В устах профессора Бикельмана это прозвучало несколько вычурно и пышновато, но вполне соответствовало истине. Много лет Урсула преданно ухаживала за своей парализованной теткой, буквально выходила младшего братишку, заболевшего полиомиелитом, воспитала его и вывела в люди. Теперь он работал, кажется, экономистом где-то в большом поместье за Фрибуром, счастливо женился, сам уже имел сына и буквально боготворил старшую сестру. С ними там жила и старушка мать, которую Урсула нежно любила.

И медицинской сестрой Урсула была идеальной — заботливой, внимательной, нежной, несмотря на свой несколько холодноватый и строгий вид. По-моему, никакой личной жизни у нее действительно не было, разве только иногда сходят в кино на какую-нибудь трогательную любовную мелодраму одна или с подругой.

Был у нее еще очень славный дар: внимательно слушать всех, кто испытывал нужду выговориться, — знаю это по себе.

Мы тогда с мужем только что переехали в Цюрих с юга, с Лазурного берега, раньше жили в Монтрё. Было одиноко без старых друзей и знакомых и непривычно слышать вокруг вместо родного французского немецкий язык, да еще не тот, какому нас учили в гимназии, а местный диалект — «щвицертютш». И тут еще сразу после переезда заболел сынишка…

Урсула мне очень тогда помогла. Она всегда была готова всем прийти на помощь. Морис даже заинтересовался ею, можно сказать, как специалист.

— У нее весьма повышенная доминанта на других людей, — несколько раз говорил он мне. — Очень любопытный характер для нас, психологов.

А для меня, хотя мужу этого я, конечно, не говорила, а то бы он высмеял мои «идеалистические пережитки», Урсула была прямо живым воплощением святой, в честь которой ей дали имя. И эта святая — убийца?!

Сама такая мысль казалась мне настолько чудовищной, что я от негодования долго не могла уснуть, хотя и наглоталась снотворного.

Комиссар Тренер поможет, успокаивала я себя. Конечно, он быстро во всем разберется, и бедную Урсулу завтра же освободят. Но все равно каково ей пережить все это!

Жан-Поль Тренер был старым опытным комиссаром здешней кантональной полиции. Морис несколько раз помогал ему советами, когда дело касалось тонкостей психологии и психиатрии или расследования всяких мошеннических проделок, и они подружились.

Муж уважал комиссара за порядочность, глубокий ум и знание жизни, за остроумие и наблюдательность, порой поражавшую даже его, специалиста-психолога.

А комиссар так высоко ценил знания и помощь Мориса, что даже добился, чтобы для него при кантональном суде специально завели новую должность консультанта-психолога.

Мне Жан-Поль тоже нравился — высокий, всегда спокойный, неторопливый в движениях, даже немножко флегматичный, с фигурой располневшего циркового борца и очень внимательными, живыми глазами, весь какой-то прочный и крепкий. Старомодными седеющими усами и сверкающей лысиной, всем своим видом и повадками он напоминал преуспевающего дельца, любителя выпить и вкусно поесть. Это Тренер действительно любил, в остальном же его добродушно-обывательский вид был обманчив.

Наутро, сразу после завтрака, муж уехал в полицейское управление. Можете представить, с каким нетерпением я его ждала. Но вернулся он мрачнее тучи.

— Я говорил с Тренером, он тут же вызвал обер-лейтенанта, ведущего расследование, и мы вместе посмотрели все материалы. Все против нее. Вскрытие показало, что Урсула ввела старухе огромную дозу морфина — раза в три-четыре больше заведомо смертельной. И тут же спохватилась, сама вызвала врача, и тот без труда установил отравление морфином по классическому симптому — суженным буквально до размеров булавочной головки зрачкам. Так что причина смерти несомненна.

— А как объясняет Урсула свою ошибку?

— В том-то и беда, что она ничего не может объяснить. На все вопросы следователя лишь повторяет: «Сама не понимаю, как это произошло».

— А может, кто-то убил старуху, а все подстроил так, чтобы подозрение пало на Урсулу?

— Начиталась ты детективных романов, — покачал головой муж. — Впрочем, Тренер обсудил со следователем и такую версию. Но она отпадает. Единственный, кому была бы выгодна смерть старухи, ее племянник и наследник Альфред Бромбах. Он какой-то инженер, но, кажется, больше увлекается спортом, автомобильными гонками. У тетки он был в последний раз десять дней назад. Она дала ему денег, и племянник уехал отдыхать в Ниццу. И все время оставался там, прилетел только позавчера, вызванный телеграммой о смерти старухи. Так что у него абсолютное алиби.

— Но, может, он кого подослал?

— Никто посторонний в эти дни в доме старухи, а тем более в ее комнатах не был, это тоже проверено. За ней ухаживали горничная с безупречной репутацией, давно живущая в доме, и Урсула. А в момент смерти и горничной не было, со старухой оставалась одна Урсула. Да она и не отрицает, что сделала укол, только не может объяснить, как ошиблась в дозе.

— Ужасно, — прошептала я. — Какой удар для нее! И неужели ей нельзя никак помочь?

— Все, чего я пока добился, — Тренер сам взялся вести ее дело. Это уже хорошо. Уж он постарается быть предельно справедливым, ты его знаешь.

Конечно, ни одна газета не могла пройти мимо такой сенсации. «Коварное убийство или несчастный случай?» — вопрошали заголовки огромными буквами. Имя бедной Урсулы склонялось на все лады, высказывались самые чудовищные слухи и предположения. Читать это было невыносимо.

Все газеты, разумеется, печатали и фотографии Альфреда Бромбаха, кому при таких загадочных и драматических обстоятельствах буквально свалилось на голову миллионное наследство. Он не представлял ничего интересного, выдающегося: узкое, незапоминающееся лицо с безвольным подбородком, который не могла скрыть реденькая растрепанная бородка, маленькие усики под длинным, уныло свисающим носом — точно размазанная ненароком сажа. Он обожал сниматься в пестрых, крикливых спортивных курточках и пиджачках возле роскошных автомобилей, и вид у него на всех фотографиях был самодовольно-сытый, словно он только что очень вкусно поел. Через день Тренер позвонил Морису и попросил его приехать в тюрьму уже как консультанта и побеседовать с несчастной Урсулой, проверить, нормальна ли она.

— Это было нелегкое свидание, Кло, — рассказал мне, вернувшись, муж. — И она себя чувствовала передо мной страшно неудобно, и я, конечно.

— А как она держится?

— Довольно спокойна, выглядит как обычно. Держит себя в руках. Вполне нормальна и, к сожалению, полностью вменяема.

— Но как-то все же пытается объяснить свою ошибку?

— Никак не может объяснить. Твердит одно: что не понимает сама, как это вышло. И я не могу понять, хотя ради этого, собственно, Тренер меня и приглашал. Ему тоже кажется невероятным, чтобы такая опытная, внимательная и аккуратная сестра могла так ошибиться. Нелегко ей придется на суде.

— Ее будут судить?!

— Наверняка. История-то уж больно кляузная. К тому же старуха, оказывается, помянула и ее в завещании. Оставила ей десять тысяч франков за образцовый уход и заботливость. Теперь это только вредит Урсуле, становится дополнительной уликой против нее. Конечно, прокурор за это ухватится: дескать, у нее была корыстная цель ускорить кончину старухи. Н-да, не повезло ей, чертовски не повезло. Впрочем, от подобных ошибок никто не застрахован, особенно если человек устал. Удастся ли только убедить в этом суд?

— Выступи на суде экспертом.

— Непременно бы, но я, к сожалению, не имею права. Во-первых, был знаком с Урсулой раньше. А во-вторых, я же теперь вроде сам судейский чиновник, официальный консультант. Но мы, конечно, постараемся с Тренером подобрать хорошего эксперта-психолога, чтобы он убедил суд: подобные ошибки возможны даже у опытных медиков. К сожалению, это единственное, что мы, пожалуй, можем сделать.