— Спасибо, — сказал я, вылезая из седла.
Я отвел кобылу в загон, где хрюкали свиньи, и привязал к изгороди.
Женщина сказала:
— Тир, принеси ведро свежей воды и напои лошадь, да смотри берегись, она с норовом.
Черноволосый крепыш выскочил из-за ее юбки. Я предложил:
— Наверное, лучше мне самому заняться кобылой.
— Не страшно, — сказала женщина. — Тир умеет обращаться с животными, лошадь не сделает ему ничего плохого.
Она говорила так уверенно, что я не нашел, что возразить, поэтому, посмотрев на женщину с улыбкой, представился:
— Я Давиот-Сказитель.
— О, день добрый, Давиот-Сказитель, — отвечала мне она. — Меня зовут Пеле.
Пеле была одного роста со мной, хорошо сложена, с тонкими чертами лица. Медово-золотистые локоны выбивались из-под платка, покрывавшего голову крестьянки. Я заметил, что глаза у нее зелены и немного раскосы, с огромным удивлением вдруг осознавая, что передо мной стоит Измененная… «кошка»… Стараясь скрыть свое смущение, я отвесил ей весьма церемонный поклон, на что она, рассмеявшись, молвила:
— У нас здесь все по-простому, друг мой.
В ней не было и тени услужливости, с которой Измененные обычно обращались к Истинным. Я окинул взглядом остальных женщин, которых я насчитал семь, три из них были Измененными. Но говорила за всех Пеле, видимо, в отсутствие мужчин ее почитали за лидера.
Пеле отвела меня в хижину и налила мне кружку доброго эля. Время уже было послеобеденное, я недавно поел, но, из вежливости и чтобы не оскорбить хозяйку отказом, принял тарелку с холодной свининой и кус хлеба, которые она мне предложила. Пока я ел, она принялась заниматься разными обычными хозяйственными мелочами, одновременно поддерживая со мной разговор. Дочь Пеле, которую звали Алин, помогала матери, то и дело поглядывая на меня огромными глазищами, которые напоминали мне глаза котенка. Хижина была небольшой, но построенной на совесть, так что зимой в ней хорошо сохранялось тепло. Сейчас единственное оконце и дверь были распахнуты настежь.
— Так что же привело вас сюда? — спросила Пеле. — В наши дикие места нечасто забредают незнакомцы, а вот Сказителя мы вообще видим в первый раз.
— Я был в Торнбарском замке, — ответил я. — Хотел вот побродить по таким местам, как ваше.
Она кивнула, как будто в моих словах ничего не казалось ей странным, и сказала:
— Иногда Истинные бывают в Торнбаре.
— Чтобы продать то, что вы здесь выращиваете? — спросил я.
— Да, и чтобы купить некоторые инструменты и товары, которые мы сами не в состоянии произвести.
— У вас здесь довольно уединенное местечко, — сказал я.
Мое высказывание насмешило Пеле, и она поправила свалившийся ей на глаза золотистый локон. И так как в это время она месила тесто, на лбу у нее остался след от муки.
— Здесь бывает неплохо, особенно если Сказитель решит остаться и скрасит нам вечерок.
— Вы так гостеприимны, что с удовольствием останусь.
— Тогда выбирайте себе место, — предложила она и жестом показала вокруг. — Можете спать в комнате с Тиром и Алин или возле очага.
— Очаг вполне меня устроит, — ответил я.
— Тогда добро пожаловать, только… — Она сделала паузу. И хотя я едва знал Пеле, мне показалось, что она как-то непривычно смутилась. — Не все одобряют нас. Может, вам лучше будет отложить свое решение до возвращения Мэрка.
Я спросил:
— Ваш муж?
— Мой мужчина. Мы не супруги перед лицом Церкви.
В ответ я рассмеялся:
— Это меня не заботит, щепетильность святош мне не свойственна.
— Дело не в этом, — возразила она и посмотрела мне прямо в глаза. — Мэрк Истинный.
Я не смог спрятать своего удивления. Пеле увидела это и помрачнела, не от смущения, а от обиды, как я полагаю. Я сделал большой глоток эля. Алин напряженно всматривалась в меня.
— Из-за этого вас не одобряют?
Пеле кивнула:
— Поэтому мы редко бываем в Торнбаре. Боимся наказания, оттого и живем здесь уединенно.
Никогда я не слышал, чтобы Истинный и Измененная вели супружескую жизнь. Правда, в Дюрбрехте существовали экзотические заведения, где девушки из племени Измененных предлагали свои услуги всем желающим, и я слышал истории о женщинах, которые вступали в связи с Измененными. Но это никогда не делалось в открытую. Церковью это осуждалось, и о подобных браках никто никогда не слышал. Я вспомнил то оскорбление, которое бросил мне Барус. Пара вроде Мэрка и Пеле немедленно подверглась бы изгнанию. Я не мог сдержаться и не бросить взгляд на Алин.
Пеле перехватила мой взгляд и покачала головой.
— Я уже была раньше замужем, — сказала она тихо, — и овдовела. Мои дети Измененные, как и я. Мэрк купил нас позднее.
Брови у меня, должно быть, поднялись, когда она это сказала. И естественно, меня сразу же посетила мысль о том, что Мэрк просто купил себе женщину. Я полагал, что по моему лицу этого не заметно, но Пеле оказалась сообразительной, как и полагается кошке. Она достала у себя из-под рубашки диск, который висел на ее стройной шее на кожаном шнурке. Женщина молча протянула его мне, это оказалась обычная официальная вольная, заверенная специальными знаками. Я встречал подобные диски в руках нищих.
Пеле сказала:
— Он был плотником. Ему пришлось во всем себе отказывать, чтобы скопить достаточную сумму и выкупить меня. Затем он дал мне свободу. Его семья отреклась от него за это.
В голосе Пеле зазвучал вызов, а я сказал:
— Он, должно быть, неплохой человек.
— Это так, и главное — он любит меня. Можете ли вы, Сказитель Давиот, понять это? Знаете ли вы, что такое любовь?
Я ответил:
— Да, я знаю. В Дюрбрехте…
Непрошеный вздох вырвался у меня. Рассказ Пеле неожиданно воскресил в моей памяти воспоминания, которые, как я полагал, мне удавалось держать в узде. Ведь мы с Рвиан тоже могли бы найти какое-нибудь уединенное место, маленькую деревушку.
— Она была колдуньей. Ее отправили к Стражам, а меня сюда.
Пеле кивнула, давая понять, что разделяет мои чувства. Думаю, что так оно и было, потому что женщина сказала:
— Может быть, вы еще встретите ее?
— Думаю — нет.
Наверное, Пеле ждала от меня осуждения, может быть неодобрения, но я испытывал нечто совсем другое. За последнее время мне нередко приходилось встречаться с весьма странными вещами, и осудить их союз — означало для меня предательство моей собственной веры в то, что между моими и ее соплеменниками нет особой разницы. И все же она явно ждала какого-то ответа. Не знаю, почему я сказал то, что сказал, слова словно сами по себе вылетели у меня изо рта:
— У меня был друг в Дюрбрехте. «Собака» по имени Урт.
— Друг?
В ее тоне я не услышал удивления. Пеле посмотрела на меня, слегка склонив голову в сторону. То, что я был Истинным, а она Измененной, не значило ничего и в то же время все. Не могу сказать, чтобы она осуждала меня, но у меня вдруг возникло непреодолимое желание все объяснить, и я рассказал ей о нашей с Уртом дружбе.
Когда я закончил, она кивнула и вернулась к своему тесту. Прошло некоторое время, прежде чем она заключила:
— Он был настоящим другом.
— Да, наверное, лучшим в моей жизни. Он ради меня очень на многое пошел.
— И в награду был сослан.
Она посмотрела на меня загадочным взглядом. Она судила меня так, точно я был повинен в судьбе Урта. И я ответил ей:
— Это была не моя воля. Я спорил.
Снова она кивнула с улыбкой:
— Думаю, что в тебе Урт обрел хорошего друга, Давиот.
— Моя дружба, похоже, некоторым дорого обходится.
— То же самое можно вполне сказать и про нас с Мэрком. — Пеле повела плечом, и в этом движении было что-то по-кошачьи ленивое. — Мир не желает видеть нас вместе: я должна быть только служанкой своего господина.
— Или добычей дракона, — пошутил я.
— Это было очень-очень давно, — усмехнулась она. — Так давно, что никто, кроме вас, Сказителей, и не помнит.
— И все же Ур-Дарбек служит разделом между этой страной и землей драконов.