— Извините, — прервал старший прокурор. — Судя по тому, что числится за этим человеком, он является военным преступником. Но я не припоминаю, чтобы он был в соответствующих списках.

— Я как раз перехожу к этому, господин старший прокурор, — сказал Шельбаум. — После зачисления в войска СС он взял себе фамилию Келлер. Такова была девичья фамилия его матери. «Цондрак», по-видимому, для него звучало недостаточно по-немецки. А Келлер числится в списках военных преступников.

Старший прокурор кивнул, и Шельбаум продолжал:

— Когда союзники приблизились к лагерю, администрация удрала. Цондрак получил задание скрыться, прихватив с собой тысячу пятидесятидолларовых банкнотов лагерного производства, и при необходимости оказывать помощь коллегам. Кстати, один из банкнотов всплыл совершенно недавно. Инспектор Маффи видел его в воскресенье в портмоне одного из посетителей ипподрома. Банкнот достоинством в пятьдесят долларов был в тот день разменен в кассе тотализатора, а в понедельник австрийский банк признал его фальшивым и передал на доследование группе Линдорфера.

— Откуда известно, что это был как раз тот самый пятидесятидолларовый банкнот? — спросил толстый судебный следователь.

— Поскольку это единственный банкнот, который был разменен в тотализаторе, то кассир заметил его владельца, — ответил Шельбаум. — Он смог описать его. Это был тот же человек, на которого обратил внимание Маффи.

— Тогда должна существовать связь между этим человеком и Цондраком, — сказал судебный следователь, — точнее даже, между ним и смертью Цондрака.

— Она и существует, — сказал Шельбаум. — Но не прослеживается до того времени, когда Цондрак носил форму эсэсовца. Когда он отважился — естественно, уже в гражданском обличье — бежать из своего убежища, то столкнулся в лесу с двумя бывшими заключенными из концлагеря Эбензее. Они опознали его и хотели задержать, чтобы передать оккупационным властям, но Цондрак убил их, а отпускные документы забрал себе. Позднее он объявился в Вене под именем одного из убитых арестантов, что в неразберихе послевоенного времени было не так трудно сделать. Он стал Вальтером Фридеманом. Для документов другого убитого он также подыскал хозяина.

— Настоящий Фридеман имел родственников или друзей? — спросил старший прокурор.

— Цондрак, естественно, разузнал об этом, — сказал Шельбаум. — Однажды отыскалась маленькая девочка, его племянница, которую Цондрак вынужден был забрать к себе, чтобы не возбуждать подозрений. Он заставил свою жену привезти девочку из Инсбрука и поместил ее в интернат в Граце. Кстати, женился он 1944 году. Жена его была тогда сотрудницей службы воздушного оповещения в Будапеште. Чтобы замести все следы, он женился на ней вторично в 1947 году уже под именем Вальтера Фридемана.

Шельбаум взял стакан со стола и отпил глоток.

— На фальшивые доллары, — продолжал он докладывать, — Цондрак организовал кредитное бюро «Деньги для каждого».

Он помогал скрываться или оказывал другую помощь различным людям, разыскивающимся за военные преступления. По его заданию изготавливались фальшивые паспорта, водительские права, продовольственные карточки, словом все, что тогда требовалось. Дважды ему грозила опасность быть опознанным. В обоих случаях он ответил убийством. Первой жертвой был пенсионер Лебермозер, второй — студентка художественного училища Эллен Лоренци.

Улыбка исчезла с лица гофрата. То, что Цондрак ни разу не был схвачен, подрывало авторитет его службы. Шельбаум отложил листок в сторону.

— Цондрак не только поддерживал прежних эсэсовских коллег, не только заботился о своем кармане. Он занимался политикой и был агентом секретной службы, что приносило ему дополнительный доход. По заданию ЦРУ он работал над тем, чтобы известный документ был возвращен хозяину. С помощью некоего Каррингтона был устранен Генри Плиссир из французской разведки. Об этом господа из министерства знают лучше меня.

Начальник секции вперил свой жабий взгляд в портрет федерального президента и не подал виду, что его это беспокоит.

— Правда, одного они не знали, — сказал Шельбаум. — Цондрак имел помощника в лице хозяйки «Черкесского бара» Коваловой. Безделье ей наскучило, и она нашла дополнительные приработки у нашей секретной службы, от которой, по всей видимости, ускользнуло, что она работала на двух хозяев.

Секретарь из министерства начал покашливать. Похоже, он собирался что-то сказать, но предупреждающий взгляд начальника секции остановил его.

— Существовала копия известного документа, — продолжал обер-комиссар. — Найти ее Цондрак уже не мог, и вместо него этим делом занялась Ковалова. Она добилась успеха. Тем самым стране, с которой мы находимся в наилучших отношениях, оказана большая услуга. Теперь никто не обвинит ее в глазах общественности во вмешательстве во внутренние дела другого государства. В этом смысле наша секретная служба может быть спокойной.

Он остерегался вкладывать слишком много иронии в свои слова, поскольку секретарь смотрел на него все угрюмее, а начальник сосредоточенно писал какую-то записку.

— От кого же она получила копию документа? — спросил старший прокурор.

Шельбаум пожал плечами.

— Я лишь догадываюсь. Об этом можно с уверенностью говорить только после уточнения.

— Эту бабу надо немедленно доставить сюда! — потребовал судебный следователь.

— Вчера вечером она покинула Австрию, — сказал Шельбаум.

— Тогда нечего ею заниматься, — заметил старший прокурор.

Впервые заговорил начальник секции.

— Ковалова нас не интересует, — заявил он. — Мы не хотим судебного преследования, даже если оно и обещает успех. Могу вас заверить, что мы находимся в полном согласии с мнением господина министра.

Он встал и обошел стол.

— Я должен попросить вас, господин обер-комиссар, передать нам материал и адресованное вам письмо Коваловой. Расписку в получении я подготовил. Все, что относится к секретной службе или уходит в политическую сферу, по возможности не должно упоминаться на процессе по делу Фридемана. Я излагаю точку зрения господина министра.

Видингер вдруг оживился. Все, что уходит в политическую сферу… Какие хорошие слова! Скандал предотвращен, и он мог вздохнуть свободно. Его беседа с Ловким не была напрасной. Она будет дополнительной гарантией.

«Так я себе и представлял. — подумал Шельбаум. — Замять и скрыть события, а политических противников схватить руками в лайковых перчатках». Он видел, как просветлели лица гофрата и старшего прокурора. Им указан наиболее удобный путь отступления.

— Что же с убийцей? — медленно спросил Шельбаум.

— С каким убийцей? — спросил судебный следователь.

«Мой бог, — подумал Шельбаум. — Они, кажется, совсем забыли, что за последние две недели дело Фридемана стоило трех человеческих жизней».

— Убийцей Цондрака и его жены, — сказал обер-комиссар. — Одновременно по-видимому, и убийцей Деттмара.

— Где же он у вас? — спросил судебный следователь.

— У нас его нет, но я знаю, кто он.

Гномообразиый старший прокурор взорвался:

— Почему вы позволяете ему гулять на свободе?

— Я могу его уличить во многом другом но не в этих убийствах, — сказал Шельбаум.

— Почему вы не арестуете его на основе имеющихся улик?

— Не хочу упреждать отдел «С», — сказал Шельбаум. — Воз можно, он намерен осуществить арест.

Начальник секции из министерства внутренних дел покачал головой.

— Оставьте его себе, — сказал он и, обращаясь к старшему прокурору, добавил: — Судите его, но при этом учтите мнение господина министра. До свидания, господа.

Сопровождаемый секретарем и пожилой дамой, которая взяла с собой протокол, он вышел из кабинета. Старший прокурор невинно что-то проворчал.

— Я надеюсь, вы найдете доказательства, — сказал он Шельбауму. — Доказательства неуязвимые и неопровержимые.

Зазвонил телефон. Трубку взял сам гофрат.

— Эксперты — сказал он Шельбауму. — Установлено, что на рукоятке ножа которым был убит Деттмар, обнаружена типографская краска.