- О чём это ты? – не понял я.

- Ну, ты решился зайти ко мне с вещами! – пояснила Ладна, улыбаясь.

- А-а-а, ну если меня возьмут на рынок, я хотя бы в чистом и целом пойду, – пояснил я и сразу уточнил: – Если, конечно, ты успеешь.

- За день? Успею, – успокоила меня Ладна. – А почему тебя не должны взять на рынок? Только потому, что ты во вчерашний день решимости как настоящий герой высказал что-то нашему суровому десятнику?

«Кажется, надо мной издеваются», – догадался я, заметив, что Ладна уже смеется. Настроение стало ещё хуже.

- Так, я тогда пойду. Спасибо…

- Да стой ты, – не переставая смеяться, Ладна преградила мне дорогу, а попытки обойти пресекла объятиями. Очень-очень тесными объятиями. Мне стало жарко.

- Тебе никто не говорил, что девушки падки на героев? – промурлыкала она мне на ухо, которое спустя секунду слегка прикусила. – Ты же продержался весь «третий день», да? Ну вот и не спеши уходить…

За эту ночь я вспомнил, что простые движения, которые вспомнили в школе все нерождённые – это только вершина айсберга в подобных занятиях. А если подойти к процессу с фантазией, да ещё и помноженной на опыт, то можно вообще не спать. У Ладны и с опытом, и с фантазией всё было прекрасно. Уснули мы очень и очень поздно.

Ладна выпихнула меня из комнаты ещё до гонга. Сначала она ещё каким-то чудом проснулась сама, разбудила меня, заставила одеться – и только потом спровадила в коридор. Досыпать у себя в комнате оставшиеся полчаса я так и не решился. Поэтому просто отправился на улицу дожидаться построения. Мне было о чём подумать.

Оказывается, вонючая жидкость, в которой купают каждый день в школе нерожденных – это та ещё дрянь. Она успешно глушила порывы молодых организмов, удаляла растительность и выводила возможных паразитов. Но попутно она ещё и делала нас стерильными. Не навсегда, но лет на пять – точно. А вот когда в жидкости купаться переставали – начинался «откат». Сначала возвращалось влечение к противоположному полу и бодрость. Затем начинали расти волосы. У меня расти начали пока только на голове, но это – пока.

Завести детей тоже со временем будет можно. Но как? Я уже давно по оговоркам понял, что ни ааори, ни нори стараются постоянных пар не заводить. Слишком высока смертность до того момента, пока не «искупишь свои прегрешения». Это там, получив имя и прощение, можно задуматься о семье и детях. А если детей не заводить – то зачем семья? Временные союзы среди ааори – и одиночество среди нори. Почему? Потому что многие нори шли к этому статусу лет по пять, и они просто боятся, что стерильность уже пропала. Есть те даже, кто заново проходит стерилизацию. А есть те, кто тратит немалые деньги на контрацепцию алхимией (а другой – нет), но большинство просто рвётся в вэри, чтобы получить свободу.

С Ладной мы были вместе всего на одну ночь – девушка сама мне об этом сказала. Если и окажемся ещё когда-нибудь вместе, то уж точно не завтра и не послезавтра. Отчасти она воспользовалась мной, а я – ей. Память подсказывала, что так не очень правильно – но поделать я всё равно ничего не мог. Я и сам не рвался – а вдруг привыкну, полюблю? Опять же, мысль о том, что в одну девушку я уже влюбился – ещё в школе нерожденных – а она меня предала, не позволяла мне доверять подобным отношениям.

А ещё мне очень нужно было увидеть себя и эту проклятую мудрость. Сражение с мурлом достаточно хорошо показало, что будет, если мне придется встретиться с другими тварями мудрости. Даже случайное столкновение со слабой нежитью чуть не обернулось катастрофой. Моя драка с мурлом больше напоминала возню в грязи, чем бой. Оно хотело сожрать Ладну, поэтому меня даже не пыталось поначалу бить. А что если бы сразу после первого оглушения эта тварь взялась за меня? Ответ был очевиден – я остался бы на кладбище. И я, и Ладна, и другие ребята. Потому что Пятнадцатая всё-таки добилась того, что своих мы не бросаем.

Гонг прозвучал неожиданно – я увлёкся собственными мыслями и перестал следить за тем, что происходит вокруг. Это тоже плохо, но мне очень нужно было подумать и разложить всё по полочкам. Тем более Пятнадцатая мне в этот раз не помешает, раз она обижена. Но теперь на медитацию у меня осталось совсем мало времени.

Оставшийся день тянулся непередаваемо долго. Наш десяток был брошен на одну из самых неприятных работ – расчистку отхожего места. Я не брезгливый, но эта та ещё работенка. А мстительная Пятнадцатая определила меня в «виночерпии» – как называли это ааори. Я стоял над ямой, получал ведра, зачёрпывал и передавал остальным. Все остальные скоренько бежали до свежевскопанной ямы и выливали всё туда.

Но я – хороший боец, ага! Держался и не роптал. Ну хочет десятник на меня дуться – это её проблемы. Пусть сначала найдёт, в чём я был не прав.

- Как ты там, великолепный говночерпий? – смеясь, спросил Хохо, подбегая к краю ямы и протягивая мне ведро.

- Стоек! – сказал я и закашлялся. – Главное, теряя сознание, не падать туда!

И я пафосно ткнул пальцем в яму.

- Захлебнуться в дерьме, что может быть хуже? – скривился подошедший Нож.

- Выжить после этого? – предположил я, отдавая ведро Хохо и принимая ведро Ножа.

И вот так полдня. Единственный, кто надо мной не подшучивал – была Пятнадцатая. Она была серьезна и сосредоточена, как будто ничего важнее в жизни ей делать не приходилось. Последнее ведро я мстительно наполнил ей до самых краев и, передавая, состроил вредную рожу. И конечно же – сам на себя и пролил.

Перед обедом пришлось отправиться в термы. Одежду я сменить не мог, просто потому что было не на что. Так что есть я пошел в последние полчаса перед закрытием, когда в столовой уже никого почти и не было. А те, кто был – старались держать от меня дистанцию. Гады брезгливые!

После обеда пытка продолжилась. Вообще-то даже самые отмороженные десятники дважды одного и того же бойца на «виночерпия» не ставили – это Хохо сказал, но Пятнадцатая его только строгим взглядом смерила. К концу дня меня уже мутило так, что поужинать я не смог. От остатков обеда мой желудок избавился, как только я вылез из ямы. Идти я тоже не мог – и без сил опустился на траву неподалеку. К счастью, через некоторое время за мной пришли Ладна, Кривой и Хохо.

- Вот он! – увидев меня, обрадовался Кривой.

- Шрам, ты живой? – Ладна подбежала ко мне.

- Да куда я денусь? – спросил я. – Мутит, конечно…

- Конечно, мутит. Любого мутило бы, – Хохо вытащил из-за пояса пузырек. – Держи, персонально от лекаря. Пей до дна.

- Я не смогу. Меня вырвет, – честно признался я.

- Ну, тогда подготовься и пей, – Хохо вздохнул, пристраиваясь рядом. – Вот что ты ей наговорил, что она на тебя так взъелась?

- Правду, – долго рассказывать я не хотел и не мог. В горле першило, глаза болели от яркого света, да и тошнота ещё не отпустила. Лишнее слово было пыткой.

- Худший вариант, – заметил Кривой.

- Дура гордая, – буркнула Ладна.

Через несколько минут я всё-таки смог влить в себя содержимое пузырька и удержать в себе. Ещё через двадцать минут дошел до термов, где долго и с наслаждением мылся, стирал одежду и сох. Чистую, сухую и заштопанную одежду мне потом занес Хохо. А вот выспаться мне не удалось – в своей комнате я потерял сознание и полночи провалялся на полу.