настоящая свалка, не разберешь, где свои, а где чужие. Да и кто чужие? Я-то поначалу думал, что это дикари на нас внезапно напали, но потом оказалось, что наши же! Там были не только камаштли. Еще киничи, ицамнийцы, даже ишчелианцев хватало. Это было настоящее восстание. Наком Аверлан дал команду оцепить ажсулат, не подпускать повстанцев. И что это были за повстанцы! Только я успел заметить владельца фармацевтической фабрики и главного оружейника, а уж сколько там на самом деле было высоких чинов, никому неизвестно, – Глаза незнакомца горели, он будто заново переживал события прошедшей ночи. – Мы отстреливались как могли, держали оборону. А потом из громкоговорителей зазвучал голос. Тут уж я подумал, что совсем спятил. Потому что это был наш аж-сул, Тейт. Ошибки быть не может – уж его голос я хорошо знаю. Он говорил, что настал великий день освобождения из-под гнета, предлагал нам сдаться. Признаться, если бы вокруг меня не стояли мои собратья, бойцы, с которыми я делил пищу, а некоторых так и вовсе случалось таскать на своем горбу ранеными… Так вот, если бы их там не было, я бы сломался. Потому что это ведь какое-то сумасшествие, такого просто не могло быть. Дурной сон, кошмар. Они почти прорвали оцепление, когда всё вдруг повернулось иначе. В одно мгновение у них у всех как по команде разрядились макуавитли. Были – и нету. Ох, видела бы ты, какие у них были лица, когда оказалось, что суперпушки больше не действуют! Оно и понятно, настоящих-то боевых навыков не было и у половины повстанцев – киничийцы, что с них возьмешь? Многие сразу кинулись бежать, но Аверлан не из тех, кто отпустит врага. Он отдал приказ преследовать отступавших. Да только как их преследовать? Многие побросали макуавитли прямо там, на площади. А без оружия их ведь никак не отличишь от остальных кинченцев. Это уже был не бой, а какое-то истребление. Я не знал, в кого стреляю – всё смешалось. А Тейт все продолжал твердить в громкоговорители о великом дне.

Незнакомец замолчал, но сказанного Зали было явно недостаточно. Она спросила:

– А дальше? Что было дальше?

– А дальше началось утро, и до меня начало доходить, что мы все наделали. Кругом трупы, стоны умирающих. И всё это – наши собратья, которых уничтожила своя же армия или собратья, которых успели прикончить повстанцы. Сотни и сотни. Немыслимо. Тем временем в городе начались беспорядки – обезумевшие кинченцы крушили фабрики, магазины, даже подпалили фармацевтическую лабораторию. Сейчас, наверное, во всем городе не сыщешь магазина, в котором бы что-то осталось. Вынесли все под чистую – своих же грабили. Потом, конечно, городская охрана принялась наводить порядки, и улицы постепенно опустели. Сама видишь, сегодня тут не слишком людно.

– Понятно, – сказала Зали, хотя на самом деле ей мало что было понятно. Она решила полностью вжиться в роль наивной слушательницы, надеясь, что так сможет узнать больше, – Выходит, это всё дело рук Тейта? Он это затеял?

– Выходит, что так.

– Теперь его будут судить?

– Это вряд ли, – усмехнулся незнакомец. – Можешь сходить его повидать. Он лежит на помосте у трибуны с аккуратной дыркой в затылке. Говорят, его свои же и прикончили, когда стало понятно, что восстанию конец. И не побоялись позора – в спину стреляли. Хотя в данном случае, думаю, это было по справедливости. Тейт и сам оказался мастером заходить со спины, ты не находишь?

– И что же, получается, пока шел бой, он спокойно себе вещал с трибуны?

– Конечно, нет. По громкоговорителям транслировали запись. А сам Тейт скрывался в какой-то норе. Говорят, его оттуда выволокли, поставили за трибуну и пристрелили. Видимо, повстанцы и сами не слишком любили своего предводителя. Странное дело, да?

– Да уж, странное, – пробормотала Зали, на миг словив себя на мысли, что ей будет не хватать дядюшки Тейта. – Но теперь-то всё закончилось?

– Куда там! Кажется, все только начинается.

– В каком смысле?

– Когда началась вся эта бойня, там уже было ничего не понять. Мы теснили повстанцев к улице Ферулана, гнали их к заграждениям. В это время отряд под предводительством какого-то Ное прорвался в ажсулат. Когда стали допрашивать повстанцев, оказалось, что ни один из них этого Ное не знает, якобы, он вообще не с ними.

Зали похолодела.

– Ты уверен? Уверен, что всё было именно так? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Еще как уверен. Келгани взяли в заложники. Я сам видел – аж-сула вывели на балкон, и к его виску была весьма недвусмысленно приставлена пулаха. Пока никаких требований не выдвигали. Там на площади теперь собралась толпа, все ждут продолжения. Наши боятся сунуться, так и торчат остолопами у стен ажсулата. Наком Аверлан при всех пустил себе пулю в лоб – он ведь отвечал за безопасность Келгани, не вынес позора. Тут-то я и не выдержал. Просто прыгнул в машину и поехал – лишь бы подальше от всего этого. Знаешь, ни одной мысли тогда в голове не было. Только жуткий калейдоскоп лиц, вспышек, всей этой крови и грязи вокруг. А теперь куда мне? В пустыне я и недели не протяну, а если вернусь – казнят за дезертирство.

Зали рассеяно поблагодарила незнакомца и быстрым шагом направилась в сторону центра. Мысли путались в голове, мозаика не складывалась, и только размеренный шаг придавал ей уверенности. Вскоре она услышала отдаленный шум, невнятный ропот толпы. Чем ближе она подходила к центру, тем громче и отчетливее он становился.

Наконец, она свернула с улицы Ферулана, и перед ней раскинулась площадь, наводненная кинченцами всех каст и возрастов. Казалось, тут собрался весь город. Странники оживленно галдели и перекрикивали друг друга. Тут же были и представители регулярной армии – они оцепили здание и никого не подпускали, но и сами войти не решались.