А может, уже и уехали?

И что мы тогда имеем? А имеем мы единственную зацепку — записку Баранчеева к матери. Неужели он сам придет за деньгами?…

Дворецкий резко встал и прошелся по кабинету.

Нет, это не единственная зацепка! Можно еще и по-другому попытаться вытащить их на свет Божий! Как миленькие засуетятся! Ведь именно этого они больше всего боятся!

Юра накинул куртку и быстро спустился к машине. «Будем ловить на живца!» — он подмигнул себе в зеркало и и направился в редакцию городского радио.

Первое сообщение прозвучало на волнах УКВ-станции «Радио нашего города» в информационном блоке в шестнадцать часов тридцать минут.

«Кровавая трагедия разыгралась минувшей ночью в наркологическом стационаре. Неизвестный проник в палату, где находилась молодая пациентка, имя и фамилию которой мы вам по понятным причинам сообщить не можем, и выстрелил в нее из пистолета. К счастью, оба выстрела оказались не смертельными. А своевременно оказанная помощь и интенсивное лечение позволяют надеяться, что жертва, в настоящее время находящаяся в отделении реанимации этой же больницы, уже завтра сможет дать первые показания. По оперативным данным, она состоит в одной из городских преступных группировок и подозревается в совершении нескольких тяжких преступлений…»

Начальник отдела убавил громкость приемника и повернулся к Дворецкому:

— Неужели ты думаешь, что они опять сунутся в больницу?

— У них выбора нет. Если они хотели ее убрать, значит, она на самом деле много знала, и они боялись, что эта информация может попасть к нам. Поэтому постараются довести дело до конца.

— А вероятность, что они слушают радио?

— Это уже другой вопрос… Но, думаю, хоть кто-то из них да услышит. Или дома, Или в машине… Я попросил главного редактора, и это сообщение будут передавать каждые полчаса. Это во-первых. А во-вторых, и у нас выбор небольшой. Для начала попытаемся использовать этот шанс, а дальше будем ждать, кто придет на встречу с Баранчеевой.

— В больнице все предупреждены? Если эти парни хоть немного соображают, то могут просто-напросто позвонить и узнать. И тогда ваш план сразу рухнет…

— Сейчас там находятся Гладышев с Семеновым. Они взяли телефоны с определителем номера — поставят в приемном отделении и реанимации. И сами останутся дежурить до вечера…

— В ночь кто поедет?

— Я и Петренко. Возьмем еще усиление из управления. Человека три, думаю, хватит…

В комнате их было трое — два парня и девушка.

— Я тебе еще раз говорю — этого не может быть! — Парень в истертых джинсах и свитере, надетом на голое тело, заерзал на диване. — Ты мне не веришь?

— Верил. До сегодняшней ночи. — Второй был почти на голову выше его и гораздо шире в плечах. Неожиданно жестким голосом он спросил: — Бабу свою пожалел?

— Я…

— Молчи! Думал, я ничего не узнаю?

— Да я…

— Молчи, тебе сказал! А она бы нас не пожалела! Все бы выложила! Чуть бы на нее надавили, пару деньков без ширева подержали, и все бы как миленькая рассказала. Ты этого хочешь?

— Ну чего ты на самом-то деле?!

— Чего? А «скорую» зачем вызывал? Жалко стало? Лучше бы она дома от передозировки окочурилась! И все! И с тебя взятки гладки! Ты и при деньгах, и без обузы!

Парень тяжело вздохнул и начал убежденно говорить:

— Я тебе клянусь, не может этого быть! Я же видел, куда стреляю. Что я, совсем, что ли, без глаз?

— А я что — без ушей? Что я не слышал, как передали, что она жива осталась? И уже завтра — слышишь, завтра! — сможет дать первые показания! Ты этого хочешь? И еще — слушай сюда! — сказали, что она состоит в преступной группировке. Откуда они это могли узнать?

Парень замотал головой.

— Не знаешь? А я знаю! Значит, она уже успела им что-то рассказать! Или кому-то в палате!

— Что она совсем, что ли, дура?!

— Умная бы трепаться не стала!… — Он совершенно спокойным голосом спросил: — Ну и что ты собираешься теперь делать?

— А что делать? Исправлять положение. Вот и все дела…

— Ну смотри… — И ледяным тоном продолжил: — Тебе жить. — Затем добавил: — Или умирать…

Дворецкий уже начал сомневаться в целесообразности своей затеи. Часы показывали начало четвертого ночи. Он прохаживался по коридору реанимации, и его фигура в белом халате отражалась в стеклянных стенах пустых реанимационных палат — всех больных до утра предусмотрительно перевели в соседнее отделение. Царила полная тишина и спокойствие.

Единственное, что показалось Дворецкому подозрительным, — дневной телефонный звонок. Звонил мужчина, представился корреспондентом городского телевидения, сказал, что слышал информацию по радио, и спросил, можно ли у потерпевшей взять интервью и снять о ней маленький сюжет. Проинструктированная медсестра ответила, что, конечно, можно, но только не раньше чем завтра. Гладышев сидел рядом и увидел, что на определителе номера ничего не высветилось. Получалось, звонили с уличного автомата. Что было очень странным для работника телевидения.

… Первым его заметил сержант из группы усиления. Он нажал на кнопку переговорного устройства и тихо сказал:

— К запасному входу со стороны Центрального проспекта подходит парень.

— Один? — сразу поинтересовался Дворецкий.

— Один, — эхом отозвался сержант. И добавил: — Следую за ним.

По запасной лестнице парень поднялся на третий этаж, аккуратно открыл дверь и выглянул в коридор реанимации. Горело дежурное освещение и настольная лампа на посту медсестры. Самой ее за столом не было.

Парень проскользнул в дверь и через стеклянные стены начал быстро осматривать просторные одноместные палаты. Первая — никого. Вторая — никого. Он переметнулся к третьей. Есть! На кровати около окна кто-то лежал, накрытый одеялом. Рядом стояли две подставки под капельницы. В изголовье мигал какой-то прибор.

Парень открыл дверь и вошел в палату. Дежурного освещения из коридора было явно недостаточно, чтобы рассмотреть лежащего. Парень сделал несколько шагов и замер. Ему показалось, что по коридору кто-то идет. Взгляд заметался по комнате. Прятаться! Но куда?…

Шаги затихли. Он прислушался. Да, тихо. А может, показалось?

Он сделал еще один шаг и только хотел сунуть руку во внутренний карман куртки, как лежащий на кровати резко откинул одеяло, парень увидел направленный на себя пистолет и услышал громкий окрик: «Не двигаться!» В тот же момент он почувствовал, что летит на пол, и кто-то больно заламывает ему руки. Через секунду его с уже защелкнутыми наручниками перевернули на спину, и в палате вспыхнул яркий свет.

Рядом стояли трое. Один быстро наклонился, обыскал его и достал из внутреннего кармана наполненный шприц с мутноватой жидкостью. На иголку был надет защитный колпачок. Больше при парне ничего не оказалось.

Дворецкий удивленно его рассматривал — ни на Сизова, ни на Баранчеева парень совсем не был похож.

— Ну и кто ты у нас такой? — Юра присел на корточки.

— Да я… это… к Маринке шел…

— В четыре ночи?

— Ну она же это… Не может…

— Что — не может?

— Жить…

— Жить не может? — удивился Дворецкий.

— Ну да! Без «дури».

— Ага, и ты ей, значит, решил жизнь облегчить. Так?

Парень кивнул.

— И что там у тебя в шприце?

— Героин. Маринка на него уже плотно подсела.

— А откуда ты узнал, что она в реанимации?

— Так по радио же передали!

— Что Марина Сидорова лежит в реанимации?

— Нет, сказали, что ее ранили и отправили в реанимацию.

— Ее? А откуда ты знаешь, что именно Марину Сидорову ранили? А не кого-нибудь другого? Там же фамилии никто не называл.

Парень потупился.

— Не ты ли ее ранил, а? — давил Дворецкий. — Вот сейчас мы тебя в управление отвезем, отпечаточки снимем и сравним со вчерашними. С теми, что в палате ты вчера оставил. И «дурь» на экспертизу отдадим. Сдается мне, что этой дозой можно и слона на тот свет отправить. Так? А Мариночка как чувствовала, что вы захотите ее добить. Попросила перевести ее в другую больницу. А вы думали, что реанимация только в этой есть? Просчитались, голубчики. — Дворецкий поднялся. — А напарник твой с девчонкой где? Ждут на хате?