— А если, попав на Землю, приспособятся вместо осмистого иридия паразитировать на живых существах?

— Не думаю. Тогда это уже не те бактерии. Кроме того, будут приняты все необходимые меры предосторожности.

Я решил переменить тему.

— Чем вы объясняете сегодняшний торжественный завтрак в полном сборе?

Он поморщился и раздавил в пепельнице сигару.

— Людям иногда надоедает валять дурака, мистер Клинч.

— И вам тоже?

— И мне тоже.

— А я уже подумывал, нет ли тут каких-нибудь бактерий, вызывающих умопомешательство.

— Таких бактерий тут быть не может, я уже объяснял почему…

Я тоже погасил сигару и встал.

— Очень благодарен вам за беседу. Если не возражаете, зайду как-нибудь еще.

— С наручниками?

— Пока без них.

Он снова занялся своим микроскопом. Я подождал, пока его мысли не переключились целиком на работу, и спросил:

— Чем вызван взрыв в шахте?

— Не знаю, — ответил он, не отрываясь от окуляров. — Это не по моей части, спросите Милна.

— Милн считает, что был взрыв газа.

— Значит, взрыв газа.

— И о смерти Майзеля вы ничего не можете мне сообщить?

— И о смерти Майзеля я вам ничего не могу сообщить, обратитесь к Долорес.

— До свидания, сеньор Лоретти!

— Прощайте, мистер Клинч!

4 апреля

Восемь дней ничего не записывал. Внезапно возникшая нежная дружба между обитателями базы тает, как кусок сахара в стакане чая. Некоторое время еще продолжались совместные трапезы, но уже без былого блеска. Долорес что-то готовила на скорую руку, однако созвать всех вовремя к обеду было нелегко. Уже на третий день Милн стал являться в кают-компанию под хмельком, а Лоретти часто отсутствовал, ссылаясь на срочные опыты.

Все же встречи за столом давали мне единственную возможность продолжать наблюдения. Остальное время все отсиживаются по своим комнатам. Снова дует ветер, и мы живем при искусственном свете. Приходится держать ставни закрытыми. Даже специальные стекла не выдерживают напора ветра. О том, чтобы выйти на прогулку, нечего и думать.

Все эти дни я пытался заново пересмотреть все, что мне известно о членах экспедиции. Мне кажется, что все они одна шайка и, судя по моим впечатлениям, Лоретти — главарь. Майзель им мешал, и его убили. Я даже не уверен, действительно ли взрыв в шахте предшествовал смерти Майзеля. А может быть, наоборот. К сожалению, сейчас установить это трудно.

Мне совершенно не ясна роль Долорес. Судя по ее поведению, она целиком во власти Лоретти и Милна. Она много знает, но очень искусно играет свою роль. Зачем им понадобилась эта инсценировка дружбы? Впрочем, тут не только инсценировка. Я ведь видел из укрытия, как беседовали по-приятельски Милн с Лоретти. Тогда, значит, инсценировкой была их взаимная неприязнь?

Они вполне могли меня отравить, но почему-то побоялись. Возможно, понимали, что две смерти вызовут подозрения. Может быть, если, б не проныра Дрейк с его заметкой в «Космических новостях», я бы уже давно был на том свете. Этот подонок, сам того не подозревая, оказал мне, неплохую услугу. Правда, игру приходится вести в открытую, но они-то знают, что находятся под подозрением, и вынуждены действовать очень осторожно.

О, с каким удовольствием я бы отдал их в руки правосудия! Но у меня нет никаких прямых улик. Болтовня Милна не в счет, он уже на предварительном следствии может от всего отпереться. Подобранная им гильза? Но мои показания вряд ли будут приняты во внимание, а других доказательств нет. Оболочка пули? Это, конечно, веская улика, но докажи, кто убил! Суду нужен конкретный убийца, а не трое предполагаемых. Ну что ж, значит, нужно продолжать искать убийцу.

7 апреля

Чрезвычайное происшествие! Уже несколько дней я чувствовал, как что-то назревает. Какая-то гнетущая атмосфера страха и взаимного недоверия. Все сидят в своих комнатах, снова питаются консервами. Меня просто игнорируют. При встречах отворачиваются и не отвечают на приветствия. Милн беспробудно пьянствует. Я слышу, как он натыкается на стены, когда идет в уборную. Долорес ходит с заплаканными глазами. Опять по ночам кто-то подкрадывается к моей двери и пробует, заперта ли она.

И вот вчера все разразилось.

Я задремал, и разбудил меня громкий шепот в коридоре. Разговаривали Милн с Лоретти. Слов разобрать не удавалось.

Только один раз до меня донесся обрывок фразы: «…он может услышать, и тогда…» Очевидно, речь, шла обо мне. Спустя некоторое время шепот перешел в перебранку. Голос Лоретти громко произнес: «Не думай, что тебе это удастся!» Последовал звук удара, топот ног, закричала Долорес, а затем прозвучал выстрел.

Я выскочил в коридор.

Милн стоял, привалясь к стене. Одной рукой он держался за бок, а другой сжимал длинный охотничий нож. Напротив него — Лоретти с пистолетом. Дверь в комнату Долорес была открыта.

— Что тут происходит, черт вас подери?!

— Он меня ранил! — захныкал Милн.

В дверях показалась Долорес. На ней была шелковая пижама. Видно, ее подняли с постели.

— Какой негодяй! — произнесла она дрожащим голосом. — Боже, какой негодяй!

Я не понял, к кому это относилось.

Милн шагнул вперед.

— Эй, отнимите у него нож, а то он вас пырнет! — крикнул Лоретти.

Ударом по предплечью я заставил Милна выронить нож, а затем обратился к тем двоим:

— Сдайте оружие!

Лоретти швырнул свой «хорн» мне под ноги.

— И вы, Долорес, тоже!

Она вызывающе взглянула на меня.

— Я не могу тут остаться безоружной. Не забывайте, что я женщина!

Глядя на нее, забыть это было трудно.

— Ладно, защищайте свою честь. Так что же все-таки произошло?

— Он вломился ко мне в комнату! — Долорес показала пальцем на Лоретти.

— Он стрелял в меня, ранил, хотел убить! — проскулил Милн.

— Милн пытался ударить меня ножом, мы сцепились врукопашную, я не удержался на ногах и влетел в комнату Долорес, ну а потом… пришлось стрелять.

— Это правда?

Долорес презрительно улыбнулась.

— Не верьте ему. Этот негодяй способен на что угодно!

— Психопатка! — Лоретти повернулся и направился к себе в комнату.

— А вы, Милн, потрудитесь… — Я обернулся к нему и увидел, что он, закрыв глаза, сползает на пол. Рубашка на нем была пропитана кровью.

Мы с Долорес перенесли, его в комнату.

Рана оказалась пустяковой. Пуля скользнула по ребру, но, пройди она немного правее, экспедиция лишилась бы еще одного специалиста.

Милн быстро очнулся и снова начал скулить. Долорес хотела сделать ему обезболивающий укол, но он, увидя шприц, пришел в совершенное исступление. Пришлось дать ему виски.

Мы подождали, пока он уснул рядом с наполовину опорожненной бутылкой, и вышли в коридор.

— Ну, Долорес, вам по-прежнему нечего мне сказать?

Она закрыла лицо руками.

— Не спрашивайте меня ни о чем, мистер Клинч, право, я ничего не знаю!

— Все равно вам придется дать откровенные показания, не здесь, так на Земле.

— Сжальтесь!

Первый раз в жизни женщина стояла передо мной на коленях. И какая женщина! До чего же она была хороша в позе кающейся грешницы!

— О, пожалуйста, умоляю вас, отправьте меня на Землю. Я готова на что угодно, только не переносить этот ужас!

Что я мог ей ответить? Отправить ее вместо себя? Я не имел на это права. У меня на руках было нераскрытое убийство, и виновна она или нет, но до окончания следствия нельзя было дать ей возможность скрыться от правосудия. Ищи ее потом по всему свету.

Я поднял ее и отвел в комнату.

— Успокойтесь, Долорес. Обещаю вам, что, как только я вернусь на Землю, за вами отправят, специальный корабль. А сейчас ложитесь спать. За Милном я присмотрю сам. Если понадобится, разбужу вас.