Неистовая Лошадь с грустью смотрел на недавнего товарища и молчал.

По плацу бежал, взмахивая руками в белых перчатках, майор Ли. Бак ясно различал на его обеспокоенном лице россыпь пота. Неистовая Лошадь, отведя глаза от бывшего товарища, пожал руку подошедшему майору.

– Похоже, вождь, что переговоры откладываются, – поторопился сказать майор Ли, – я сожалею, но это зависит не от меня. Генерал Брэдли примет тебя завтра утром. Я думаю, что ты можешь переждать в том доме, а не возвращаться в лагерь.

Майор нервно дёрнул щекой и указал в сторону бревенчатого строения с тяжёлой дверью.

– Брат, – схватил Пёс друга за плечо, – вернёмся лучше в наши палатки. Мне не нравится здесь. Это опасное место.

Неистовая Лошадь ответил спокойным, слегка отрешённым взглядом и сказал, что останется. Маленький Большой Человек движением головы велел ему следовать за собой. Позади пристроились два хмурых солдата и несколько индейцев. Майор бегло козырнул и побежал в контору, на ходу отдавая распоряжения индейской полиции. Неистовая Лошадь медленно сложил и повесил одеяло на руку, один конец которого опустился до земли и подметал пыль. Возле мощной двери с ржавым засовом сухощавый солдат кивнул головой. За его спиной виднелась винтовка с примкнутым длинным штыком, который поблёскивал холодом. Пёс остановился шагах в десяти, помялся и повернул обратно, печально покачивая перьями на голове. Лязгнуло железо, скрипнула, словно простонала, дверь, за домиком прытко протопали копыта.

Столпившиеся индейцы внезапно замолчали. В воздухе сгустилось тяжкое напряжение. Что-то невидимое надавило на всех.

– Так всегда случается… – послышался чей-то тихий, но ясный голос.

Никто не спросил, что именно случается. Но казалось, что все поняли.

Скрипнула тяжёлая дверь. Неистовая Лошадь провёл ладонью по рубашке и остановился, шагнув одной ногой через порог. На окнах он сразу увидел тюремные решётки.

– Значит, вы с самого начала хотели спрятать меня за решётки!

Бак услышал пронзительный возглас и поверх голов собравшихся индейцев разглядел, как стройная фигура бросилась из двери обратно, расталкивая солдат. Маленький Большой Человек вцепился в Неистовую Лошадь сзади, бросив винтовку на землю, и Странный Человек остервенело бился в его больших руках. Это было похоже на борьбу мальчика и великана.

– Он держит его за руки! – закричал кто-то.

Клубок тел рухнул на землю и поднял ленивую пыль. Кто-то завопил, чтобы стреляли.

– Пустите! – вырвался Неистовая Лошадь из мощных объятий и внезапно выхватил из-под широкополой рубашки спрятанный там нож. Маленький Большой Человек дёрнулся, словно ужаленный, и на запястье у него выступила кровь. Солдаты отпрыгнули, один оступился, забарахтал руками. Подбежал Проворный Медведь с распущенными волосами и прыгнул на Неистовую Лошадь, стараясь заломить ему руку с ножом.

– Пустите!

Откуда-то вынырнул индеец по имени Копьё, в его руке появился револьвер. Прыгая вокруг тел на земле, он пытался приставить оружие к голове Неистовой Лошади. Если бы не подоспевший Пёс, то прогремевший выстрел разнёс бы Неистовой Лошади череп, однако Пёс сумел отстранить руку Копья и подмял индейца с револьвером под себя, обеими руками придавив ему голову к земле.

Срывая с плеча винтовку со штыком, вышел из оцепенения животастый солдат с окладистой рыжей бородой и заспанными глазами. Какой-то офицер с зеленоватым лицом приближался большими прыжками к сцепившимся фигурам и вытягивал перед собой саблю.

– Бей его, Джентлс! Коли его штыком, старый чёрт! – хрипел офицер.

Спины синих мундиров закрыли дерущихся, обрывистые крики летели из-за них, но ничего не было видно. Отовсюду навалились собравшиеся Лакоты. Словно проснувшись от долгой спячки, продирался сквозь соплеменников разъярённый Красное Облако; он что-то кричал, но слова его тонули в общем шуме.

Через несколько секунд все вдруг остановились и как бы обмякли. Вот отступил один, за ним другой, попятился третий. Пёс оглянулся и отпустил придавленную голову Копья, который всё ещё пытался высвободиться и выстрелить в Неистовую Лошадь. Красное Облако подбежал и сразу отпрянул. Маленький Большой Человек и Много Волков, одетые в полицейскую форму, всё ещё держали вождя.

– Пустите, друзья, пустите, – проговорил Неистовая Лошадь, – вы делаете мне больно.

Он опустился на колени и мягко откинулся назад, прислоняясь спиной к покрытому трещинами деревянному косяку. Нож вывалился из его рук к ногам на мятое красное одеяло.

– Пустите…

Тяжело дышал рыжебородый солдат; он всё ещё держал винтовку со штыком возле вождя. Казалось, этот грузный человек лет с потным старческим лицом и сбившейся набекрень фуражкой, не успел осознать, что произошло, и не знал, стоит ли ударить упавшего к его ногам индейца ещё раз. [28]

– Вы делаете мне больно, – голос индейца затухал.

Два кровавых пятна медленно расплывались на холщовой рубашке в том месте, где виднелись две малюсенькие прорези от штыка, неровные струйки бежали из-под полы по слегка оголившемуся животу и собирались в тёмную лужицу на пыльной земле. Она ширилась и растекалась, и когда тело смертельно раненного индейца перенесли в помещение гауптвахты, в кровавом озерце, как в чёрном зеркале, появились курчавые облака на холодном вечереющем небе и зависшая высокая тень орла. Среди облаков обеспокоенно заметался ветер, и в его стоне послышалась едва уловимая песня о славном воине, для которого настали худые времена и глаза которого застлала смерть.

– Расступитесь, дайте дорогу врачу!

Возле казарм труба как ни в чём не бывало пропела «отбой», но её медный голос прозвучал будто из другого мира.

Бак прислонился к стене и медленно, чувствуя уплывающие силы, опустился на корточки…

В чём-то провинились индейцы перед Создателем Жизни, за что-то наказывал их Великий Творец. Он шаг за шагом лишал их привычного уклада, одного за другим вырывал из рядов лучших людей, каплю за каплей лишал их надежды…

Когда в форт Робинсон за телом Неистовой Лошади прибыли убитые горем старики-родители, висела мучительная тишина. Отец оставался возле медленно умирающего сына всю ночь. Рядом сидел, безвольно повесив голову, Коснись Туч. Столпившиеся возле барака индейцы, сдерживая дыхание, напряжённо прислушивались к тому, что происходило внутри. И вдруг до них донёсся голос Неистовой Лошади, негромко, с большими паузами затянувший свою песню смерти. И тогда над собравшимися снаружи Лакотами пронёсся мучительный, разрывающий душу стон.

Утром отец Неистовой Лошади вышел из дверей и жестом попросил друзей вынести бездыханное тело сына и уложить его на волокуши.

– Никто не узнает, где будет погребено тело моего сына, – сказал едва слышно сутулый старик, покачивая головой и длинными седыми волосами, – земля Лакотов велика. Мой сын останется жить повсюду, со всеми, а не станет покоиться в одном месте. Он был Странным-Человеком-Танцующим-Как-Неистовая-Лошадь при жизни, таким же останется он навсегда, – печально сказал индеец, глядя в мутную даль.

Его слова растворились в осеннем сумраке и опустились где-то между лесистыми холмами, похожими на множество спящих гигантских тёмных животных, опустились где-то никому не нужной и бессильной тенью. В былые времена произнесённые слова пульсировали собственной жизнью, сила струилась в них бесконечным потоком. Подобно птицам, слова срывались с губ оратора и улетали ввысь, чтобы служить всем. Теперь всё изменилось.

Ни эхом, ни тоскливым криком птицы, ни глухим рокотом в тяжелых нависших облаках не ответили Чёрные Холмы на блеск слезы, дрогнувшей в глазах старика. Страна Лакотов словно умерла, исчерпала до конца свои силы, осознав внезапно, что не сумела сберечь того единственного человека, к которому были обращены с надеждой взоры последних вольных индейцев. Лишь воздух слегка качнулся, глубоко вдыхая разлитую по земле печаль. Теперь живым оставалось лишь ожидать наступления завтрашнего дня, где их стерегла бесславная медленная кончина.