Впрочем, если все правильно сделать, обойдется. Ершов вызвал Сафарова на допрос. На этот раз Сафаров выглядел немного повеселее. Похоже, с сокамерниками нашел общий язык, несмотря на то что сидит впервые.

— Рафаэль Фарухович, вы должны меня выслушать и правильно понять. В дело вступили силы, для которых вы, да и не только вы, а даже и я — просто пешки. Я уверен, что вы непричастны к преступлению, но все, что я могу, — это лишь сделать то, о чем сейчас собираюсь сказать.

Подследственный с удивлением посмотрел на Ершова.

— Да-да, и поверьте, я очень рискую. Я мог бы взять с вас слово, что вы никому не скажете, но не буду. Если вы доложите, то риск последствий этого будет для меня гораздо меньше риска, который возникнет в результате того, что вы примете предложение. Хотя в данном случае это, скорее, для вас не предложение, а одолжение. Сейчас поймете почему. Проблема в том, что настоящие преступники, которые пытаются перевести стрелки на вас, решили упростить дело.

— Как упростить?

— Просто вас убить. Вы практически приговорены. И куда бы мы вас ни прятали, они сделают это. К сожалению, таковы правила, которые давным-давно придуманы, и не нам их менять. Зачем им позволять протаскивать вас через суд, где может всплыть что-нибудь для них неприятное, когда можно поступить гораздо проще. Тюремный мир — это мир, в котором они хозяева, мы вынуждены это признать. Но меня лично это не устраивает, пусть я и чудак, но смириться с этим не хочу, потому и помогаю вам.

— Говорите, я готов выслушать.

— Еще бы. В противном случае максимум, сколько вы проживете, это двое суток. За вас проплачены большие деньги. Значит, смысл в чем. Я готов посодействовать вашему побегу…

— То есть как?! Чтобы потом всю жизнь скрываться? — почти перебил Сафаров.

— Но это будет во всяком случае жизнь, понимаете? Да и потом я приложу все силы, чтобы вывести на чистую воду настоящих преступников, и тогда обвинение в побеге будет снято. Я знаю, куда ведут нити, так что имейте в виду, что у вас по крайней мере один союзник. Точнее, два. Гудкова, хотя официально и не подтвердила ваше алиби, ее сильно запугали, но, кажется, она не верит, что вы убийца.

— И на этом спасибо.

— Так вот. Сейчас я доложу начальству, что вы хотите дать показания на месте преступления. Вас повезут на следственный эксперимент. Офис находится на втором этаже, но практически чуть повыше первого, вместо первого этажа — полуподвал. Об этом вы сами знаете. Если аккуратно спрыгнете, все будет нормально. За углом подземный переход, при выходе из него вас будет поджидать легковая машина. Имей в виду, там будет шофер, который не в курсе нашего замысла, но я все скажу насчет тебя, — Ершов незаметно для себя перешел на «ты». — Так что управляй им сам. Мне придется ему хорошо заплатить, потом отдашь, не такая уж и большая у меня зарплата.

Сафаров кивнул, хотя Ершов и не ждал согласия. Следователь продолжил:

— Самое разумное для тебя будет доехать до метро, там метров сто пятьдесят всего будет. У шофера я оставлю для тебя денежек и пакетик. В пакетике будут курточка, усы и бородка, наклеишь для конспирации, не помешают. Это чтобы в метро не опознали, по горячим следам. Шофер будет проинструктирован, если что, скажет только про тебя, что ты голоснул, а он довез тебя до метро… Так, самое главное. Привезут тебя в наручниках. Чтобы ты что-то мог показать, наручники с одной руки должны будут перестегнуть на руку оперативника. Вот в этот момент ты и можешь сработать. Как видишь, план трудный, но выполнимый. И еще. Если окно будет закрыто, а под рукой не будет табуретки или чего-нибудь тяжелого, разбей сначала окно ногами, чтобы не пораниться, в стекло головой не прыгай. Вот так, Рафаэль, других вариантов я лично для тебя сейчас не вижу. И еще… бежать надо быстро, я постараюсь тебя прикрыть, но имей в виду, что могут стрелять и попасть, скажем, по ногам.

— Я все понял, Сергей…

— Эросович!

— Сергей Эросович. Спасибо, я согласен.

— Согласен? Значит, по плану?

— Да.

— Готовься. Сегодня тебя для безопасности переведут в одиночку, завтра поедем.

…Михаил Борисович был несколько удивлен, когда милицейская машина с подследственным подъехала к офису, но, конечно, предоставил помещение. День был жаркий, и окно было приоткрыто. Для начала неплохо, отметил про себя Сафаров. Внутренне он был как пружина на боевом взводе. Все произошло очень быстро. Вся группа, кроме следователя, который был готов к маневру, так и оставалась стоять с открытым ртом. Конвоир привычно открыл браслет наручников на одной руке и хотел быстрым движением застегнуть на своей руке. Но Сафаров оказался быстрее. Рванул руку с наручником на себя с одновременным ударом по руке конвоира, так что тот вскрикнул от боли и неожиданности. Ловко, как Тарзан, Сафаров метнулся к окну, рука молниеносно дернула окно на себя. Зазвенело разбившееся вдребезги от удара стекло. Перепрыгнуть через подоконник было уже делом техники. В спринтерской гонке Рафаэль все же заметил, что в браслете торчит ключик наручников. Тут же от них освободился. Повезло.

Ершов первым оказался в оконном проеме за спиной удиравшего беглеца и уже передергивал «Макарова», загоняя патрон в патронник. Крикнул: «Стой, стрелять буду!» Выстрел в воздух, затем как бы на поражение. Бесполезно, беглец скрылся.

Еще секунды четыре постояв в оцепенении, вся милицейская толпа ломанулась к выходу, где стояли «ГАЗ-5Э» с будкой и «уазик». К тому времени, как милицейский «УАЗ-469», развернувшись и пропустив встречный поток, выехал на проезжую часть, Сафаров., более чем когда-либо похожий на татарина в приклеенных усах и рыжей бородке, уже заходил в метро, с трудом удерживаясь, чтобы не побежать.

Вот он, восторг свободы, что может с ним сравниться! Только побывав за решеткой, сполна можешь оценить, что это такое. Сколько там Ершов деньжат припас для невинно, так сказать, почти что осужденного? Негусто. Эх, жаль, паспорт не отдали, когда на следственный эксперимент везли, с усмешкой подумал Сафаров, сейчас снял бы со счета, сколько нужно.

Хорошо еще, что оставил налички немножко… Как хорошо, что хата есть незасвеченная, можно хоть помыться, поспать и поесть по-человечески. Сколько, оказывается, простых человеческих удовольствий свободному человеку каждый день доступно, и ведь не замечает!.. До вечера можно побалдеть, а потом — к ней!

Рабочий день у Анны заканчивается в шесть вечера, потом она идет на остановку, но Рафаэль, хотя и пришел ровно к шести, рассчитывал проторчать за поворотом не меньше часа — Анне часто приходилось задерживаться, когда Семкин был жив, ну а сейчас работы прибавилось — так что тем более. И правда, простоял минут пятьдесят. Вот, наконец, и она…

А это что за тачка несется, «каблучок», одним колесом на тротуаре, да прямо на нее! Помогли врожденная реакция и наработанная скорость, Рафаэль метнулся к женщине. Спасая от наезда, резко вытолкнул ее на проезжую часть, благо, что машин на ней не было, сам едва успел подпрыгнуть и сгруппироваться. Больно ударился боком о лобовое стекло, от удара потрескавшееся по всей поверхности, отскочил от него и катнулся, как мячик, вверх, получил еще один удар спиной о кузов, прокатился по крыше, пружинисто, как кошка, приземлился на четыре конечности на асфальт.

Не успевая потереть ушибленные места, а заодно и похвалить себя за ловкость, вскочил, быстро подбежал к поднявшейся Анне, схватил ее за руку и, глядя во все глаза, как затормозил и начал сдавать назад «каблучок», потянул ее в безопасную подворотню, куда машина проехать не могла. «Каблучок», похоже, передумал преследовать. Рванул с места происшествия, оставляя на асфальте черные полосы.

После того как у Елены Станиславовны появился Ершов, она стала ощущать себя совсем иначе. Перед ней как будто забрезжило будущее, а настоящее уже представлялось в другом, более радужном свете. Исследуя копию конкурсной документации, а также дополнительный материал, который покойный супруг собирался представить на тендер, она пришла к выводу, что вполне может с этим справиться.