Черемных тоже тогда ждал сигнала к бою. Он чихал, сидя у открытого люка, а кто-то — кажется, командир орудия — крикнул ему из глубины машины: «У тебя малость воздухоочиститель засорился!»

 За дни наступления Черемных видел немало сгоревших танков, своих и немецких. От иных разило горелым мясом, тряпьем, порохом и горелой краской. Над одним обугленным «тигром» немцы, отступая, водрузили крест, как над братской могилой.

 Но вот представить себе свой танк сгоревшим Черемных не мог. Он все время возвращался мыслью к танку, к его живому экипажу, или вспоминал сына Сергейку — лишь бы не думать о несчастье, забыть о ногах, а боль такая, что из ума вышибает.

 — Тащите побольше перевязочного материала, — донесся до Черемных сиплый голос Пестрякова.

 Черемных не сразу сообразил: это о нем заботится усатый десантник…

 Пестряков долго дежурил у открытого лаза. Неба он не видел, но двор был озарен красным полымем.

 Он вылез с Тимошей наружу, чтобы осмотреться.

 Тимоше не терпелось похвалиться — вытащил из водосточной трубы немецкие гранаты и объяснил, что конфисковал их у того самого покойника, по-ростовски сказать, у жмурика, возле бензиновой колонки.

 Ну а если забраться в дом перед рассветом? А ночью попугать фрицев в городке?

 Этот план следовало обсудить во всех подробностях, для чего пришлось залезть обратно в подвал: Тимошиного шепота Пестряков не слышал, как ни навастривал ухо и старательно ни прикладывал к нему ладонь. Разговаривать же на дворе во весь голос нельзя было.

 Тимоша не ожидал, что Черемных близко примет к сердцу ночной план.

 Тот все время тяготился мыслью, что товарищи по его милости определились в сиделки-санитары.

 Ну а ночная война, которую сейчас затеяли Пестряков с Тимошей, сразу поставила все на свои места. Словно камень с его души сняли!

 Пестряков наставлял Тимошу, лейтенанта и строгостью прикрывал свое огорчение: эх, не командовать бы ему, не поучать, а самому принять на себя опасность!

 Пестряков взял запасную обойму от пистолета Черемных, передал ее Тимоше, и тот подкрепился восемью патронами. В свою очередь Тимоша оставил в подвале две гранаты из своих четырех. Две трофейные гранаты также пойдут сегодня в дело.

 Наконец Пестряков подал товарищам знак. Те вылезли из подвала в ночь, тревожно подсвеченную заревами, которые спорили между собой в яркости…

  6 Тимоша не из тех, кто швыряет гранату в судорожной спешке и почти в беспамятстве, зажмурив глаза, — лишь бы подальше.

 Все зависит от обстановки. Если Тимоша надежно укрыт, иногда выгоднее швырнуть гранату на близкую дистанцию. Ближе — точнее.

 И вовсе не обязательно срывать чеку лишь в момент броска. Иногда трех с половиной — четырех секунд бывает слишком много, и фрицы, заметив гранату, успевают спрятаться, отскочить за угол, прыгнуть в окоп до того, как последует взрыв.

 Тимоша любит бросать гранаты с затяжечкой. Он ощущает каждую секунду и половину скоротечного времени держит неминучий взрыв в руке.

 Сейчас, хоронясь за каменным забором, Тимоша не имел такой надобности. Чем дальше увезет машина в своем кузове гранату, тем лучше.

 Нарастает гул мотора. Вдали светятся синие огоньки, машина идет с прищуренными фарами.

 Лейтенант уперся могучим плечом в забор, пригнулся; Тимоша вскарабкался ему на спину.

 Трофейные гранаты с длинными деревянными рукоятками остались лежать про запас на земле, на листьях, сметенных ветром к забору.

 Синие светлячки приближаются.

 Тимоша сжимает гранату. Остается лишь привычным движением пальца сдвинуть предохранительную чеку влево.

 Хорошо бы швырнуть гранату так, чтобы она взорвалась перед самой машиной или — еще лучше — под ее колесами. Но для этого необходим очень точный расчет. Нужно знать скорость, с какой движется машина. Как ее определишь, эту скорость, в полутьме? А иначе граната бесполезно разворотит брусчатку перед машиной или за ее кормой.

 Самое верное — забросить гранату прямо в кузов.

 В саду за забором было по-прежнему темным-темно. Лейтенант с трудом приподнял голову, поглядел вверх и увидел, что верхушки деревьев охвачены беспорядочным мельканием синих бликов и теней.

 — Сейчас я из этой машины сделаю блин без масла, — шепотом пообещал Тимоша.

 Он изготовился к броску, но в последний момент разглядел, что приближается какой-то крытый брезентом фургон. Проклятие! Граната без толку скатится с брезента на мостовую, а машина уедет от взрыва.

 Тимоша бесшумно спрыгнул на землю, выстланную опавшими листьями.

 — Ну что там? — Лейтенант с наслаждением разогнулся.

 — Санитарный автобус. Пустой. Мне граната дороже…

 Лейтенант потер онемевшую шею и с силой развел руками, отведя локти назад, — так потягиваются после сна.

 — Намял плечи-то?

 — Не беспокойтесь, пожалуйста.

 — А то эпизод случился, — зашептал Тимоша. — В ростовском цирке. Только один акробат другому на плечи встал и начал по шесту карабкаться… А тот, нижний житель, чихнул. Шест закачался, и тут…

 История про акробата осталась недосказанной: Тимоша услышал шум мотора.

 Нет, одна машина так не тарахтит. Пожалуй, целая колонна на подходе.

 Тимоша, придерживая руками гранаты, ловко взобрался на массивную лейтенантову спину.

 — Сильно извиняюсь за свои килограммы. В чистом виде я вдвое легче. Без дырявой тары, без оружия…

 Машина шла, высматривая дорогу подслеповатыми синими фарами, за ней следом шли другие.

 Тимоша замер с гранатой в руке; вторую он снял с пояса и засунул за отворот шинели — так сподручнее.

 Быстро прошла громоздкая машина, укутанная брезентом — чертовы аккуратисты эти фрицы!

 За машиной двигался бронетранспортер с пушкой на прицепе.

 Смутно маячили на сиденьях фигуры артиллеристов. Фриц, который сидел с краю, безжизненно уронил голову на грудь, а тело его сонно покачивалось.

 Тимоша, не раздумывая, коротким движением руки — вот так он сдавал карты, когда играл в очко, — набросил сверху гранату.

 С приглушенным стуком она шлепнулась в бронетранспортере о что-то мягкое. Может быть, никто и не обратил на стук внимания, не услышал его за громыханием машины.

 — Ложись! — Тимоша спрыгнул со спины лейтенанта.

 Пламя разрыва высветило с исподу редкие листья и сучья. Верхушки деревьев отшатнулись от улицы: это поверх забора прошла взрывная волна.

 — Бежим! — скомандовал Тимоша.

 Он подобрал лежавшую у забора трофейную гранату и рванулся в сторону от криков, стонов и беспорядочной стрельбы, которые уже доносились с улицы.

 В небо взвились ракеты. Лейтенант заметил, что теперь уже листья и сучья выбелило сверху.

 Он схватил вторую гранату и побежал следом за Тимошей, не теряя из виду его изодранной спины.

 Если бы кто знал, как тяжело бежать по лесу или по саду, ярко освещенному едким, химическим светом ракеты! Стволы высвечены настолько, что становятся невидимыми. То и дело натыкаешься на деревья, которые подделываются под березы, а резкие тени деревьев притворяются стволами, и ты осторожно обегаешь эти тени. Опавшие листья тоже выбелены — словно бежишь по пороше.

 Не слыша шуршания листьев под ногами, Тимоша и лейтенант пробежали через просторный сад, скрылись в каком-то подворье.

 Улица, на которой произошел взрыв, узкая, объехать подорванную машину немцы не могли, и транспорт направлялся теперь в объезд, севернее.

 Лейтенанту поначалу захотелось, чтобы противник и не заподозрил диверсии. Всех пострадавших уже не опросишь, не узнаешь, как это произошло.

Ведь граната могла разорваться и от неосторожного с ней обращения. В таком случае нечего опасаться облавы и добраться к себе в подвал будет легче.

 Но разве дело только в этой пушке и в ее прислуге? Пусть противник лишится безопасности и покоя в своем городе! Пусть принимает меры предосторожности! Главное — отвлечь на себя какие-то силы. Ведь противник не знает, что их здесь, в тылу, всего четверо, даже если считать четвертым бойцом подвального гарнизона Черемных.