Похороны состоялись на кладбище в Эдлезее. Погребальная процессия была небольшом, так как Карин отказалась давать объявление в газете. Она поручила Анне оповестить по телефону только компаньонов и друзей дома. Пришли немногие, большинство прислало венки и цветы. При всей щекотливости своих дел они все же не хотели компрометировать себя личным участием в похоронах супружеской пары, таким зловещим образом покинувшей их круг.
Карин стояла рядом с Петером Ланцендорфом. В тесном помещении морга она механически воспринимала слова соболезнования и была рада, что гробы с телами покойников не были выставлены для торжественного прощания.
Священник громко читал традиционную молитву, и черная шапочка на его голове покачивалась в такт с дымящимся кадилом. Сизоватые облачка тотчас же разгонял свежий ветер. «Аминь», — произнес причетчик в заключение молитвы. После этого священник с горестной миной подошел к Карин и пожал ей руку.
Провожавшие подходили друг за другом к могиле и бросали в нее прощальную горсть земли. Затем все вместе они отправились к уединенному участку кладбища. Там без церковных церемоний могильщики опустили гроб в свежевырытую яму. После того как каждый из пришедших простился с усопшим, могильщики снова взялись за лопаты. Карин не могла убедить священника, что Вальтер Фридеман не совершал самоубийства. Возможно, ей это удастся потом, с помощью Шельбаума, но сейчас у нее для этого просто не было сил.
Во время похорон обер-комиссар держался в тени, однако в церемонии прощания участие принял. Он и не думал проводить здесь какие-то эксперименты в целях выяснения дела Фридемана. Его служебные обязанности предписывали ему бывать и на таких церемониях, не говоря уже о чисто человеческом интересе, который он проявлял в отношении Карин.
Одним из первых кладбище покинул Фазольд. Он уехал на своем старом «опеле». Шельбаума, подошедшего к своей машине, окликнули-сзади.
— Не торопитесь, — послышался голос Коваловой. — У меня кое-что есть для вас.
Шельбаум обернулся.
— О чем идет речь? — спокойно спросил он.
Ковалова протянула ему конверт.
— Я получила его сегодня утром.
— Анонимно?
Она кивнула.
— Случайно присутствовал господин Фазольд.
— Благодарю, — сказал Шельбаум. — В моем собрании таких немало.
Он отступил на шаг, когда мимо него прошли к такси Карин и Петер. «Она в тяжелом состоянии, — подумал Шельбаум, увидев каменное лицо девушки. — Внешне она еще спокойна, но однажды чаша будет переполнена, и тогда катастрофы не миновать. Надо что-то предпринять»
Он машинально достал записки. «29 апреля 1960 г., Барри, 23.15», — было отмечено в одной. Затем эти слова автором записки были перечеркнуты и вместо них написано: «Тур. п., узн. ЭЛ». Затем стоял такой же крест, как и на записке, касавшейся пенсионера Лебермозера. 30 апреля следовала пометка: «Проследить расследование ЭЛ. Алиби!»
Наряду с другими косвенными уликами записи подтверждали, что Фридеман был убийцей Лоренци. Из другой записки Шельбауму стало ясно, что свою новую жизнь Бузенбендер начала продолжением старой. Кто в этом был виновен, читалось между строк: Фридеман.
Но кто посылает эти анонимные письма?
— Ко мне домой, — распорядился он, садясь в машину. Затем передумал и велел шоферу ехать к Старому Дунаю.
У грушевого склона Шельбаум попросил остановиться и остаток пути прошел пешком. Когда он входил в сад виллы Фридемана, из дома выскочил Ланцендорф в таком возбуждении, что чуть не сбил с ног обер-комиссара. Шельбаум крепко схватил его за рукав.
— Что случилось?
— Что случилось? — Ланцендорф горько рассмеялся. — Всему конец. А причина? Причина во мне! Это все ваши советы!
Он вырвался и убежал. Обер-комиссар посмотрел ему вслед, затем обеспокоенно двинулся к дому. Карин сидела в кресле, поджав ноги, слезы текли по ее лицу.
— Ну, ну, — отечески заговорил обер-комиссар. — Все миновало, теперь мы можем подумать и о себе.
Он сел и подал ей свой носовой платок. Она вытерла слезы и перестала всхлипывать.
— Он… он ушел?
— Пока да… — как бы вскользь произнес Шельбаум. — Почему вы его отослали?
Ее лицо исказила жалкая гримаса.
— Нужна ли я ему такая?
— Это надо пояснить поподробнее.
Так выяснилось, что толкнуло Карин на крайность. В совсем неподходящий момент Петер упомянул об убийстве пенсионера Лебермозера и о новом подозрении против ее дяди. Чувствительную девушку это окончательно лишило самообладания.
— Теперь я слишком многое узнала, чтобы не понять, что за человек был мой дядя… — сказала она. — Лиза была в его власти. Из-за меня он избил ее.
— Я знаю, — сказал Шельбаум. — Она несчастный человек.
— Его сделки, по-видимому, были нечистыми, — продолжала девушка. — Он поддерживал отношения с организацией, оправдывающей страшнейшую несправедливость… Теперь еще эти два убийства, которые, очевидно, он сам совершил. — Она посмотрела на Шельбаума глазами, полными страха. — Или все это не так?
— Боюсь, что так, — ответил Шельбаум. — Но что это имеет общего с вами? Ведь вы ничего не знали.
— Я принадлежу к семье преступника, — сказала Карин. — Именно поэтому я не хочу связывать судьбу Петера со своей.
— Вы ведь его любите? — спросил обер-комиссар.
— Вы еще спрашиваете? — Из глаз ее вновь побежали слезы.
— Тогда зачем вы говорите такие глупости? — произнес он строго. — Семья преступника! Ваш отец не был преступником, а ваша мать тем более.
Он мог бы ей сказать, что даже не верит, будто Вальтер Фридеман был ее дядя. Но какие у него для этого доказательства? Догадки же ей не помогут.
Шельбаум встал.
— Оставаться больше я не могу, — сказал он. — Жена давно ждет меня, и я не хотел бы ее огорчать. Но и вас я одну не оставлю. Вы пойдете со мной.
— Но, господин Шельбаум, я не могу…
— Без возражений! — отрезал он. — Достаточно того, что вы выпроводили своего молодого человека. Большей глупости вы уже не совершите.
Обер-комиссар принес ей пальто, попросил ключ, чтобы запереть дом, и повел Карин к машине.
— Я привел к нам гостью, Софи, — сказал Шельбаум, когда жена открыла дверь, — Это фрейлейн Фридеман. Она нуждается в смене обстановки. Мы не очень опоздали?
Он подмигнул ей. Фрау Шельбаум, знавшая о Карин из разговоров с мужем, все поняла.
— Как хорошо, что вы посетили нас, — сказала она с естественной сердечностью.
Впервые на лице Карин появилась робкая улыбка.
Пока она раздевалась, фрау Шельбаум предупредила мужа:
— У нас инспектор Нидл. Он хочет поговорить с тобой.
Шельбаум прошел в рабочий кабинет.
— Уж не задержали ли убийцу Фридемана? — весело спросил он.
Нидл покачал головой.
— Мне позвонил некий Рудольф Кёрнер.
— Ловкий? — спросил обер-комиссар без особого интереса. — Что ему надо?
— Он пригласил меня на краткую беседу в «Палитре» сегодня в одиннадцать. Это имеет отношение к делу Фридемана.
Обер-комиссар задумчиво посмотрел на него.
— Ваши отношения с известными кругами достойны внимания, — спокойно произнес он. — Однако есть люди, которые этим будут шокированы. Будьте осторожны.
— Поэтому я надеюсь, что вы составите мне компанию.
Погребок, в котором Кёрнер договорился встретиться с Нидлом, перед войной охотно посещали художники. Но с тех пор он совершенно утратил свою добрую славу.
Когда Шельбаум раздвинул портьеры, в нос ему ударил запах пивных паров и табачного дыма. В зале он увидел старых знакомых: Таксиста, Профессора, Красавчика и прочих людей, носивших всевозможные клички. Вот уж несколько лет они постоянно доставляли хлопоты полиции.
Кёрнер сидел за столом. Увидев рядом с инспектором Шельбаума, он явно забеспокоился.
— Почему вы пришли не один? — сдавленным голосом спросил Кёрнер инспектора.
— Обер-комиссар вас не скушает, — проворчал Нидл, — Вы же его знаете. Лучше, если мы покончим с делом тут же на месте.