— А Рекин? — спросил я. — Андирт?

— А что Рекин, она жрица, — ответил Сарун. — Она гоняется за чертовым проклятым кораблем Повелителей Небес.

— А они что? Опять появились? — спросил я, наблюдая, как мой собеседник теребит ленточку на своем рукаве. — Я с ними не встречался с тех пор, как наступил новый год.

— Да, — зло усмехнулся Сарун. — Они снова появились, их уже не раз видели с тех пор, как началось это необыкновенное лето. Они подобны чертовым шершням, одного убьешь — на его место два становятся. Рекин по горло в работе.

Андирта он не упоминал, и я подумал, что сотник, по всей вероятности, следует за жрицей-ведуньей. Я все-таки поинтересовался, и Сарун в ответ отрицательно покачал головой.

— Андирт погиб, — сказал наместник. — Тому уж два года: огромные драккары, от них тогда просто отбою не было.

Я уставился на говорившего эти страшные слова, на какое-то время лишившись дара речи. Каким бы это ни показалось глупым, но мне всегда думалось, что Андирт умереть просто не может. Глазом моей памяти я видел его так же четко, как в тот день, когда он впервые появился в Вайтфише и позволил сыну простого рыбака понести свой шлем. Андирт был первым человеком, посадившим меня на коня и обещавшим мне место в воинском братстве, если мне не случится стать Мнемоником. Андирт отвел меня в дубовую рощу. Я считал его своим другом и теперь чувствовал внутри себя пустоту. Казалось, что кто-то украл у меня часть моего приросшего к душе прошлого, как словно я опять лишился Рвиан, Урта или Клетона. Исключая только то, что они все-таки были живы, а Андирт теперь оказывался потерянным навсегда.

Я услышал, как Сарун сказал:

— Мне очень жаль, Давиот. Вы ведь были близки, если я не ошибаюсь.

Я кивнул, протягивая руку к своему кубку, и отпил несколько глотков, стараясь прогнать прочь свою грусть.

— Он был очень добрым человеком.

— Да, — согласился наместник. — Пусть ему не будет одиноко в царстве мертвых.

Мне не хотелось более думать о потерях, и я спросил:

— Наследник у вас уже есть, вы сказали?

— Мальчик. Я назвал его в честь отца Барданом. — Суровый лик Саруна смягчился. — Ему, правда, и четырех еще нет, но он уже хорош. Скоро увидишь его.

— Буду весьма рад, — ответствовал я. — Приятно очутиться у вас здесь снова, господин мой Сарун.

— Просто Саруна будет достаточно, — возразил он. — Терпеть не могу церемоний.

«Как и твой отец», — вспомнил я и улыбнулся.

— Итак, — объявил наместник, — ты, наверное, желаешь помыться и отдохнуть с дороги? Ты ведь держишь путь из Тарвина, а это не близко.

— Я останавливался по дороге, — ответил я. — В Вайтфише, например, но вы правы — я с удовольствием соскребу с себя грязь.

Если разобраться, то благодаря заботам моей матушки я вовсе не был грязным, однако мысль о горячей ванне весьма и весьма радовала мое воображение.

— Тогда пусть так и будет. — Сарун подозвал слугу и дал Измененному наказ, чтобы мне предоставили комнату и ванну. — Вечером тебе представится возможность рассказать нам все, что ты видел на своем пути. Рекин, наверное, вернется к тому времени, и нам обоим желательно послушать, каковы настроения в деревнях.

— Как прикажете, — ответил я и вслед за слугой покинул зал.

Я улыбнулся слуге:

— Меня зовут Давиот, а тебя?

— Тал, — ответствовал он. — Приготовить вам ванну, господин Давиот?

Слуга вышел из комнаты, я остался один и какое-то время с отсутствующим лицом вращал вокруг своего запястья браслет, вспоминая слова Лана: «Ты встретишь Измененных, которые помогут тебе, если будет надо. Тогда мой подарок может оказаться очень даже полезным, Давиот. Береги его, а если кто-либо из Истинных спросит тебя, что это, отвечай, что, мол, так, безделушка».

Этот браслет казался мне своеобразным пропуском в общество, завесу над тайнами которого мне слегка приоткрыл Лан, следовательно, я полагал, что его должны узнавать все Измененные, но это, однако, оказалось не так. Я подумал, что внутренняя иерархия среди Измененных может быть еще более сложна, чем у моих соплеменников. Вероятно, Лан представлял какую-то партию или группу, о существовании которой мой слуга в Камбаре не имел ни малейшего понятия. В эту фракцию входил и Урт, так как Лан знал о нем и наша дружба сослужила мне в глазах моего морвинского слуги неплохую службу. Я принялся разглядывать браслет, сдвинув брови, чувствуя себя заинтригованным более обыкновения.

Тут явился Тал и двое глыбоподобных «быков», принесших ванну и воду. Я забыл о своих размышлениях, предавшись идиллическому наслаждению от купания.

Лежа в ванне, я услышал звон мечей и доспехов внизу, производимый вооруженными всадниками. Время от времени до меня доносились голоса, произносившие имя Рекин. Я выскочил из воды, не думая о потопе, производимом моими действиями, и, подбежав к окну, принялся пристально всматриваться в то, что происходило во дворе. А там я увидел множество спешившихся всадников, одетых в едва различимые под пропитавшей их одеяния пылью цвета Камбара. Среди них находилась и Рекин, пыль покрывала и ее лицо, и черные как вороново крыло волосы, и такое же черное кожаное облачение. Моему взгляду представились несколько неподвижных тел, я понял, что некоторые из воинов ранены. Я отошел в поисках полотенца, а когда вернулся обратно, Рекин уже не было. Я хотел не мешкая увидеть ее, потому, наскоро вытеревшись, в спешке оделся и поспешил вон из комнаты в зал.

Там, если не считать нескольких слуг, никого не было, и, когда я принялся расспрашивать о жрице-ведунье, мне сказали, что она и наместник Сарун уединились в личных покоях последнего для обсуждения каких-то приватных дел. Я рассудил, что мне вряд ли стоит беспокоить их, и потому решил подождать в зале. Через некоторое время начали появляться воины. Те, что ходили с Рекин, были отмечены печатью усталости, те же, кто оставались в замке, оказались не более разговорчивыми, чем их товарищи. Корабль Хо-раби оказался в пределах досягаемости, и Рекин бросила вдогонку за ним два эскадрона. В последовавшей затем битве пятеро солдат были убиты, а девять ранены. Победа далась нелегко, и теперь, когда пыл сражения угас, солдаты не знали, радоваться ли им одержанной победе или оплакивать погибших. Видел я заливавшихся слезами женщин, что скорбели над павшими, а также и тех, кто радовались тому, что их мужья, отцы и братья вернулись живыми с поля брани. Я опрокинул кружку эля и оказался вскоре в мрачном углу, куда мне вовсе не хотелось вторгаться.

Меня призвали в личные покои Саруна, и новости, кои я сподобился услышать там, были ничуть не лучше раскаленного металла, изливавшегося с неба на наши головы.

Побледневший наместник сидел за отцовским столом и крутил в своих руках кинжал, точно ища цель для блестящего клинка. Рекин приподнялась на стуле, все такая же пропыленная. Она казалась пораженной, ее зеленые глаза наполняло сомнение. На лицах обоих я видел обреченное выражение. Я почувствовал себя не в своей тарелке.

— День добрый, Давиот, — произнесла Рекин и горько усмехнулась так, что, казалось, пыль, набившаяся в горло, мешает ей говорить. — Если только нынче могут быть добрые дни.

Я-то ждал куда более теплого приема, а потому на мгновение почувствовал себя уязвленным.

— День добрый, Рекин, — осторожно ответил я. — Рад видеть тебя снова. Сарун сказал уже мне об Андирте, и я…

Колдунья покачала головой, прося меня не продолжать.

— Старая боль, — сказала она. Голос ее был почти спокойным, но от меня не укрылась блеснувшая в глазах Рекин горесть.

Сарун жестом предложил мне присесть, что я и сделал, чувствуя, как нарастает мое беспокойство. Не столько даже по лицам, сколько по позам, в которых сидели колдунья и наместник, догадался я о том, что новости, которые я услышу от них, не порадуют меня.

На какое-то время в комнате установилась тишина, точно ни наместник, ни колдунья не желали первыми говорить о неприятных вещах. Напряжение внутри меня росло, я внимательно вглядывался в хозяина замка и жрицу-ведунью, на лицах их я видел такое выражение, какое мне уже раньше случалось встречать у людей, которые потеряли кого-нибудь очень близкого, но еще никак не желали поверить в это. Я заерзал на стуле. Сарун издал резкий вздох и жестом показал Рекин, чтобы начинала.