Глава 9

Утром меня знобило, болела голова, а голос стал сиплым. Общая слабость была такой, что я даже на построение дополз с немалым трудом. Я держался и делал вид, что здоров. Даже думал пойти на завтрак, но к концу построения меня трясло, а пот, несмотря на озноб, градом катился по лицу. Моё состояние заметили. Пятнадцатая как-то странно посмотрела и пошла в администрацию, а Хохо подрядил Ножа и Хитрого довести меня до комнаты. Дошел я сам, но за сопровождение был благодарен. Уже у себя в комнате я улёгся на кровать, накрылся одеялом и практически мгновенно уснул.

Сквозь горячечный бред мне виделись ребята из десятка: Пятнадцатая, которая что-то выговаривала мне и требовала выпить пузырек, Ладна, сидевшая у кровати, Хохо, говоривший, чтобы я не волновался и что на рынок мы пойдем позже. Стоило открыть глаза – и в ушах слышалось назойливое жужжание, а комната плыла в такт сердцебиению. Под вечер бред достиг своего пика – я видел Пузо, читавшего книгу рядом с моей кроватью. Мечтательно смотрящего на звезды Ножа, а под утро мне приснилось, что ко мне пришла Пятнадцатая, лежит рядом и обнимает.

Утром я проснулся весь мокрый от пота и слабый, но, по ощущениям, здоровый. На стуле сидела Зенка и дремала. На столе лежал приличных размеров кусок хлеба и кружка с водой. Стоило мне пошевелиться, как девушка открыла глаза.

- Проснулся? – сонно спросила она.

- Да, сколько… сколько?

- Вчера утром уснул, так и бредил весь день, – ответила Зенка. – Как твое самочувствие?

- Лучше… гораздо лучше.

- Ну я тогда пойду посплю, – сказала она, – а то меня под утро подняли и отправили с тобой посидеть.

- Вы что, у меня тут дежурили? – не понял я.

- Ага, Пятнадцатая ходила к лекарю. Сказала, чтобы следили за состоянием. Если станет хуже – чтобы тащили в лекарню.

- Ясно, спасибо, – я не нашелся, что ещё спросить. Хотя вот ничего мне не было ясно: Пятнадцатая обо мне позаботилась? Вредная, гордая и самовлюбленная?

- Всё, я пошла, – Зенка поднялась со стула и пошла к двери, на ходу раздавая ценные указания. – Ты поешь. Мы вчера полдня работали, а рынок на день перенесли. До гонга ещё час есть – можешь даже вздремнуть. Если на построение не сможешь – подползи к кому-нибудь из наших.

- Смогу. Спасибо, Зенка, иди уже спать.

- Ага. Я пошла.

Девушка скрылась за дверью, а я сел на кровати – ну, конечно, кто-то меня все-таки раздел. Впрочем, если бы не раздели, я всё равно остался бы недоволен. Закутавшись в одеяло, я съел хлеб, выпил содержимое кружки (это оказался компот, а не вода) и, чувствуя тяжесть в желудке, задремал. А с гонгом ко мне зашла Пятнадцатая. Поскольку она решила постучаться, я ожидал кого угодно, но только не её – обычно десятник заходила ко мне без стука и стеснения, к чему я уже привык.

- Ты пришел в себя? – спросила она, помолчав и глядя, как я одеваюсь.

- Пришел.

Я заставил себя посмотреть в глаза Пятнадцатой спокойно, хотя слов у меня было в этот раз много. Ну да, память даже услужливо подсказала, что «дурное дело – нехитрое». Наговорить гадости я могу, только это будут именно гадости.

- А ты? – это я гадостью не считал.

К счастью, Пятнадцатая тоже не считала. Она улыбнулась и кивнула.

- Пойдешь на рынок? Я смогла перенести на день.

- Побегу, – не то что бы мне хотелось идти на рынок. Я бы ещё пару дней отлежался, но ей-то будет приятно.

Пятнадцатая продолжала стоять, молча глядя на меня. Судя по всему, решила проследить, как я дойду. Ну а то, что ей надо следить за построением всего десятка – в этот раз принесла на алтарь совести.

- Беги на построение, – не выдержал я. – Я туда ещё долго буду ползти, а тебе там первой надо быть.

Облегчение на лице десятника можно было заметить даже с закрытыми глазами. Она хлопнула меня по плечу и вылетела из комнаты. А я с чистой совестью мученика за правое дело пришёл на построение в самый последний момент.

- У нас есть 600 ули, 4 более или менее одетых бойца… и 6 почти голых, – мы сидели в очередном классе, а Пятнадцатая расхаживала перед нами. – Я бы с удовольствием выделила бы по сотне ули на каждого неодетого, но надо всех усилить. Есть ещё месячное жалование…

Разочарованное «уууу!» пронеслось по нашему десятку.

- … и в него тоже придётся залезть! – грозно закончила девушка.

Мне было в этом вопросе легче, потому что я с самого начала знал, что грозит моему первому жалованию. Собственно, из всего десятка только я и Кривой не поддержали разочарованных выкриков.

- Зря, девочки-мальчики, – вставил своё веское слово Кривой. – В Пуще будет страшная бойня – там год никто не чистил лес. Это не по городу ходить и не кладбище топтать. В Пуще всё будет серьезно.

- Спасибо! – кивнула ему Пятнадцатая. – Я тоже думаю, что там будет плохо. Ребята, правда, лучше сейчас расстаться с частью жалования, чем остаться в Пуще. Даже если мы там и не возьмем большую добычу – но будем живы… Это ведь важно!

- Ну так-то да, – кивнул Нож. Мне показалось, он хотел сказать что-то ещё, но промолчал.

- Давайте сегодня на рынке вооружимся нормально, – продолжила десятник. – Чтобы нормальная защита и на руки, и на ноги была. И копья всем возьмём хорошие. И хороший кинжал или пехотный меч Ножу возьмём. Я…

Пятнадцатая мельком взглянула на меня.

- Я всё ещё очень надеюсь взять добычу и вывести в нори как можно больше, – она замолчала, собираясь с силами, и продолжила. – Но может быть и так, что нам не повезет. Мы снова останемся ааори. Но мы сможем тогда перейти всем десятком в нори на следующий год – или осенью. Главное – протянуть эти полгода, да?

- Я жадная, но я согласна! Особенно на защиту ног! – поспешно согласилась Ладна, вызвав дружный хохот. – Ноги – это важно!

- Тогда сейчас мы все идём, берём своё жалованье и приходим к администрации. И одеваемся почище, всё-таки в город выходим, – распорядилась Пятнадцатая, определив, что весь десяток согласен с её позицией. – Время на сборы – час!

Мы встали и пошли в казарму. Девушки побежали, а я – побрёл. Голова слегка побаливала, чувствовалась лёгкая слабость. Завтрак сегодня был мною съеден в двойном размере. Я даже денег не пожалел. Так что теперь хотелось спать, и совсем не хотелось никуда идти. Пятнадцатая дождалась меня и пристроилась рядом, приноравливаясь к темпу. После минутного молчания я решил его прервать.

- Надо было горошину продать. Сейчас бы денег на все хватило.

- Нет, – Пятнадцатая покачала головой. – Ты не понимаешь просто…

- Почему? Понимаю, – возразил я. – Я её съел и не почувствовал никаких изменений. А если бы мы её сдали – то я бы изменения почувствовал. Несколько сотен ули, как-никак.

- Ну ладно, – покладисто согласилась Пятнадцатая и опять замолчала.

Мы прошли в тишине ещё шагов сто, и я снова решил прервать молчание.

- Пятнадцатая…

- Шрам, чтоб тебя! – взорвалась девушка. – Я иду и пытаюсь придумать, как сказать тебе спасибо и извиниться. А ты мне сосредоточиться не даёшь.

- Ну всё, сказала уже, – я улыбнулся.

- Шрам, ты достал уже, – Пятнадцатая засмеялась. – Надо же быть серьёзнее, да?

В её голосе было столько надежды, что я не смог её разочаровать. Признался, что да – надо бы. И в знак серьезности её извинений и благодарностей потребовал открыть самую её страшную тайну. В ответ получил шутливый подзатыльник и лишился компании. Сам виноват.

Выдвинулись на рынок мы пешком. Ветераны и Пятнадцатая тащили на себе мешки со снаряжением. К счастью, до рыночной площади идти было недалеко, и никто не спешил – мне удалось приноровиться к скорости отряда. Выход в город оказался той ещё задачей. Мы шли группой, а вокруг были – только аори. Каждый мог обратиться к нам, а мы обязаны были соблюдать правила поведения: кланяться подобающим образом, пялиться в землю и помогать. Меня лично успокаивало только то, что я помнил мурло с кладбища – и, если попадался особо противный местный, представлял, как это самое мурло утягивает его под землю.

Удивительно, но особой популярностью мы пользовались почему-то у пожилых людей, которые считали, что нам некуда торопиться. Одна старушка 20 минут вещала нам о том, как в её времена было хорошо, а в эти – плохо. А мы даже не могли развернуться и уйти. Спас нас какой-то мужчина, отвлекший её разговором, и мы с благодарностью сбежали. Всё время выхода Пятнадцатая была напряжена как струна, и это можно было понять. В конце концов, именно она несла за нас ответственность в этом нелёгком походе за три квартала.

В целом всё прошло без происшествий: до рынка мы добрались, никого не оскорбив, не задев и не обидев. Пятнадцатая привела нас к одному из нарядных павильонов, на которые я смотрел из повозки, и нырнула в боковую дверцу.

- Всё, можно чуть-чуть выдохнуть, – сказала она, когда мы оказались внутри и освободили проход. Впереди шёл широкий коридор длиной во весь павильон. Точнее, это был проход, потому что потолка не было – от яркого солнца и неба нас ничего не защищало. Зато по обеим сторонам прохода на два этажа шли лавки торговцев.

- Это павильон вэри? – уточнил Хохо.

- Да, местные сюда почти не ходят, – подтвердила Пятнадцатая. – А вэри всех этих расшаркиваний не требуют. Разве что сильно не в духе окажутся.

- Я думала, что эту старушку удавлю, – тихо проговорила Зенка, вызвав смешки.

- Тихо ты, – оборвала её Пятнадцатая. – Никогда не говори такого на людях. Ну что, пошли за покупками?

И мы пошли. Бывшие вэри и в самом деле относились к нам иначе. Они нас воспринимали как детей. Да, детей подросших, на которых взвалили ответственность. Детей, у которых нет родителей, а глаза горят не на сладости и игрушки, а на опасное взрослое оружие. Детей, за плечами которых хранился опыт ещё одной жизни. Но всё-таки – детей. И поэтому нам помогали с выбором и покупкой, а не с искуплением неизвестных грехов, за которые наши души отправлены были в Земли Боли.

Приценивались мы долго. Чтобы никого не обделить, Пятнадцатая и Хохо пытались просчитать набор оружия, которого хватило бы на всех. Отдельно взяли меч для Ножа и боевой топор для Кривого. Оставшиеся 500 ули стали использовать в расчетах. Сложность подсчётов состояла в том, что на свою добычу мы могли купить снаряжение лучше, чем у ветеранов нашего десятка, а уже имевшееся – можно было продать. Разве что у Пятнадцатой ничего не нужно было менять.