Торговля пошла. Права оказалась тетка. И все бы ничего, хозяева успокоились, жить можно, но не заладились у Сашки отношения с кучковавшимися у метро беспризорниками. Как сообразил что к чему, тут же наотрез отказался продавать им клей «Момент».
— Так вот почему они на тебя налетели.
Сашка кивнул:
— Они, когда вместе, все безбашенные, ничего не боятся. Только бы нанюхаться, кайф словить. Видел, несколько тюбиков все равно стащили.
— Поедем ко мне, — сказал Андрей, поднимаясь. — Сегодня у меня переночуешь. А с твоими соседями я разберусь.
— И не думай! Они тебя по судам затаскают, с них станется. Ты их не знаешь.
— Вот и познакомимся.
Родители Андрея встретили их охами и ахами. Не предупредил! У нас и к столу подать нечего! На коляску Сашки они, казалось, и внимания не обратили.
— Кушайте на здоровье! — полчаса спустя потчевала гостя мама Андрея. — Вот курочка. Лечо попробуйте. Андрюша хвалил.
— Ты лучше рюмки достань, — попенял жене Горбунов-старший, Георгий Иванович. — Друзья встретились. Положено!
Появились рюмки, заплескалась в них водка.
— Завтра в яхт-клуб поедем, — сказал Андрей. — У меня там все схвачено. На вахте будешь сидеть. Зарплата невеликая, но на первое время хватит, а там, глядишь, что-нибудь получше подыщем.
— Что же вы ничего не едите, Саша? — опять всполошилась мать. — Вы ешьте, а я пока постель вам приготовлю.
— И мне, пожалуй, на пост пора, — сказал отец. — К телевизору.
Родители понимали, что Сашка чувствует себя не в своей тарелке, и таким незамысловатым образом проявляли деликатность.
Они еще долго сидели на кухне. Разговаривали, и все, о чем бы ни говорили, было интересно обоим. Далеко за полночь отправились спать. Опершись на подлокотники кресла, Сашка рывком выпрямился, привычно повис на костылях и направился в ванную. Андрей не мог на это смотреть — отвел глаза.
Мать постелила другу на кресле-кровати.
— Удобно? — спросил Андрей. — Может, лучше здесь, на диване?
— Все отлично, — сказал Сашка. — Ты спать хочешь?
— Нет.
— И я нет. Поговорим?
Заснули под утро. Вернее, Сашка заснул. Андрей же еще долго ворочался, против воли вспоминая, как Сашка, отказавшись от помощи, ловко преодолел две ступеньки перед подъездом и как смутился, когда увидел, что до площадки, на которую выходили лифты, целый лестничный марш. Он стал отстегивать от спинки кресла костыли, но Андрей развернул коляску и втянул ее наверх. Коляска подпрыгивала на ступеньках, и эти толчки болью отдавались в сердце Андрея.
Наведя блеск на «мельницу», Андрей спустился в каюту и приготовил кофе. Не спеша выпил. Проверил, как работает спутниковый телефон. Хорошо работает. Просто отлично. Потом достал карты, лоции. Полистал справочники. Может быть, все же по северному маршруту?
Пушка выстрелила в третий раз. Андрей дернул себя за ухо, поднялся и посмотрел на кресло, в котором сидел. Будто наяву он увидел друга, склонившегося над штурманским столом: неподвижные ноги на деревянной приступочке, в одной руке карандаш, рядом с другой старинный морской хронометр.
На соседних яхтах застучали лебедки, заскрипели, скользя по тросам, карабины парусов.
— Ну, поехали! — сказал Андрей и не устыдился плагиата.
Глава 4
На палубе все было готово к подъему парусов. Яхты справа и слева размыкали объятия: спортсмены сматывали канаты и поочередно выводили свои суда из марины на чистую воду. Если бы рядом возвышались мачты «Мелинды» или «Громовержца», яхты четвертой группы выглядели бы утлыми лодчонками, на которых не то что в океан, на прогулку вдоль пляжа выйти боязно. Однако сейчас, в отсутствие «монстров», они выглядели достойно, а их шкиперы сверкали гордыми белозубыми улыбками.
Говард аккуратно отошел от «немца» и поднял грот17. Ветер наполнил парус. Теперь очередь за стакселем18.
Оставшееся до выстрела время яхты лавировали, стараясь выбрать наиболее выгодную позицию: считалось особым шиком первым преодолеть стартовый створ, хотя никакого практического смысла в этом, учитывая протяженность трассы, не было.
Когда «Снежинка» оказалась радом с «Северной птицей», Говард крикнул:
— Две… Три… Четыре пинты черного!
— Для начала? — уточнил Горбунов. — Устроим пивной забег.
— Тогда уж заплыв. Но учти: американцы — лучшие спринтеры!
— А русские — стайеры. Имей в виду, хорошо смеется тот, кто смеется последним.
— Еще лучше, кто без последствий. При пивном заплыве это особенно актуально.
Напрягая голосовые связки, они перебрасывались шуточками, скользя борт о борт, и тут ухнул долгожданный выстрел. Казалось, все тридцать шесть яхт группы на мгновение застыли и… рванулись вперед.
Профаном Говард себя не показал: пересек стартовую линию третьим. А вот русский отстал, замешкавшись со сменой галса.
Яхта уверенно преодолевала небольшие волны, но только Говард подумал, что надо бы добавить парусов, как «Снежинка» влетела в плотную стену невесть откуда взявшегося тумана.
От мысли увеличить парусность Говард тут же отказался. До рези в глазах он вглядывался в молочно-сизую пелену, страшась, что какой-нибудь недотепа, вышедший в море проводить регату и не выпровоженный вовремя с акватории, подставит свою посудину под носовой свес его яхты. И уж совсем будет плохо, если по курсу окажется судно соперника.
Где-то сбоку раздался треск, потом хлопок, потом крик. Говард завертел головой, пытаясь угадать направление, и тут «Снежинка» вынырнула из тумана.
Метрах в тридцати справа грузный норвежец, бывший сосед по стоянке, поднимал из воды горе-мореплавателя, чья надувная лодка «Зодиак» с подвесным мотором «Эвинруд-Джонсон» плавала тут же с пропоротым бортовым баллоном.
— Помощь нужна?
Норвежец посмотрел на Говарда, ослабившего натяжение шкотов19 и тем замедлившего ход «Снежинки», вынул изо рта неизменную трубку и махнул рукой: мол, сам справлюсь! После чего оборотил лицо, в котором не было и следа знаменитой скандинавской невозмутимости, к экс-утопающему. Тот дрожал то ли от холода, то ли от подступающего страха, а может, из-за того и другого.
Потерпевшего, вероятно, следовало пожалеть, однако Говард сочувствовал не ему, а яхтсмену, которому предстоит дожидаться катера береговой охраны, чтобы сдать на него «добычу». Дай бог, организаторы регаты не сочтут норвежца виновным в столкновении и вычтут время вынужденной задержки из общего времени, затраченного на прохождение дистанции. Конкуренция в группе такова, что и четверть часа могут иметь значение на финише.
«Если, конечно, он благополучно доберется до него, — подумал Говард, — что вовсе не факт».
Неожиданно с холодком пробежавшейся по спине ясностью он осознал, что разговоры кончились, впереди — гонка. Не будучи мнительным, Говард, по старому морскому обычаю, трижды постучал по палубе костяшками пальцев, подтянул шкоты и чуть повернул румпель. «Снежинка» послушно прибавила ходу.
С каждым часом волны становились круче. Спустив грот и поставив штормовой стаксель, Говард настойчиво пробивался сквозь дыбившиеся вокруг массы воды.
Близ мыса Лизард внезапный шквал сильно накренил яхту, чуть не положив парусами на воду. У Говарда екнуло сердце. Путешествие могло закончиться, практически не начавшись.
— Ну, детка, вставай! — шептал он.
После нескольких секунд, показавшихся вечностью, «Снежинка» выпрямилась.
Говард спустил паруса, осмотрел рангоут20 и такелаж21. Вроде бы обошлось без повреждений. Растворив в горячей воде бульонный кубик, он проглотил обжигающую жидкость и вновь поднял грот, желая как можно быстрее покинуть эти негостеприимные места. На юге, в зоне штилей, пассатного течения и попутных ветров, у него будет достаточно спокойных дней, чтобы проверить все более тщательно, без спешки и суеты провести необходимые профилактические, а если понадобится, и ремонтные работы.
17
Парус — на яхтах обычно треугольной формы, — поднимаемый на грот-мачте.
18
Передний треугольный парус.
19
Шкот — снасть, идущая от нижнего угла паруса и служащая для управления им.
20
Общее название всех мачт и рей, на которых поднимаются паруса.
21
Все снасти на рангоуте судна.