Получается, его «часы» — это карта.

— Может быть, там находится лагерь повстанцев.

Глаза Джекса горят.

— Я почти уверен в этом.

Внезапно во внешних областях карты вспыхивает порядка двадцати зеленых точек. Я указываю на одно из скоплений:

— Что это?

— Это Воины, которые как раз сейчас на задании. Мы носим чипы, чтобы не переубивать друг друга. — Он задумчиво трет шею. — Ты должна вырезать его, или они найдут меня.

Джекс поворачивается ко мне, и я зарываюсь пальцами в волосы, чтобы ощупать кожу под ними.

— Да, я чувствую его. Я принесу лазер.

— У меня лежит один в ванной. — Джекс встает, опережая меня, выходит за дверь и тут же возвращается с лазером-карандашом.

— Ты не принес обезболивающее…

Поймав его едва ли не укоризненный взгляд, я говорю с усмешкой:

— Ладно, большой, сильный Воин снова стиснет зубы.

Он растягивается на кровати, а я перевожу лазер в режим «резать».

— Я начинаю привыкать оперировать тебя.

Усмехаясь, он оглядывается через плечо:

— Я позволяю делать такие вещи только доктору Саманте Уолкер.

Мое сердце трепещет от этой двусмысленности, а пальцы начинают дрожать. Джекс серьезно усложняет мне задачу, постоянно выбивая меня из колеи. К счастью, чтобы достать мини-передатчик, нужно сделать всего лишь маленький надрез. Затем я закрою ранку.

При помощи лазера определенного вида я могла бы так же удалить свой рабский номер, но такие есть только в больнице. Вероятно, мне придется носить татуировку до конца моих дней.

— Уничтожить чип? — Я с интересом кручу между пальцами измазанный кровью маленький кусочек металла.

Джекс забирает его у меня и кладет на ночной столик.

— Нет, иначе пропадет сигнал, и за дверью сразу окажутся мои коллеги, чтобы проверить всё ли в порядке. Пока передатчик работает, сенат будет думать, что я с тобой здесь, хотя мы уже давно можем быть далеко.

Я сглатываю и хватаюсь за свой ошейник.

— Если Марк не знает, как безопасно снять эту штуковину, тебе придется идти одному. С опущенными плечами я встаю, чтобы вымыть в ванной руки. Внезапно на меня обрушивается такая тяжесть. Я не хотела бы, чтобы наши дорожки разошлись. Кроме Джекса у меня никого больше нет.

Когда я возвращаюсь, он смотрит на меня с мрачным выражением лица.

— Если что-то пойдет не так с ошейником или побегом, возможно, это последний раз, когда мы можем быть вместе. — Джекс берет меня за руку и тянет к себе на кровать.

Я знаю точно, что он имеет в виду, и поэтому со вздохом прижимаюсь к его голой груди.

— Тогда мы должны взять от этого всё самое лучшее.

— Самое лучшее лежит рядом со мной. — Он дарит мне один из своих проникновенных взглядов, от которого мне сразу становится жарко.

Джекс перекатывает меня на спину и нависает надо мной. Его губы приближаются, мой пульс растет.

О небо, я хочу Джекса так сильно, что это почти причиняет боль.

Я запускаю пальцы в его короткие волосы, наслаждаясь их мягкостью. А он тем временем проникает рукой мне под кофточку и гладит грудь.

Когда наши губы сливаются в поцелуе, у меня появляется ощущение, что я никогда не целовала другого мужчину. Поцелуй Джекса словно создан для меня, он заставляет всё во мне пылать и трепетать. Он словно эликсир жизни, которым я никогда не смогу насытиться.

Если мне придется вернуться в тюрьму, воспоминания о прикосновениях этого Воина будут поддерживать во мне жизнь и в то же время убивать меня тысячью смертей. Мне уже сейчас не хватает Джекса.

Его язык нетерпеливо разделяет мои губы, затем он целует мой подбородок, щеку, ухо.

— Ты действительно считаешь мою шею привлекательной? — спрашиваю я, затаив дыхание.

— В тебе всё привлекательно. — Джекс проскальзывает пальцами под лифчик. Большим пальцем он кружит вокруг соска, отчего тот сразу становится твердым. Одновременно в низ живота стреляют горящие импульсы. Когда я расстегиваю свои штаны, Джекс убирает мою руку.

— Встань перед кроватью и медленно разденься для меня.

От волнения мою кожу покалывает, словно в нее вгрызаются крошечные насекомые. Колени становятся мягкими, но я сползаю с кровати и встаю перед ней.

Первым делом я снимаю кофточку, под которой у меня красный бюстгальтер. Глаза Джекса округляются.

— Это ты тоже купила?

— В следующий раз лучше следи за тем, на что рабыни тратят твои деньги, — отвечаю я и скидываю обувь. За ней следуют штаны, открывая, наконец, полупрозрачные трусики.

— Паршивка, — бормочет он, проводя ладонью по рту. Я замечаю шевеление в его шортах, и там начинает расти огромная выпуклость. Джекс провокационно потирает член.

— Разденься полностью.

Я расстегиваю бюстгальтер, затем медленно снимаю трусики. Горящего взгляда Джекса достаточно, чтобы в грудях разлилось приятное томление.

— Теперь иди сюда.

— Ты много командуешь, — говорю я с улыбкой. Но я подчиняюсь, потому что хочу, наконец, почувствовать его. Я опускаюсь на четвереньки и ползу к Джексу.

— Сначала ты сделаешь то, что я скажу, — шепчет он, — а потом тебя ждет щедрая награда. Отдаешь и берешь.

— Я за то, чтобы сразу начать брать. — Я смело скольжу рукой ему в штаны и обхватываю член. Он горячо пульсирует у меня в ладони.

Джекс с рычанием бросает меня на спину.

— А ты вовсе не такая невинная, какой прикидываешься. Для скольких мужчин ты уже раздвигала ноги?

Конечно, я не хотела создавать неверное впечатление и надеялась, что Джексу понравится, если я залезу к нему в штаны, но ему, похоже, больше нравятся неопытные женщины.

— Я-я спала только с Марком. Раз десять, может быть.

— Десять раз? — Он морщит лоб и снисходительно ухмыляется. Ему идет даже эта высокомерная гримаса. — В самом деле?

— В самом деле, — выдыхаю я. С Марком я никогда не была такой развратной — понятия не имею, что Джекс делает со мной.

Он медленно раздвигает коленом мои ноги, открывая меня для себя. Мне кажется, я слышу хлюпающий звук. Боже, я что, уже такая влажная? Только потому, что Джекс нависает надо мной, как какой-то повелитель, и отдает приказы? По моим венам мчит адреналин. Скоро я узнаю, что такое быть одним целым с Джексом.

— Я не смогу медленно, не смогу сегодня сдерживаться, — шепчет он. — Это было вечность назад…

Вечность? Может быть, месяца три, и то он, несомненно, повеселился с той черноволосой рабыней. Кроме того, я его только вчера… Черт, Сэм, прекрати ревновать. Джекс не принадлежит тебе!

Он принадлежит народу. Сенату.

В сущности, он мой враг.

— Сэм, ты слышишь?

Вена на моей шее сильно пульсирует. Я опасаюсь боли, потому что Джекс выглядит огромным, — его член гораздо больше, чем у Марка, — с другой стороны, я с нетерпением жду, когда почувствую его в себе.

— Я знаю, что ты не сделаешь мне больно, — тихо говорю я и касаюсь рукой напряженного лица Джекса.

Он сжимает челюсти и закрывает глаза.

— Женщина… — рычит он. — Ты слишком хорошо обо мне думаешь.

Я тоже закрываю глаза и жду, что он возьмет меня одним жестким толчком, но внезапно он сгибает мои ноги в коленях, поджимает их к животу, и прижимается ртом к моему самому интимному месту.

От неожиданности я вскрикиваю. Джекс лижет меня жестко, так же, как вчера под душем, и сосет клитор.

Мои бедра сами собой поднимаются ему навстречу, влагалище сокращается, мой бешеный пульс отдается в клиторе. Боже, я становлюсь одержимой! Джекс вставляет в меня два пальца, раздвигает их и сгибает.

Что он делает? Это наслаждение… Он сводит меня с ума! Его язык танцует на моей самой чувствительной точке, его пальцы двигаются во мне.

Он заботится обо мне, совершенно точно, потому что на самом деле не хочет делать мне больно, он хочет подготовить меня.

— Ты достаточно мокрая, — рычит он и облизывает свои пальцы. Его взгляд сияет. Я чувствую запах своего желания, и он тоже — его ноздри раздуваются. Словно дикий зверь, лежит он между моих ног в засаде. Он снова склоняется надо мной и, разведя мои бедра в стороны, почти с болезненной нежностью целует лепестки половых губ.