— Но зачем? — вскрикнула она. — Зачем надо говорить об этом?

Он уселся на стул и заложил руки за голову.

— Послушай. — Одри готова была расплакаться, она едва-едва сдерживала себя. — Если ты не хочешь... если я не возбуждаю тебя, тогда какой смысл?..

Если бы он действительно хотел ее так же, как хотела она его, ему вряд ли взбрело бы в голову прервать их первый поцелуй и заговорить о необходимости какой-то беседы на любовно-сексуальную тему.

Она встала, и он спокойно сказал:

— Сядь, Одри.

— А если я не сяду? — бросила она ему в ответ и настолько сильно вцепилась в край стола, что ее пальцы побелели. — Что ты тогда сделаешь со мной? Снова усадишь меня за кухонный стол и начнешь орать на меня?

— Именно это я и сделаю!

Девушка рванулась в другой конец кухни, подальше от этого невыносимого человека. И вдруг застыла на месте. Ее неожиданно поразила мысль о том, что чувства, которые она испытывает к Джону Моррисону, несравнимы с теми, что обуревали ее, когда она встречалась с Виктором Блэквудом. То, что она ощущала сейчас по отношению к Джону, было гораздо сильнее, глубже и естественнее, потому что она... Господи, да она по-настоящему влюбилась в него!

В ее горле застрял комок. Зеленые глаза жадно уставились на мужчину, который вызывал в ней дикое, нестерпимое желание оказаться с ним в постели. Даже вопреки ее твердым намерениям вступить в сексуальные отношения только после законного брака.

Она была так ошеломлена этим открытием, что даже не сразу заметила, что Джон вплотную приблизился к ней. Одри стояла как вкопанная, осознавая, что любая попытка физического противодействия с ее стороны обречена на провал.

— Ну давай, говори же, если хочешь что-то сказать мне! — услышал он ее твердый голос.

— Но только не здесь.

— Почему? Какая разница, где говорить?

— Лучше в гостиной.

Он не дал Одри времени для ответа и увлек ее за собой.

В гостиной было темно, но Джон не стал включать верхний свет и, не отпуская ее руки, зажег лишь настольную лампу. Затем усадил девушку на диван и сел рядом, разжав наконец руку, которая удерживала это строптивое создание. Теперь ей ничто не помешает в любой момент покинуть гостиную. Если захочется.

— Почему бы нам просто не забыть о том, что только что произошло? — предложила Одри и уставилась на пламя, полыхавшее в камине.

— А какой нам смысл забывать об этом?

— Мы оба взрослые люди, а взрослые должны быть в состоянии справляться со своими ошибками.

— Ты полагаешь, — сухо заметил Джон, — что я считаю это ошибкой?

— А разве нет? — Одри резко повернулась к нему и уставилась ему в глаза. — Тогда почему ты остановился на полпути? — Она зло рассмеялась и саркастическим тоном добавила: — Ты хорошо знаешь, как убивать страсть.

— Неужели? Судя по моим ощущениям, моя страсть еще жива и даже очень.

— Этому трудно поверить.

— Тогда убедись в этом сама, — сказал он и, взяв руку Одри, неожиданно приложил ее к своему животу.

Твердое, длинное вздутие под элегантными брюками убедило ее в верности его слов. Мужчина находился в состоянии наивысшего возбуждения. Одри бросило в жар, по телу побежали сладостные мурашки, когда она услышала его слова:

— Ты хочешь заняться со мной любовью, не правда ли, мой дорогой рыжик? Я чувствую это. Знаю. И мне тоже хочется заняться с тобой любовью. Но если мы поддадимся порыву и совершим это только один раз, мне будет недостаточно. Я хочу испытать с тобой наслаждение тысячу раз!

Откровенные слова мужчины внесли полную сумятицу в ее мысли, и Одри с трудом удалось сосредоточиться, чтобы уловить смысл его рассуждений.

— Ты хочешь сказать, что намерен вступить со мной в любовную связь? — прошептала Одри.

— Не просто в любовную связь. Я хочу, чтобы нас соединили гораздо более тесные узы.

На секунду она подумала о браке с Джоном Моррисоном, и вмиг ее охватило беспредельное ликование. Делить с ним недели, месяцы, многие годы любви, иметь от него детей и каждую минуту с наслаждением осознавать, что они, как два дерева, чьи корни переплелись навеки, никогда уже не расстанутся до конца жизни — о каком другом еще счастье она могла мечтать?

— Я хочу, чтобы мы стали любовниками, — сказал он.

— Любовниками? И на какой же срок?

— На этот вопрос я не могу ответить с ходу, Одри. — Он говорил тихим, ласковым голосом. — Я не могу и не хочу давать тебе скоропалительные обещания о семейном благополучии и счастье на всю жизнь, да и ты сама вряд ли согласилась бы принять их безоговорочно.

После этих слов ликование мгновенно погасло в ней, и на смену ему пришло совсем иное состояние души — сокрушительное разочарование и полная опустошенность. Она закрыла глаза и безучастным голосом произнесла:

— Да, да, да...

— С чем ты соглашаешься? С тем, что не можешь принять мои обещания?

— Я согласна стать твоей любовницей.

Потому что люблю тебя, добавил ее внутренний голос. Одри боялась произнести эти слова вслух, но они передавали именно то чувство, которое она вот уже несколько месяцев испытывала к этому человеку.

Джон улыбнулся и нежно провел рукой по ее волосам. Девушка тоже улыбнулась и щекой прижалась к его ладони.

— Милая, ты уверена, что действительно согласна?

— Абсолютно уверена.

Она потянулась к нему и коснулась губами его губ. Языки мужчины и женщины встретились, и когда ее рука осторожно легла на твердое вздутие между его ног, она сразу ощутила под ладонью прилив тепла и рывок пульса. Затем их губы разъединились, и его язык заскользил по ее шее, подбородку, прикоснулся к мочке уха...

— Одри, какие ласки мужчины тебе нравятся больше всего? — спросил он ее глубоким, сиплым голосом.

— Даже не знаю... Мне трудно судить, — прошептала она. — Но то, что сейчас делаешь ты, доставляет мне... удовольствие.

— Просто удовольствие? — Джон мягко рассмеялся над самым ухом девушки, так что она ощутила его дыхание, вызвавшее трепет во всем ее теле.

— Ну, может быть, даже... наслаждение. Это слово подходит больше?

— Возможно... — сказал он, и его рука, скользнув под джемпер Одри, нащупала застежку ее лифчика.

Затем мужские пальцы пробежали по ее напрягшейся груди, коснулись плоского живота и на секунду замерли у пояса юбки; потом, вынырнув из-под джемпера, они продолжили обследование ее трепещущего тела, но уже под юбкой, скользнув по бедру и упершись кончиками ногтей в край тоненьких трусиков.

— А теперь, — прошептал он, — я хочу, чтобы ты сама разделась передо мной. Но только... Я прошу тебя, сделай это очень медленно, так чтобы мои глаза могли насладиться каждым дюймом твоей прелестной фигуры.

Одри поднялась с дивана и в негодовании уставилась на Джона. Неужели ее босс действительно хотел увидеть свою секретаршу голой, хотел, чтобы она лично для него исполнила стриптиз? И вдруг, вместо нарастающего негодования, она ни с того ни с сего ощутила в себе прилив буйного эротического желания и восторга. Медленно девушка стянула через голову джемпер и бросила его на пол, затем с такой же неторопливостью расстегнула на юбке молнию и небрежно отшвырнула одежду в сторону. Потом расшнуровала сапоги и тоже освободилась от них. Ни перед кем еще никогда она не устраивала такой сцены, какую сейчас наблюдал Джон. Она никогда не раздевалась перед мужчиной и не могла даже представить себе, что способна на это...

Подобно тому, как стремительные потоки лавы сметают все на своем пути, так и возбуждение, все сильнее охватывавшее Одри, безжалостно сокрушало внутри нее последние сдерживающие барьеры стыда и скромности. Стянув с себя колготки, она повернулась к Джону, и их взгляды скрестились, как пронизывающие насквозь шпаги. На ней теперь ничего не оставалось, кроме кружевного бюстгальтера телесного цвета и полупрозрачных трусиков. Заложив за спину руки, девушка расстегнула застежки лифчика, и он упал на скомканную юбку и колготки. Тут же Одри, повинуясь неосознанному инстинкту стыдливости, хотела было прикрыть голые груди руками, однако выражение дикого сексуального желания и восхищения в глазах мужчины настолько подхлестнуло ее возбуждение, что она направилась прямо к нему, а он усадил ее к себе на колени, так что торчащие соски оказались на уровне его рта.