Я стоял и смотрел, пока не убедился в том, что животное доставит сотника, а потом направился к своей серой кобыле.

Она подняла голову, перестав щипать травку, и обнажила свои желтые зубы, когда я взял в руки поводья. Я простил ее, кобыла заслужила уважение, доказав сегодня свою несомненную полезность. Ран на ней я не заметил и, подобрав с земли посох, сел в седло и тронулся в путь.

Трясясь в седле, я принялся думать, как будет чувствовать себя Барус, когда очнется. Я надеялся, что он придет в сознание прежде, чем доберется до замка; положение, в котором он окажется, когда ему придется объяснять, что с ним случилось, добавило вкуса моему приключению. Я вдруг понял, что грусти моей как не бывало, и затрясся, оглашая окрестности громким хохотом.

Глава 14

В Цимбри меня встретил главный маг замка. Им оказался худой лысый человечек по имени Квентин, который приветствовал меня улыбкой. Для своего сана и пола колдун был одет весьма экстравагантно, я с удивлением рассматривал его нарумяненные щеки и подведенные тенями глаза. На пальцах во множестве блестели кольца.

— Позвольте мне угадать, — начал он. — Вы — Давиот Сказитель. У меня для вас послание.

Я спешился и взял в руку уздечку своей серой кобылы. Когда Квентину вздумалось погладить мою строптивицу, она немедленно попыталась укусить его.

— Характерец у нее, знаете ли, — предостерег я его. — Послание, вы говорите?

Колдун кивнул и на всякий случай сделал несколько шажков в сторону от лошади. Глаза главного мага Цимбри были очень темными, казалось, словно в них вообще отсутствуют белки, но в то же время я видел их блеск и некоторое удивление, с которым разглядывал меня собеседник.

— Из Трирсбри, — сказал он, словно его так радовало это известие, что он хотел его посмаковать подольше, прежде чем поведать мне, что оно собой представляет. — От жрицы-ведуньи Кристин.

Я ждал с плохо скрываемым нетерпением. Что может сказать мне Кристин? Я и не предполагал, что смогу увидеть ее или что-нибудь снова услышать о ней. Как и все другие, оказавшие влияние на мою жизнь, она, как я предполагал, стала уже достоянием моей памяти, моим прошлым. Я избрал себе одну-единственную дорогу, которая могла вести меня только вперед, я был совершенно не уверен, что хочу получать от Кристин какие-нибудь сообщения.

Квентин сказал:

— Как раз в тот день, когда вы выехали из Трирсбри, сотник дружины Ирдана подвергся нападению разбойников. Их оказалось, как он заявлял, не меньше семи-восьми человек. Сотник спасся чудом.

Я сохранил на лице непроницаемую мину:

— Не меньше семи-восьми, а? Так это действительно чудо.

— Да, — отозвался Квентин, и я заметил, что он с трудом сдерживает смех. — Довольно, знаете ли, странноватое нападение.

Этот главный маг начинал мне нравиться. Я решил подхватить условия его игры и нацепил на себя маску любопытства.

— Странное, вы говорите? Чем же? — спросил я.

— Видите ли, когда сотник, его зовут Барус, впрочем, вы, конечно, знаете это, выехал на прогулку, семь или восемь разбойников, выскочивших из засады, набросились на него. Он отлично помнит, как убил, по крайней мере, троих и многих ранил, пока кто-то не ударил его сзади по голове, отчего он упал и лишился чувств. Что произошло потом, он не помнит.

— Совсем ничего? — осведомился я.

— Совсем, — вздохнул Квентин и сделал паузу, чтобы прокашляться, потому что его, совершенно очевидно, душил смех. Затем колдун продолжал: — По всей видимости, именно эти бандиты, и никто иной, привязали его к лошади и отпустили животное, которое и привезло доблестного хозяина в замок Трирсбри, как следует из сообщения Кристин. Она говорит, что Барус висел, перекинутый через седло, как мешок с картошкой. Ну, разве все это не странно? Не удивительно разве, что столь злобные негодяи оставили сотника в живых? Не изумляет ли тот факт, что они даже не похитили его коня? Не думаете ли вы, что из этого могла бы получиться замечательная легенда, Давиот?

Я отвечал с почтением:

— Это более чем вероятно, Квентин.

— Но вы ведь едете на юг, — сказал он, — так что расспросить сотника вам вряд ли удастся.

— Да, — согласился я, — по всей видимости, не удастся.

Он кивнул:

— Еще Кристин просила пожелать вам попутного ветра, когда вы тронетесь в путь.

Я ответил:

— За что и вас и ее благодарю.

Квентин широко улыбнулся и перевел взгляд с моего лица к притороченному к седлу жезлу.

— Неплохой шест, — бросил он как бы невзначай. — Я могу представить себе, что он хорошо вам служит.

— Вы правы, — ответил я. — Когда очень припрет.

— Да, — сказал он и громко расхохотался.

Я не мог удержаться и стал вторить ему, сотрясаясь в приступе смеха. Квентин по-дружески взял меня за руку, и мы вместе отправились через двор. Когда мы подошли поближе к конюшням, он унял свой смех и сказал уже серьезнее:

— Я как-то раз-другой встречался с Барусом, личность, что и говорить, препротивная. Вместе с тем не следует распускать слухи, он все-таки сотник. Так что, возможно, будет лучше, если все это останется между нами, а?

— Барус, — произнес я, — совсем не та личность, о которой мне хотелось бы с кем-нибудь разговаривать.

— Безусловно, — согласился Квентин. — Думаю, что вы сумеете лично убедиться в том, что наш Тевах более дружелюбен.

Квентин озорно улыбнулся:

— Может быть, потому, что он не сохнет по мне.

— И я не буду, — сказал я, желая сразу же исключить в общении с ним какую-либо двусмысленность.

Колдун, однако, не обиделся, а поднял свою руку в притворном возражении.

— Боюсь, что нет, — сказал он. — От Кристин мне стало известно, что ваши вкусы лежат в иной области. Хотя, так или иначе, они связаны с нами, колдунами, а?

Я кивнул и улыбнулся в ответ, махнув рукой конюху-Измененному, который пришел взять у меня кобылу. Я предупредил его насчет ее характера, и конюх, предоставив мне возможность самому расседлывать свою строптивицу, отправился готовить для нее место в стойле.

Я был рад некоторой передышке, потому что те новости, которые сообщил мне Квентин, в каком-то смысле расстроили меня. Как когда-то, когда я начал осознавать наличие параллельно сосуществовавших обществ, как, например, Измененные, которые одновременно и видимы и невидимы среди нас, Истинных, так я начал сейчас ясно понимать, что существует что-то вроде тайного братства колдунов. Я знал, что мое передвижение из замка в замок сопровождается сообщениями, и только. Теперь я мог убедиться, что колдуны обмениваются более детальной информацией, даже слухами. Возможно, только то обстоятельство, что Кристин симпатизировала мне, заставило ее передать Квентину историю про Баруса, но слишком уж быстро после того, как я заговорил с ней о диких Измененных, пришлось мне покинуть Трирсбри. Меня все более охватывала уверенность в том, что продвижение мое постоянно отслеживается. Причиной этому могла служить моя связь с Рвиан и дружба с Уртом. Может быть, интерес, который я проявлял в отношении их в Дюрбрехте, мои проступки, нарушения неписаных правил и привели к тому, что меня стали считать бунтарем. Нельзя сказать, что мне нравилась мысль, что за мной «наблюдают» подобным образом, а еще отвратительнее было думать, что ничего с этим все равно поделать нельзя. Если мои крепнущие подозрения верны, мне не следует задавать лишних вопросов не только Квентину, но и никакому другому колдуну. Поступать так — означало только умножать у властей уверенность в моей неблагонадежности. Если, конечно, такое мнение у них существовало.

Я взвалил себе на плечи поклажу, взял посох и последовал за моим провожатым в замковую башню.

К тому моменту, когда я предстал перед наместником, мне уже сообщили, что он женат на Дагме, от которой у него трое сыновей — Донал, Коннар и Густан — и одна дочь, Мэре, и что Дагма опять в положении. Все сыновья помолвлены, а дочь обладает весьма странным характером. Квентин был настоящим кладезем информации.