Однако причуды грядущей зимы — это не повод сидеть без дела. Едва позавтракав, ребята отправились на поиски новой информации. Первым в их списке стоял магазин «Охота».

Настроение у Вадика было прескверное. И все потому, что его горячо любимый брат попытался улизнуть вместе со своей подружкой, оставив близнеца дома. Когда новенькая рядом, он говорит только с ней, а когда ее нет — только о ней. Вчера Вадик понял — кончилось их мужское братство. Нет больше Соболевых. Есть Стася и ее свита. Принцесса Романова, блин.

Как только ребята подошли к остановке, к ней тут же причалил чумазый троллейбус с нужным номером.

— Вперед! — скомандовал Гарик, — и полез в его громыхающее нутро, — Троллейбусы большие тараканы, привязанный сверху за усы! — пробормотал он строчку из песни с дедушкиной пластинки.

Вадик скривился. Позер нечастный!

Тем временем троллейбус неуклюже полз по городу, который стремительно светлел, укрываясь белым саваном. Снег успел перекрасить тротуары, козырьки остановок, крыши домов и шапки похожих. С усердием сумасшедшего маляра он покрывал белилами все, что попадалось ему на пути. Интересно, сколько продержится его работа?

— А почему дедушка отдал вас в интернат? — вдруг спросила Стася.

— Как почему? — удивился Гарик, — Я же говорил: у него инфаркт…

— Но это было два года назад. Он же поправился…

— А три месяца назад у него был микроинсульт! — вставил Вадик, — Столько раз уже «скорую» вызывали! Дед, конечно, держится. У него характер! — Никогда не покажет, что ему плохо. Из-за этого его каждый раз еле-еле спасти успевали — терпит до последнего.

— Когда деда на четыре месяца в больницу положили, он своему старинному приятелю позвонил — Сергею Николаевичу Загубскому, — Гарик задумчиво водил пальцем по запотевшему стеклу, рисуя нос, уши, усы. Получилось очень похоже на Крыса, который в этот момент уютно посапывал в кармане Стасиной куртки, — Попросил позаботиться о нас. Кто же знал, что Загубский скоро умрет, и к власти придет Стервелла?

— А сейчас дедушка не может вас забрать?

— Он пытался. Но ему комитет по делам детей-сирот не разрешает. Говорят, что он из-за плохого здоровья не может дать нам полноценное воспитание… — сказал Вадик, повторяя слова Антошки, которая безуспешно пыталась объяснить сердитым близнецам, почему Стервелла может дать им «полноценное воспитание», а дед — нет.

— Да, ладно! — отмахнулся Гарик, — Просто в этом комитете сестра Стервеллы командует. Ее директриса попросила нас не отпускать. Вадик ей телек и музыкальный центр бесплатно ремонтирует…

— А Гарик на всех конкурсах чтецов побеждает! Она за это грамоты от начальства получает! — Вадик зло ударил кулаком по стеклу, за что тут же удостоился гневного взгляда от дородной женщины в норковой шапке.

К счастью, в этот момент троллейбус, пыхтя, подрулил к нужной остановке. От нее до магазина «Охота» было рукой подать. Уже через пять минут друзья толкнули тяжелую дверь под зеленой вывеской, украшенной лосиными рогами.

В полутемном зале, за прилавком, под стеклом которого тускло посверкивали клинки охотничьих ножей, стоял молодой парень. Гарик, не в силах побороть мужской рефлекс, прилип к витрине, разглядывая выставленные там сокровища. Вадик относился к оружию гораздо спокойнее. Ну, ножи и ножи. Посещение компьютерного магазина его волновало куда сильнее.

— Что, пацаны, нравится? — услышал Вадик знакомый голос.

За прилавком стоял Жэка Чирков — долговязый парень с вытянутым лицом и широкой улыбкой. Вряд ли им могло повезти больше — Жэка воспитывался в одном с друзьями интернате. Он покинул его пару лет назад, но до сих пор часто навещал младшего брата. Как-то близнецы заглянули в свое Убежище и обнаружили там Жэку, который удивленно разглядывал то, во что превратилась убогая землянка. Оказалось, это он построил ее вместе с приятелями несколько лет назад, а теперь пришел посмотреть, осталось ли от их штаба хоть что-нибудь. «Да, пацаны, так круто здесь никогда не было! — похвалил Соболевых бывший хозяин Убежища, — Молодцы!» С тех пор они не то, чтобы дружили, просто здоровались при встрече, перебрасывались парой фраз, но все время помнили об общей тайне — она давала право говорить начистоту.

— Деду пришли подарок поискать? — весело спросил Жэка.

— Неа! — замотал головой Гарик, — Мы ищем человека, который фонарик здесь недавно покупал.

Вадик протянул парню находку ребят. Тот взял фонарик в руки, покрутил, усмехнулся.

— Ну и где вы его нашли?

— В подвале интерната. Про тайную комнату слышал? — Спросил Вадик.

— Ага! По телеку рассказывали, — парень явно заинтересовался.

— Там и нашли, — небрежно вставил Гарик.

— Врете! В нее никого кроме ментов не спускался!

— Мы там были раньше милиции, — заговорила Стася. Гарик тут же представил подругу Жэке, а затем вместе с братом кратко поведал о приключениях последних дней. Их взрослый приятель только иногда вставлял «во блин» и «фигасе», что означало крайнюю степень удивления. Единственное, о чем умолчали братья, это необычные способности Стаси. Кто его знает, не решит ли Жэка, что его дурачат.

— Ну, сыщики, все с вами ясно! Держите меня в курсе своего расследования. А фонарик… — Жэка потер свой острый подбородок, — У нас тут много народу ходит. И фонарики эти часто берут. Он, кстати, «волчий глаз» называется. Из-за зеленоватого оттенка светодиодов. Но вам повезло. Я помню, кто его купил. Это Мироныч. Он в понедельник заходил. Поболтал со мной немного и фонарик прихватил. Кстати, сказал странную вещь: мол, он ему «нужен для исследования глубин».

— Значит, Мироныч! — задумчиво произнесла Стася, — И «глубины» — это подвал.

— Ну, да. Было бы странно, если б Мироныч не знал, куда ведет лаз из его мастерской, — согласился Вадик.

Друзья распрощались с Жэкой и направились к краеведческому музею. Благо он находился совсем недалеко — минут пять пешком. Их путь лежал по самой старой улице города — Большой Дворянской. Это когда-то, во времена Вершицких, она была большой, а теперь ей бы подошел эпитет «тихая» или «сонная». Узкая улочка, вымощенная еще при Петре I булыжником, была гордостью Тихореченска. Почти такой же, как интернат. На стене каждого дома висели памятные доски: «Здесь жил известный меценат…», «Здесь останавливался великий поэт…», «Здесь родился знаменитый ученый…». «История идет за нами попятам», — повторял дедушка, когда оказывался на Большой Дворянской вместе с близнецами. И, правда, дыхание великих событий ощущалось в каждом камне неровной мостовой, каждом причудливом фонарике, каждом окне старинных домов, многозначительно взиравших на любопытных прохожих. Правда, сейчас, во время снегопада, людей здесь было немного — туристы и выбравшиеся погулять в выходной день местные жители попрятались в маленькие кафешки, которые занимали первый этаж почти всех зданий улицы.

Наконец, перед озябшими ребятами из-за густой снежной завесы выплыла потертая дверь музея. Друзья потянули за медную ручку, и перед ними открылся полумрак холла, пропитанный пылью и запахом старых книг. Маленькая старушка в зеленом шерстяном платье с кружевным воротничком взглянула на карточки ребят, где было написано, что они являются воспитанниками интерната, и качнула облачком седых волос, разрешая пройти.

В музее царила тишина. Стася и братья Соболевы прошли уже три зала. Они глазели на глиняные черепки неизвестного назначения, традиционный наряд местных крестьян середины семнадцатого века, золотые украшения, принадлежавшие скифам, некогда обитавшим в этих краях, древний лук и древний утюг, но пока не обнаружили ни одного упоминания рода Вершицких.

— Вот оно! — внезапно воскликнула Стася.

Вадик проследил за ее взглядом и понял, что они близки к цели. Со стены предпоследнего зала на них печально смотрела репродукция портрета Владимира Вершицкого. Подлинник висел в интернате. Рядом разместились черно-белые фотографии княжеского дома. На них было изображено родовое гнездо Вершицких, которое тогда и не думало становится приютом для детей-сирот. Перед крыльцом с колоннами ребята разглядели затейливые клумбы. Мимо них прогуливались дамы с кружевными зонтиками и крошечными собачками. Во всем угадывалась патриархальная идиллия царской России.