Глава 3

- Новенький, подъём! – я открыл глаза и увидел всё те же длинные каштановые волосы. Правда, ещё были смеющиеся карие глаза, острый нос и упрямые складочки рядом с губами. – Хорош спать!

- Я… это… – я начал подниматься, собираясь вылезти из телеги, но никакой телеги не обнаружил. Я лежал на кушетке (на ней был даже матрас), под одеялом и совершенно голый. На ранах, полученных во время Порки – повязки. Кушетка вместе со мной находилась в маленькой комнатушке, отгороженной какой-то плетеной дверью.

- Ты… это, – баском передразнила девушка, – сутки уже спишь. Имя не ждёт! Вставай, ааори!

- Мне бы одеться, – смущенно ответил я.

Девушка фыркнула, указала на стул рядом с кушеткой, где сложена одежда, и вышла из комнаты. Через плетень двери я с трудом расслышал бормотание: «Какие мы стеснительные». Я быстро оделся: кожаные штаны, простая рубаха из плотной ткани – но лучше той, в которой я отправился на Порку. Через несколько мгновений, уже одетый, я вышел из комнаты. Девушка, наклонив голову, рассмотрела меня и снова фыркнула.

- Что не так? – не понял я.

- Сапоги у изножья кровати, пояс на спинке стула, – пояснила она.

Я почувствовал, как кровь приливает к щекам, но нашел в себе силы пожать плечами, улыбнуться и юркнуть назад. В этот раз девушка зашла следом и помогла одеться. Рубаху под пояс, а штаны через прорези в рубахе цепляются к поясу.

- Так, новенький, – она критически оглядела меня. – Я – Пятнадцатая, десятник.

Я вспомнил, чему нас учили, и отвесил ей полупоклон, кляня себя за невнимательность. Брошь с номером у нее на вороте отлично видна, как и кинжал на поясе – такие только десятникам полагаются.

- Оставь эту гадость с поклонами и прочим, – Пятнадцатая поморщилась. – Слушай сюда. Всякие поклоны и приседания ты выполняешь только тогда, когда требуют. В остальное время – ты солдат! Я не знаю, кто придумал все эти обращения и расшаркивания, но чтобы больше – никогда. Понял?

Я кивнул.

- Неверно! Если всё понял – бьёшь себя кулаком по левой сиське и орешь: «Да, мать твою!».

Я в точности выполнил инструкции, и Пятнадцатая начала совершенно бессовестно хохотать. Из соседней комнаты выглянул паренек постарше.

- Пятнадцатая, ты чего тут?

- Сгинь отседова, – ответила девушка, погрозив парню кулаком, но смеяться прекратила. Тот с ухмылкой исчез. – Так, а теперь серьезно. Никаких «матерей», да и прочего не нужно. Приложил кулак к левой стороне груди – показал, что всё понял.

- Ну вот и зачем ты? – не выдержал я.

- Да ты бы видел свою рожу, когда орал, – Пятнадцатая снова рассмеялась, но быстро успокоилась. – Ладно, новенький, пошли. Как тебя в школе нерожденных звали?

- Друг, – ответил я, вызвав очередной приступ смеха.

Ее привычка хохотать надо мной вызывает жгучую обиду. Но меня сейчас расстраивает всё – особенно когда я вспомнил про «друзей» и «подруг». От этих гадких мыслей стало ещё хуже.

- Друг, упасть не встать! – Пятнадцатая взяла себя в руки и покачала головой. – Сколько фантазии-то. Просто великолепно!

- Что смешного? Там таких друзей хоть попой жуй, – мне и смешно, и обидно. Веселье Пятнадцатой настолько заразительно, насколько же и вызывает досаду на собственное незнание. А девушка снова начала смеяться. Да что с ней не так? Разве можно столько смеяться?

- Как ты сказал? Хоть «попой жуй»? Восторг! – Пятнадцатая успокоилась и, будто почувствовав моё состояние, положила руку на плечо. – Отличная фраза, новенький! Не тушуйся. Я смеюсь, потому что оригинальностью имена не блещут. Нам тут тоже не очень удобно. В мой десяток только с вашего выпуска два друга прилетело, один приятель и одна подруга. И это всё твой отряд. Только мелкая девочка с нормальным прозвищем.

- И как её зовут? – поинтересовался я. – А высокая – это подруга?

- Теперь высокая – Лись, – наставительно сказала Пятнадцатая. – Есть тут рыбёха длинная и тощая такая. А мелкая как была Зенкой, так мы её и оставили. С такими-то лупёшками. Приятеля назвали Мысем – у него морда узкая, подойдёт. Друга – Пузом, где только отъел?

Мы доходим до конца коридора и ныряем в проём, за которым начинается винтовая лестница.

- Самому интересно было, – кивнул я. – А меня как назвали?

- Никак пока не назвали. Эти красавчики сразу очнулись, а тебя лекарь на ноги ставил. Где тебя так покусать успели?

- Да был бой. Я отходил последним, прикрывал. Вот и цапнули, – пояснил я, вспомнив оборону пандуса.

- Понятно, – Пятнадцатая посмотрела на меня, ткнула неожиданно меня в левую щеку пальцем, и её прикосновение отдало болью. – Всё равно ты будешь Шрамом!

Я провел рукой по щеке – и обнаружил засохшую корку крови и какие-то нити.

- Да не трогай ты! – одернула меня Пятнадцатая. – Там тебе щеку глубоко порвало, а лекарь зашил. Будет шрам длинный. Обычно шрамы у нас не появляются: целебная мазь хорошо заживляет, да и лицо мы стараемся беречь. А вот тебе сразу во время Порки поставили. Была бы мазь – всё бы затянулось без следов за день. А так – через пару дней корка слезет, и останется шрам.

- Какая мазь? Которую в школе давали? – спросил я, но Пятнадцатая махнула рукой.

- Закрываем тему. Я голодная, ты – вообще на грани истощения. Сначала еда, потом объяснения.

- А кто будет объяснять? – поинтересовался я.

- Я буду объяснять. Закончили вопросы!

Я благоразумно, надеюсь, заткнулся. Мы шли по коридору, где постоянно ходили другие ааори и промелькнул даже один мудрец. В конце коридора было ответвление и большая зала. Столы и скамьи в центре – по краям две стойки с едой. Все вновь пришедшие шли вдоль стойки, где последовательно получали блюда на свой поднос. В конце стойки сидели работники столовой и чем-то обменивались с ааори. Наверно, деньги брали?

Пятнадцатая потащила меня к одной из стоек и заняла очередь.

- Так… Всем говоришь, что тебе базовый набор! – сказала она мне. – Если что-то захочешь отдельно, я возьму.

Я кивнул. Очередь сдвинулась, и я не удержался от вопроса.

- А если не базовый брать, надо там что-то отдать? – я указал в самое начало очереди.

- Надо – деньги! Но у тебя денег нет, – ответила Пятнадцатая, удивленно на меня взглянув, – а жалование будет только через пять дней. И ты свое всё равно потратишь на снаряжение. Ещё и занимать будешь.

Я как благоразумный молодой человек последовательно на каждый вопрос работников столовой отвечал «базовый». И, надо сказать, остался доволен и базовым. После похлебки в школе нерожденных овощное рагу, кусок мяса, жидкий бульон и водянистый компот были верхом кулинарии. Ели молча. Глядя на меня, Пятнадцатая не удержалась и всучила одну из двух купленных булочек.

- Уже полтора года задаюсь вопросом, почему нас в школе не кормят, – вздохнула она. – Ешь-ешь.

Как это всё необычно звучало – «задаюсь вопросом», «жалованье». Слова были и знакомыми, и незнакомыми в то же самое время. Смысл я улавливал, но с огромным трудом. А тут ещё и сытый желудок затребовал прекратить размышления – и я вообще перестал соображать. Оценив мое состояние, Пятнадцатая потащила меня на свежий воздух.

Казармы ааори, как она объяснила мне по пути, состояли из основного корпуса, откуда мы вышли, трех складских корпусов и здания администрации. Посреди всего этого великолепия лежала спортивная площадка и плац одновременно. Хотя внутри основного корпуса были тренировочные залы – и тренировались бойцы чаще там, чем на плацу. Но тренировки были делом почти добровольным. А вот назначенные работы для всего десятка (подмести участок, порубить дрова, потаскать тяжести) – обязательными.

Покинув основной корпус, мы вышли прямо к углу строения. Налево уходили приземистые трёхэтажные бараки складских помещений. Напротив, за плацем, высилась громада административного здания с высокой остроконечной башней посередине.

Пятнадцатая потащила меня направо, где виднелись высаженные между казармой и плацем невысокие деревца, покрытые молодой листвой. Ветер трепал одежду, а мой взгляд постоянно возвращался к яркому голубому небу, по которому неторопливо плыли пушистые облака. Пятнадцатая даже вошла в моё положение и не стала сильно торопить. Вдоль всей стены под деревьями стояли скамейки. Сев на одну из них, уже нельзя было расслышать, о чём говорят на соседней. Выбрав свободную, Пятнадцатая заняла её и рукой показала мне садиться рядом. Я сел и замолчал.

- И чего ты молчишь? – поинтересовалась Пятнадцатая. – До еды же не затыкался.

Я пожал плечами. Вопросов и в самом деле было очень много, но вычленить в ворохе самое главное не получалось.

- Ладно. Давай ты просто начнешь с чего-нибудь. Что тебя вот прямо сейчас волнует? – предложила Пятнадцатая.

- Здесь всегда так холодно? – спросил я.

- Нет, – Пятнадцатая засмеялась. – Умора какая! Шрам, ты достал уже шутить.

- Я серьёзно, – возразил я, но тоже улыбнулся. Зараза всё-таки эта Пятнадцатая.

- Ладно, сейчас зима, – ответила девушка. – Потом будет весна, станет тепло-тепло! А потом настанет лето – и станет очень-очень жарко. А осенью снова станет прохладнее, и пойдут дожди. Может быть, к середине зимы выпадет снег. Но потом снова полезет зелень. Здесь тепло. Знакомые говорили, что на севере, за горами, снег лежит по полгода.

- А на юге?

- А на юге – Дикие Земли, – посерьезнела Пятнадцатая. – Когда станем нори, сможем туда отправиться. Там люди не живут, а погода чудит. Обычно там совсем жарко, но бывает, и снег неожиданно пойдет, и ливень обрушится. Те, кто проходил Дикие Земли насквозь, говорили, что потом снова станет как здесь, а потом – холодно. Но это легенды. Никто не ходит так далеко уже много веков.

- А что там вообще делать?

- Как что? Выполнять нашу цель – сдерживать тварей темных и зимних. Воевать с ними, добывать ценные ингредиенты. Ради этого нас приводят в этот мир, Шрам.

- То есть, мы как… как невольники? Кто мы вообще?