— Алексеич, у вас тут кроме сафари другие чудеса творятся. Говорят, на улице Пригородной мумия живет, — начал майор подбираться к теме.

— Бабья трепотня. Думаю, не мумия, а сухой негр.

— Алексеич, откуда взяться сухому негру?

— Тогда дьявол.

— У нас скорее встретишь дьявола, чем негра, — согласился майор.

И глянул на часы. В РУВД съехались опера, грядет комиссия из районной администрации, в прокуратуре совещание… А он ведет беседы о сушеном дьяволе. И сказал, удивившись невероятной глупости собственных слов:

— Алексеич, так я приехал купить мумию.

— Сколько граммов возьмешь?

Леденцов ответил не сразу, потому что вопрос Алексеича был еще глупее.

— А она в граммах?

— Не в килограммах же.

— Ты ее что — режешь?

— Кого?

Тогда Леденцов умолк надолго, потому что общение стало походить на разговор пьяных. Майор вспомнил, что он всего лишь покупатель, и потребовал сурово:

— Продаешь — так продавай. Где она?

— Почему «она»? Она не она, а она оно.

— Ты выпивши, что ли?

— А ты угостил? — обиделся Алексеич.

Сдерживаясь, майор спросил угрюмо:

— В газете твое объявление?

— Мое.

— Продам мумию…

— Не мумию, — перебил Алексеич, — а мумиё. «Ё» на конце, а не «е». Лекарство для сращивания костей.

Майор выдернул из кармана газету. «Продаю мумиё». Точкц едва проступали. Вот уж верно: человек видит то, что ему хочется видеть.

— Редкое и ценное лекарство из-под мышей.

— Каких мышей?

— Летучих. Их испражнения пролежали сотни лет в пещерах и окаменели. Мне знакомый с Алтая прислал.

— Алексеич, спасибо, но из-под летучих не возьму.

— Из-под кого же тебе надо? — обиделся продавец мумиё.

— Из-под коровы.

Дверь в кабинетик Палладьева открыли, видимо, ударом ноги. Но, глянув на вошедшего Леденцова, капитан решил, что дверь начальник открыл не иначе как лбом. Майор походил на свирепого рыжего бычка. Приземистый, поза бодучая… Волосы рыжевато-белесые, усики рыжевато-пшеничные, кожа лица рыжевато-обгоревшая… Он швырнул на: стол газету и ткнул пальцем в отмеченную рекламу:

— Я уже проверил.

И ушел, опять-таки наподдав дверь. Капитан прочел рекламу, после которой хотелось двери не наподдавать, а выламывать.

Если это объявление попадется на глаза прокурору района… Заодно Палладьев ознакомился и с другой информацией. Ну и бред читает майор!

Кое-что из нужной информации капитан уже собрал…

Дом номер четыре по улице Пригородной принадлежал гражданину Коловратскому Генриху Яковлевичу, сотруднику Института фундаментальных исследований. Тридцать пять лет, холост: теперь вместо законных мужей пошли бойфренды. Дом Коловратский получил от умершего отца, но в городе имел и квартиру.

Капитан размышлял: следователь прокуратуры Рябинин утверждает, что для официального обыска нет оснований. Да и позориться неохота: мол, ищут мумию. Он, Палладьев, не следователь, а оперативный работник. Нельзя делать обыск, но глянуть-то можно? Например, переночевать в доме номер четыре по Пригородной улице. Тем более что постояльцев туда приглашают.

Капитан собрал дорожную сумку: якобы он с поезда. Электробритву, мыло с полотенцем, чистую рубашку, фонарик… Бутылку пива, цепь сарделек, намотанную на батон… И в полиэтиленовом мешочке жесткие усики на случай перевоплощения.

Когда июньские прозрачные сумерки легли на город, Палладьев отправился в путь. На автобусе, поскольку операцию проводил самовольно, в порядке личной инициативы. Пока автобус петлял, прозрачные сумерки отвердели и видимость упала. Впрочем, нумерация была обозначена крупно, и цифру «четыре» капитан заметил сразу.

Старинный нелепый дом в пару этажиков. Верхняя деревянная половина была меньше нижней и поэтому выглядела какой-то нахлобучкой. Капитан открыл незапертую калитку, подошел к двери и трижды нажал кнопку звонка. Ответа не последовало. Он обошел дом, разглядывая окна: ни решеток, ни ставен. За стеклами тьма. Видимо, в доме никого не было. Капитан стал прикидывать, что сделать, чтобы поездка не оказалась пустой. Мини-засаду, часиков до трех ночи. Тем более что сардельки есть…

Скрипнула калитка. Капитан юркнул за угол дома, успев заметить, что вошла женщина, направилась к двери и стала ее отмыкать. Кто же она? Мумии, как известно, женщины пожилые, а у этой фигура прямая, шаг скорый.

Выждав минут десять, капитан подошел к двери и вновь позвонил. На этот раз дверь открыли, вернее, приглашающее распахнули. Это сделала та, которая пришла.

— Извините, я насчет переночевать, — сообщил капитан.

— Вас кто-нибудь направил?

— Нет, по объявлению.

— Проходите.

Она провела его в большую пустоватую комнату, которая начиналась прямо от порога. Капитан ждал требования показать документы, но девушка спросила другое:

— А вы цену знаете?

— Нет.

— Пятьсот рублей за ночь.

— Ого! Почему так дорого?

— Плата за английский стиль.

— В чем же он выражается?

— Утром сварю вам овсянку, — улыбнулась она.

— По утрам я пью кофе с круассанами, — улыбнулся и он.

— Значит, сделаю чай.

Палладьев достал купюру и положил на столик. Довольно слабый свет от одного настенного плафона не давал Палладь-еву как следует рассмотреть хозяйку. Высокая, в меру тонкая, в брючном костюме… Считается, что брюки придают дамской фигуре стройности, но капитан встречал женщин, которые выглядели в них так, словно им в филейную часть засунули пару арбузов. Хозяйка же походила на статуэтку, правда, слегка взлохмаченную. Капитан вспомнил, что такая прическа зовется «эффект ласкового ветерка».

— Одна дверца в душевую, вторая — на кухню… Вас завтра будить?

— Спасибо, встаю сам.

— Тогда спокойной ночи. Я буду наверху.

Не только документов — имени не спросила и своего не назвала. Ни разговора, на который надеялся капитан; ни ужина, который за пятьсот рублей могла бы предложить. Загадочная, правда, весьма симпатичная личность.

Капитан осмотрел душевую-туалет и кухоньку. Можно отварить сардельки. Но он в засаде, а в засадах пищу не варят. Он достал сардельки и начал есть, с хрустом раздирая оболочки. В кухоньке напился воды из-под крана и глянул на часы — половина двенадцатого ночи.

Постель за пятьсот рублей представляла собой диван-кровать, застланную скромно, по-солдатски. Капитан погасил свет — июньская ночь имела больше накала, чем чахоточный плафон. И капитан лег не раздеваясь — в засадах ботинки не снимают. Он знал, что спать не будет, потому что в засадах не спят — в засадах размышляют.

Но четкости в его мыслях быть не могло, поскольку засада какая-то не всамделишная. Не убийцу ждет, не бандита, не грабителя и даже не домушника — мумию. Стыдно кому сказать.

Кто эта девушка? Приятельница хозяина, доверенное лицо, родственница? Или же это переодетая мумия? Если она мумия и есть, то он подождет нападения — побольше бы таких стройных мумий. Зачем ей деньги — на бальзамирование?

Июньский полусвет, дневная усталость и мягкий диван сморили капитана. Он стал проваливаться в состояние бессильное и безвольное, как в теплый туман. Капитан огладил кобуру и подумал, берет ли пуля мумию. Но теплый туман его одолел…

Проснулся он от пения сверчка. Или от ритмичного скрипа? Капитан глянул на часы: половина пятого. Комната залита почти дневным светом…

Опять скрипнуло. Палладьев глянул в угол, где скрипело, но ничего там не обнаружил. Он повернул голову к дверям. И не увидел, а скорее ощутил, что рядом кто-то стоит…

Черный кожистый череп смотрел на него провальными глазницами. Ни носа, ни щек, ни губ — лишь оскал черных зубов. Не страх, а спазм возник где-то в желудке и холодком начал расползаться по телу. Капитан вздохнул глубоко: бывали спазмы и покруче… Но мумия склонилась над ним, отчего лоскут кожи, свисавший с ее черепа, коснулся лба капитана…

Он вскочил подброшенно и, вложив всю свою силу в кулак, ударил мумию меж пустых глазниц. Мумия чавкнула и осела на пол. Капитан схватил сумку и выскочил из дома.