— Ну вот, Боря, — продолжала Анастасия, выждав минуту, чтобы дать мне возможность усвоить услышанное, — я тебе объяснила некоторые истины, которые отпечатаются в твоей базовой памяти. А тайна, которую я слегка приоткрыла, так и останется тайной, потому что вскоре все события, связанные со мной, вы забудете. Извини, Боря, за некоторые неудобства твоего прибытия сюда.

— Я ведь сейчас мертвый? — догадался я.

— Да, как говорят ваши медики, клинически мертвый, живой к нам попасть не может. Но ты связан с жизнью этой серебряной нитью, она вернет тебя обратно на Землю. Медальон я забираю, он тебе больше не потребуется. Прощай, Боря, мы с тобой еще встретимся, в последний раз, но уже на Земле.

Она взмахнула рукой, и я стал стремительно отдаляться. Мой обратный полет уже не был столь радостен и лучезарен, как предыдущий. Все скрыла серая мгла, а через некоторое время я вообще перестал что-либо чувствовать и осознавать.

Разбудил меня утром, как всегда, будильник. Надо было идти в школу.

Я вспомнил свой сон и первым делом ощупал шею. Медальона на ней не было.

Третью ночь подряд Виктору снился один и тот же странный сон. Будто лежит он посередине футбольного поля, а две команды выстроились, чтобы начать играть. Между ними судья в белой милицейской гимнастерке, перетянутой портупеей, и в фуражке. Лицо белое как мел. Витёк сразу узнал его и удивился. Еще два дня назад, когда ночью брали с подельниками ювелирный, он лично застрелил прибежавшего на шухер «мусора». И вот теперь тот здесь. Жив, здоров. Стоит, строго так глядит на Витька сверху вниз и грозит ему свистком. Узнал он и футболистов. В одной команде его кореша по банде. В другой собралась конкурирующая группа. В руках у тех и других ножи, кастеты, металлические палки, цепи.

У обоих вратарей за спину закинуты трофейные немецкие автоматы. Лежит Витёк, дивится и не понимает, что ему делать, если он один посреди поля. Присмотрелся внимательно и тут видит, что на стуле за своими воротами он сам сидит. Только без головы. Сидит, размахивает руками, а головы нет. И тут понял Витёк, что он сам и есть голова. И что сейчас им будут играть вместо мяча. Страшно ему стало, попробовал кричать, остановить, но где там, ни единого звука не смог издать, лишь широко открывал рот.

Судья дает свисток. Подходит к нему нападающий от конкурентов и со всего маха бьет бутсой прямо в орущий рот. Все завертелось, понеслось. Летает Витёк от игрока к игроку и орет беззвучно, не переставая. Затем освоился и стал даже пробовать команды давать, кому его передавать надо. Вот вырывается вперед капитан его родной братвы, впереди один вратарь. Только вознамерился капитан пробить по воротам, а вратарь спокойно так снимает с плеча автомат и длинной очередью как раз по Витьку.

В этом месте он всегда просыпался в холодном поту. «К чему бы это? Явно не к добру». Потом долго не мог заснуть снова. Душила злоба на соседей за косые взгляды и бойкот, который они ему объявили. Размышлял, как свести с ними счеты. Затем вспомнил соседскую по этажу девушку Вику, студентку-филологичку. Да, классная была баба. Красавица. А уж фигура — закачаешься. Несколько раз подваливал к ней Витёк, и столько же раз она с презрением давала ему от ворот поворот. Вот это снисходительное презрение и бесило его больше всего. Как-то, после очередного конфуза, решил он жестоко отомстить ей.

Налившись с двумя приятелями, Виктор подстерег ее в пустом подъезде дома. Не говоря ни слова, они закрутили ей рот шарфом и поволокли в подвал. Там среди труб отопления они жестоко надругались над ней. Но этого Витьку показалось мало. Злоба и ненависть душили его. Финкой он перерезал ей горло. Затем ночью замыли следы крови, положили Вику в мешок и незамеченными перенесли труп в подвал дома на соседней улице. Все прошло гладко, никто его даже не заподозрил. Вот только после этого отец Вики повесился, а мать лишилась рассудка и попала в психушку, где вскоре умерла. Но эти издержки не волновали Виктора. Он был отмщен — это главное. Витёк стал смаковать подробности той оргии, но помешал резкий телефонный звонок. Он не собирался вставать, однако телефон все звонил и звонил, громко, настойчиво, не давая ни заснуть, ни сосредоточиться. Соседи будто вымерли, мать с сестрой после вечернего возлияния храпели на все лады. «Вот суки, не хотят подходить. Ну, я им за это завтра устрою», — пригрозил Виктор неизвестно кому, надел шлепанцы и вышел в коридор.

Здесь он, пораженный, остановился. Стены коридора были полностью, от потолка до пола, задрапированы черным крепом. Лампа под потолком не горела, но все помещение было заполнено призрачным лунным светом. Телефон уже звонил не переставая. С ужасом Витёк рванул дверь комнаты, намереваясь скрыться. Но она оказалась запертой. Не чувствуя собственных ног от страха, Виктор, озираясь по сторонам, подошел к телефону и снял трубку. Тишина.

— Говорите, — прохрипел он. Молчание. — Говорите же, — почти закричал Витёк уже с отчаянием.

— Чего орешь? — голос был ясный и четкий, но как будто шел из подземелья. — Тебе торопиться уже некуда. Жди.

— Чего ждать? — чуть слышно прошептал он, парализованный безотчетным страхом.

— Гостей, — сатанински засмеялась трубка, и снова в ней воцарилась мертвая тишина.

— Алло, алло, — лепетал Виктор, — каких гостей? Зачем?

Трубка молчала. Волны уже не страха, дикого смертельного ужаса накатили на него, сковали, обездвижили. И тут закуковала невидимая кукушка. Тотчас же медленно и беззвучно открылась входная дверь. Ей навстречу распахнулась дверь опечатанной комнаты. В коридор, низко наклонив голову, вошел высокий человек в черном сюртуке, таких же брюках и лакированных туфлях. На голове его был черный цилиндр, на руках белые перчатки. Лица не было видно за склоненными полями цилиндра. Войдя, человек отступил в сторону, пропуская жуткую процессию. Почти теряя сознание, Витёк видел, как появились и скрылись в комнате еще двое одетых так же мужчин, которые несли большой черный гроб. За ними, раскачиваясь, друг за другом шли фигуры в белых развевающихся саванах. От них веяло холодом и тленом. Виктор вгляделся в лица и понял, что настал его смертный час. Первым с обрывком веревки на шее шел отец Вики. Затем ее мать. Следом милиционер в залитой кровью белой гимнастерке. Замыкала процессию Вика. Одной рукой она придерживала перерезанное горло. Проходя мимо Витька, медленно повернула голову и, посмотрев на него равнодушным мертвым взглядом, отвернулась. Витёк пошатнулся и заорал, но только бульканье и клокотанье вырвались из его рта.

Когда процессия скрылась в комнате, человек в черном поднял голову.

Красные глазные яблоки без зрачков, наполовину выкатившиеся из пустого гладкого черепа, вперились в Виктора. Человек взял железными пальцами Витька за плечо, повернул в сторону комнаты и толкнул вперед. Кукушка прокуковала последний раз.

Комната была обставлена так же, как видел во сне Боря. Только в ее центре высился небольшой помост. Прямо над ним с крюка для люстры свешивалась толстая веревочная петля. За столом сидела Анастасия в белом хитоне и черном плаще. Сопровождающий Витька, оставив того рядом с помостом, подошел к ней и сел рядом. Двое других встали по бокам стола. Остальные сели на стулья. Анастасия подняла голову. Ее беспощадный холодный взгляд полностью парализовал Виктора.

— Обычно мы не решаем дел по ответственности душ коллегиально. Но здесь особый случай. Эта душа, несмотря на многочисленные воплощения и базовые направления, деградирует. Мы должны решить, стоит ли продолжать воспитывать ее дальше или она должна уступить свое место другой и быть уничтожена.

Анастасия подняла руку, и на портьере, закрывающей окна, понеслись объемные и живые изображения фрагментов преступлений, совершенных носителями души Виктора во всех его предыдущих воплощениях на Земле. Вскоре Анастасия остановила показ.

Кажется, вполне достаточно для приговора. Решайте, — она обвела всех взглядом.