Вся шайтановская квартира от порога до дальнего угла была завалена мягкими игрушками — розовыми собачками, голубыми кошками, зелеными бегемотами и прочей живностью всех размеров и мастей. Стены сплошь были увешаны фотографиями хозяина, его афишами и неумелыми рисунками, изображающими опять-таки Шайтанова.

— Ух ты!.. — восторженно протянула Славка, скидывая с плеча гитару и сумку и оглядываясь. — Откуда столько?

— Девчонки дарят, на каждом концерте, — Шайтанов любовно оглядел коллекцию. — Каждый раз прямо со сцены говорю: ну хватит, девчонки, класть уже некуда — все равно несут. Не отказываться же — обидятся… Хочешь — подарю, — широким жестом обвел он комнату. — Выбирай!

— Любую? — недоверчиво спросила Славка.

— Любую.

— А эту? — Славка указала на огромного, почти в человеческий рост, плюшевого тигренка.

— Бери! — засмеялся Шайтанов. Он поставил на проигрыватель свой компакт, прибавил громкость. — Ты, вообще, меня слушаешь?

— Конечно. У меня две кассеты: «Люби меня, люби» и «Зачем ты говоришь — люблю».

— Это старые. У нас еще три вышли — потом подарю… А это девчонки рисуют, — указал он на галерею. — Ну, это просто с афиш копируют, неинтересно, — кивнул он на портреты у окна. — А вот это, смотри, — он за талию подвел Славку ближе к дивану, — рисуют песни. Я их так и развешиваю — по альбомам. Вот — «Ты раскрыла зонтик надо мной, нас познакомил дождик проливной…» — напел он. — Помнишь?

— Ага, — Славка встала на колени на диван, чтобы рассмотреть ближе.

— А это? — указал он на другой рисунок.

— «Мы с тобой целуемся в трамвае»… — пропела теперь Славка.

— «…мы проехали давно все остановки»… — Шайтанов незаметно глянул на часы и обнял ее сзади.

Славка удивленно обернулась. Он приблизил к ней лицо с густо подведенными глазами и гримом на скулах. Славка как могла осторожно, чтобы не обидеть, освободилась и соскочила с дивана.

— Сколько времени осталось? — спросила она.

— Полно. Еще полчаса.

— Слушай… а у тебя ванна есть?

— Конечно.

— Можно?

— Нужно, — улыбнулся он. — Налево и по коридору.

— Я быстро, ладно? — Славка подхватила сумку и скрылась в ванной.

Ванная тоже была полна резиновых и пластиковых игрушек. Славка достала из сумки сменные трусики, лифчик, колготки и пустила воду…

Когда она оделась и вышла, диван был застелен и Шайтанов голышом лежал под одеялом. Славка остолбенела.

— Иди сюда, — улыбаясь, поманил он ее в постель.

— Ты чего? — озадаченно спросила она.

— Давай скорее.

— Ты что, заболел? — покрутила она пальцем у виска.

— Ну хватит, слушай! — досадливо сказал он, садясь на диване. — Двадцать минут осталось!

— Да не пойду я к тебе!

— Ты же сама предложила!

— Я?!

— А в ванну зачем пошла? «Подожди, я быстро»…

— Зачем в ванну ходят? Мыться! Я неделю в поезде ехала!

— Ну хватит динамо крутить! — потерял терпение Шайтанов. Он соскочил с дивана и схватил ее за руку. — Я, как дурак, голый лежу, ее жду…

— Лежал бы одетым, как умный! — Славка вырвала руку.

— Ну, знаешь, может, в твоем Урюпинске такие вещи проходят, а здесь нет. — Он грубо обхватил Славку и потащил к дивану.

— Да отвали ты, козел!.. — Она вывернулась, заученным приемом подсекла его и бросила через бедро. Шайтанов с полного роста плашмя грохнулся на пол и замер, выкатив глаза, ловя открытым ртом воздух.

— Больно? — сочувственно спросила Славка. — Извини, я не хотела. Ты просто в другой весовой категории, я на бедре не удержала. Ты выдохни — вот так — и потихоньку вдыхай. Скоро пройдет.

Шайтанов силился сказать что-то.

— Что? — наклонилась Славка.

— Уйди, сука… — просипел он.

Славка пожала плечами, взяла гитару и сумку и открыла дверь. Вернулась, прихватила под мышку плюшевого тигренка и вышла.

Славка вошла за Ларисой в аппаратную звукозаписи, восхищенно оглядела широкий пульт со множеством ползунков и переключателей, пульсирующий разноцветными огнями, и громадные блоки аппаратуры. За пультом сидели звукорежиссер с помощником и тощий композитор с мушкетерской бородкой.

— Ну как? — спросила Лариса. — Уложимся до конца смены?

— Да какое там! — досадливо всплеснул руками режиссер. — Одну строчку полчаса пишем!

— Вы что, спятили тут?

— А что я могу сделать? Сама послушай! — кивнул режиссер на окно в студию.

Славка тоже заглянула через их спины. За толстым двойным стеклом в студии стоял перед микрофоном Влад Бойцов.

— Это Влад, да? — восторженно зашептала она. — Лариса Ивановна, это Влад?..

— Помолчи, — шикнула на нее Лариса.

Режиссер включил фонограмму.

— Не потому ль так часто мы с тобою… — запел Влад.

Режиссер обрубил музыку. Композитор нажал кнопку громкоговорящей связи на пульте:

— Не то, Влад, не то! Ты сразу высоко берешь, а тут с «ре» начинается: не потому ль!..

— Да понял, понял! — Влад нервно поднес ладони к лицу, будто принюхиваясь. — Давай еще раз.

Снова зазвучала музыка.

— Не потому ль так часто…

— Влад, здесь голос по слогам поднимается: не по-то-му ль! Ре-ми-соль! Не по-то-му ль!

Снова музыка.

— Не потому ль… — начал Влад.

— Владик, милый — ре-ми-соль! Это же просто! Не по-то-му ль!

Музыка.

— Не потому ль…

— Владик, ты в ноты можешь попасть? Три ноты! Не по-то-му ль!

— Не потому ль… Не потому ль… Не потому ль… — на разные голоса начал повторять Влад. — Что это за слово — «непотомуль»? — заорал он. — Кто мне объяснит — что такое «непотомуль»?!

— Все, зациклился, — безнадежно сказал композитор.

— Лариса, надо еще полсмены брать, — сказал режиссер. — Это безнадежно.

— Ты у меня дома печатный станок видел? Где я тебе бабок возьму?!

Тяжелая дверь студии распахнулась, появился разъяренный Влад.

— Где этот чертов «непотомуль»? Я ему пасть порву! Ты видел «непотомуля»? А ты?.. А-а, вот он, «непотомуль»! — заметил он Славку, кровожадно схватил ее и легко поднял. — Маленький вредный «непотомуль»! Но симпатичный!

— Ладно, отдохни пока, — вздохнула Лариса. — А ты давай в студию, — кивнула она Славке.

— Прямо сейчас? — растерялась та.

— Нет, концертное платье сперва погладь! Бегом! Время немереных денег стоит!

Славка достала из чехла гитару, вошла в студию и встала перед микрофоном.

— Песня называется «Лес», — объявила она. — Музыка моя на стихи Марины Цветаевой.

— Ого! — сказал Влад. — Она с такой фигурой еще и книжки читает!

— А ты иди ноты учи, последний непотомуль, — ответила Лариса.

Славка запела. Она вдруг изменилась с гитарой в руках, стала необыкновенно серьезной и будто вытянулась вверх.

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес.

Потому что лес — моя колыбель, и могила — лес.

Потому что я на земле стою лишь одной ногой,

Потому что я о тебе спою, как никто другой…

— Тембр хороший, — сказал режиссер.

— Где ты ее раскопала? — спросил композитор.

— Ты все равно не знаешь. Это дальше, чем Садовое кольцо, — ответила Лариса.

Она напряженно слушала, цепко разглядывая девчонку.

— Вспомнила… — наконец сказала она. — Слушай, Артем, — заговорила она, обращаясь к композитору. — Я об этом подумала, еще когда год назад ее увидела… И сегодня весь день с ней катаюсь, приглядываюсь… Да придави ты ее! — обернулась она к режиссеру. — Сама себя не слышу!

Режиссер убрал Славкин голос. Теперь она беззвучно раскрывала рот за глухим стеклом, и только огоньки эквалайзера на пульте пульсировали вместе с движением ее губ.

— Ее зовут Славка… Славка. Пацанское имя… Представь, среди всех наших раскрашенных кукол, Синди-Барби, всех этих звездных романов, лимузинов, сумасшедших прикидов, всей этой пестрой мишуры — вдруг такая пацанка. Дворняга. Гаврош. Пэтэушница из города Мухосранска. Руки в карманы, взгляд вприщур, веселая, злая, плевать хотела на все авторитеты, пошлет не задумается — и другой быть не хочет. В клипах — никаких декораций, никакой роскоши, никакой зауми, только улица, метро, вокзал… Смотри, глазищи какие! — указала она на Славку. — Ведь парадокс в чем — со всей страны собирают красавиц в агентства, а самые красивые девки ездят в метро! Красивая дворняга слаще любой модели, потому что она живая. Все стыдятся своей провинциальности, как проказы, а на ней сыграть можно.